Гермина снова замялась, глядя в серьёзные и грустные глаза Ольги. Внезапно яркий румянец разлился по нежному личику хорошенькой актрисы и неожиданные слезы сверкнули в её черных глазах.

— Ты не суди меня слишком строго, Оленька… Ты ведь знаешь моё воспитание и… мою мамашу. Я родилась для того, чтобы доставить ей безбедную старость, и должна была исполнить то, к чему меня готовили с раннего детства. Правда, это не очень весело, особенно, когда приходится любезничать с противным старым Зонненштейном. Но… что ж делать? Тот, кого я могла бы полюбить, для меня недостижим…

— Значит, ты любишь кого-нибудь? — с искренним участием спросила Ольга.

— Как тебе сказать. И да, и нет… Есть на свете человек, — ты его видела в Вене, помнишь, в день нашего первого дебюта…

— Лорд Дженнер, — вскрикнула Ольга, внезапно бледнея.

— Ага! и ты не забыла его, — заметила Герина. — Значит, он и на тебя произвёл впечатление…

— Мне этот красивый англичанин, и особенно его пожилой приятель, внушают страх…

— Страх? — повторила Гермина с недоумением. — Почему?..

— Причину не сумею тебе объяснить, но почему-то мне кажется, что они имеют роковое влияние на мою судьбу. Три раза встретила я их на моей дороге, и каждый раз, вслед за этой встречей, меня постигала неудача… Разрыв с дирекцией Бург-театра ты, конечно, помнишь… То же самое случилось ровно через год, когда меня пригласил директор висбаденского театра, видевший меня в нескольких ролях. Он отказался от своего приглашения под каким-то нелепым предлогом после того, как я увидела этих англичан сидящими в одной ложе с ним. Больше скажу: последний сезон в Базеле я была очень несчастна. В том самом городе, где целый год меня на руках носили, во вторим сезоне газеты принялись критиковать каждый мой шаг, каждое слово. А публика, всегда такая ласковая и милая, стала холодна и равнодушна… И всё это после того, как эти англичане прожили в Базеле три дня проездом во время знаменитого базельского карнавала. Конечно, все это, может быть, и случай, но какое-то внутреннее чувство говорит мне: «Берегись этих англичан»…

Гермина громко рассмеялась.

— О, русское суеверие! Ах, милочка, можно ли воображать подобные нелепости?! Эти англичане премилые люди и не могут никому принести несчастья.

— Однако и твой контракт с Бург-театром расстроился, несмотря на слово, данное директором.

Гермина сделала презрительную гримаску.

— Ах, милочка, для меня это было отнюдь не несчастьем, а скорей наоборот. Яунер платил мне по 2000 гульденов в месяц, — для начинающей артистки жалованье невиданное. А, кроме того, успех, которого словами не перескажешь… Нет, милочка, тот, первый год, был приятнейшим годом моей жизни.

— А ты не встречалась с этими англичанами?

— Конечно, встречалась, и даже очень часто… Особенно с лордом Дженнером. Он сильно за мной ухаживал, и я была бы не прочь отвечать на его любовь, если бы не… — Гермина запнулась, и яркая краска покрыла её лицо.

— Значит, и с тобою случилось что-нибудь неприятное? — быстро перебила Ольга.

— Как тебе сказать?.. — задумчиво ответила хозяйка. — Ну да, лорд Дженнер мне очень нравился… Но как раз к концу года, когда я уже почти решилась уехать с ним в Америку…

— А?.. Значит, он тебя звал туда же? — быстро спросила Ольга.

— Ну да… Что же тут удивительного? У него большие плантации где-то около Флориды, на каком-то американском острове. Совершенно естественно, что он хотел увезти меня туда, но ему помешали какие-то семейные обстоятельства. Я не совсем хорошо поняла, почему именно он обязан был жениться на какой-то своей испанской кузине, но зато поняла, что делить любимого человека с его законной женой я не в состоянии… Так мы и расстались… Я была очень зла и очень несчастна. Но тут подвернулся мой принц, приехавший из Берлина с каким-то поручением от своего дяди, императора. Он стал за мной ухаживать, и назло моему лорду, который осмелился приехать в Вену со своей молодой супругой, я согласилась последовать за принцем в Берлин… Он-то и устроил мне ангажемент в Резиденц-театре… Когда же за мной стал ухаживать богатейший банкир Берлина, то мой лорд и подавно должен был взбеситься. Это единственное, что меня утешает в настоящее время. Если бы он женился, то не было бы женщины счастливей меня. Но его жена… Я ведь её видела. Он приезжал с ней в Берлин, и даже к нам в театр привозил. Должно быть, похвастаться захотел. Напрасно. Ни красоты, ни благородства нет в этой испанской «грандессе». Суха, черна… верней, желта как лимон… Рядом с ним она кажется совсем негритенком.

— Знаю. Я видела его в Базеле с какой-то дамой, только не знала, что это его жена, — задумчиво произнесла Ольга. — Они вместе прожили три дня в Базеле, а через неделю я получила предложение от Дренкера присоединиться к американскому турне, устраиваемому знаменитой Гейстингер. Условия предлагались самые выгодные, но не знаю почему, у меня душа не лежит к Америке.

— Я очень охотно поехала бы в Америку, если бы он поехал со мной. Но… так как это невозможно, то я предпочитаю остаться здесь с моим принцем и банкиром. Чего бы ты хотела от жизни, Ольга? — с участливым любопытством спросила Гермина.

— Успеха… Прежде всего, успеха на сцене.

— Но ведь ты же всегда и везде имела успех, Ольга…

— В том-то и горе, что мои успехи какие-то странные. Всегда и повсюду моё первое появление вызывает целую бурю восторгов. Но затем случается что-то непонятное и необычайное. И я вдруг перестаю нравиться тем самым людям, той самой публике, которая меня вчера ещё засыпала цветами. Даже в маленьком Базеле случилось то же самое, и, не скрою, я смертельно боюсь повторения этой старой печальной истории в Берлине.

— Полно, милочка. Я ведь знаю, как ты играешь Гретхен. Берлинцы будут от тебя без ума, — уверенно заметила Гермина.

— Да, в день моего первого дебюта. А там опять что-нибудь случится, и снова мне придется искать другое место, быть может, и другое дело…

Гермина Розен хотела что-то ответить, но дверь внезапно открылась и на пороге показалась достойная мамаша молодой артистки, растолстевшая, обрюзгшая, постаревшая, в богатом, шёлковом платье и с заплывшим лицом, ставшим с годами типично еврейским.

Её появление сразу прекратило задушевную беседу подруг. Начались обычные расспросы, советы и сожаления; пришлось выслушать ещё раз всё то, что так часто слышала и так ненавидела Ольга Бельская в разговорах состарившихся актрис и маменек хорошеньких молодых дочерей.

Едва скрывая своё нетерпение, она просидела ещё минут десять, и затем, наскоро допив чашку кофе, распростилась, пообещав приехать ужинать после представления «Фауста».

— До тех пор я запираюсь, чтобы повторить давно не игранную роль, — объявила она Гермине, провожавшей её через ряд роскошных комнат до передней.

А почтенная мамаша хорошенькой актрисы встретила возвращающуюся дочь характерным возгласом:

— Какая странная особа эта Ольга! Такая красавица и до сих пор в суконных платьях и ни одного бриллианта!.. Удивительно непрактичный народ эти русские… Пожалуйста, не вздумай снова поддаваться её влиянию.