Когда погрузка кончилась, нас снова вывели на рейд. Капитан и секретарь партячейки собрали коммунистов и комсомольцев. Тут-то и открылся секрет нашей неторопливой погрузки.

- Ребята, - обратился к нам капитан, - буржуазное правительство Эстонии приговорило к расстрелу шестерых коммунистов. Местная подпольная партийная организация пытается их спасти. Все подготовлено для побега из тюрьмы, но скрыться в городе очень трудно. Эстонские товарищи обращаются к нам за помощью. Как вы на это смотрите?

- Ясно, поможем, - откликнулись моряки. - Надо выручить друзей.

Оказывается, эстонские коммунисты уже детально разработали план действий. Рыбаки из разных мест бухты на шлюпках подвезут товарищей на рейд. Затем те, уже вплавь, доберутся до "Лауристона" и по якорной цепи поднимутся на палубу. Моряки предложили подготовить для них убежище в трюме среди мешков, оставить там запас еды, сухую одежду.

- Решено? - спросил капитан.

- Все сделаем как надо, - заверили моряки.

Ночью на верхнюю вахту на баке, юте и шкафуте поставили коммунистов и комсомольцев. Конечно, мы были горды, что нам доверили такое ответственное партийное дело.

На счастье, погода выдалась подходящая: ночь темная, моросил дождь.

Все получилось как нельзя лучше. В темноте у борта корабля слышался плеск, тихо звучал пароль, мы помогали товарищу подняться на палубу. И снова наступала тишина, нарушаемая лишь шелестом дождя. Так приняли мы на борт всех шестерых спасенных товарищей.

Утром, когда прибыли эстонские таможенные и портовые власти, трюмы уже были плотно закрыты брезентами. Таможенники осмотрели жилые помещения и кладовые, пожелали нам счастливого пути. Нас снова повел "Ястреб".

Как только мы вышли из территориальных вод Эстонии, эстонские товарищи поднялись из трюма. Тесным кольцом их обступили моряки. Шумные приветствия, дружеские объятия. Среди спасенных был и капитан дальнего плавания, старый коммунист В. Нук - образованный моряк, добрейший, жизнерадостный человек, прекрасный товарищ. Мы сразу прониклись к нему горячей симпатией и часами слушали его рассказы. По прибытии в Петроград он вскоре стал капитаном одного из больших советских пароходов и повел его в далекое плавание.

За островом Родшер поднялась большая попутная волна, барометр сильно упал, подул штормовой западный ветер. Буксир начало сильно дергать. Наконец толстый стальной трос оборвался. Мы с трудом завели его снова. Маленький "Ястреб" качало и заливало. Страшно было на него смотреть. А наш красавец вел себя прекрасно. За островом Гогланд вторично оборвался буксир. Капитан решил больше не заводить его и приказал поставить нижние марсели прямоугольные паруса. Мы ходко, спокойно двинулись со скоростью 7-8 узлов. "Ястреб" еле поспевал, его по-прежнему нещадно бросало из стороны в сторону.

Вот и Кронштадт показался. Мы должны были стать на якорь на Большом рейде. Убрали паруса. Но корабль продолжал идти вперед. Развернуться против ветра нам не хватало места, а отдавать якоря на ходу - рискованно. Пока решали, что делать, мы пролетели Кронштадт и оказались у входных буев Морского канала. А тут тесно и мелко, надо строго выдерживать курс. Чтобы корабль лучше слушался руля, снова поставили нижние марсели и помчались дальше.

В Неве было тише. Убрали паруса, по инерции приблизились к железной стенке порта и отдали оба якоря. Все же порвали не один швартов, пока не обуздали нашего гиганта.

Первый заграничный поход советского корабля в Эстонию благополучно завершился, команда оказалась на высоте, с честью пронесла флаг молодой Страны Советов. В эти дни наш парусник получил название "Товарищ". В 30-х годах он перешел на Черное море и стал учебным кораблем. "Товарищ" погиб во время Великой Отечественной войны от вражеских бомб. Сейчас под этим именем плавает другое, тоже учебное парусное судно, продолжая готовить кадры моряков нашему торговому флоту.

Флот возрождается

Весной 1922 года меня назначили младшим штурманом на линейный корабль "Марат" (бывший "Петропавловск"). Он стоял в Кронштадте.

Иду на пристань. Пароходы из Петрограда в Кронштадт отправлялись дважды в день - утром и вечером. Пассажиров мною, главным образом флотский люд. С трудом втискиваюсь на переполненную палубу.

Старый колесный пароход "Луч", кренясь на борт от тяжести пассажиров, пронзительно прогудел и зашлепал по воде плицами - лопастями своих колес. Двигался он потихоньку, в ветреную погоду путь до Кронштадта занимал более двух часов. (Это не то что сейчас, когда "Метеор" покрывает это расстояние за двадцать минут!)

Протиснувшись на бак, я устроился на каких-то мешках. Огляделся. Вокруг молодые парни в смешанном одеянии - морском и армейском. Среди них выделялись старые матросы, в опрятной, но уже изрядно поношенной морской форме. На ленточках бескозырок поблекшие надписи: "Рюрик", "Россия", "Громобой".

Завязался общий разговор. Большинство моих спутников никогда не видели Кронштадта и сейчас с любопытством всматривались в горизонт, где вырисовывались купол собора и заводские трубы.

По мере приближения к гавани все отчетливее бросалось в глаза царившее там запустение. Застыли у пирсов ржавые, с облупившейся краской громады кораблей. Стоят они заброшенные, без топлива, без света. Промелькнет по палубе человеческая тень, и снова все мертво вокруг.

Но молодежь, окружавшая меня, была полна оптимизма. Для этого были твердые основания. По предложению В.И. Ленина X съезд партии принял решение возродить и укрепить Красный военный флот. К строительству новых кораблей наша страна была еще не подготовлена. Пока восстанавливали старые.

Мы уже знали, что кронштадтский судоремонтный завод начинает работать на полную мощность, что на флот возвращаются опытные моряки, в годы войны ушедшие на сухопутный фронт. Прибывает на флот молодежь, комсомольцы. И сразу принимаются за работу.

Кладбище кораблей оживало. Получив "разрешительную записку", военморы снимали со старых судов оборудование, механизмы - все, что могло пригодиться при ремонте боевых кораблей, намеченных для восстановления.

Я загляделся на высоченного матроса в расстегнутом бушлате и бескозырке, из-под которой выбивались золотистые кудри. Вблизи от нашего парохода пронеслась с хорошим креном небольшая яхточка. Матрос так и засиял.

- Смотри, как идет, красавица! - вырвалось у него.

Я улыбнулся. Сразу видно родственную душу.

- Любите паруса? - спрашиваю.

- Даже во сне снятся.

Разговорились. Матрос Кабицкий оказался главным шкиперским содержателем линкора "Марат". Заядлый парусник. Мы сразу стали друзьями. Узнав, что я назначен на "Марат", Кабицкий обрадовался. Он и проводил меня на линкор.

Сейчас у нас уже не строят таких кораблей. А раньше они считались ядром флота. Линкор поражал своей величиной. Высокие стальные борта, широченная деревянная палуба, в которую вросли могучие башни с двенадцатидюймовыми орудиями. Плавучая крепость. Ее обслуживают сотни людей. Ее приводят в движение машины, по мощности превосходящие электростанцию иного большого города. Внутри этой крепости не только погреба с боеприпасами и жилье для многочисленного экипажа. Здесь и мастерские для ремонта механизмов, обширные лазареты, кухни и столовые, даже своя типография, которая регулярно печатает корабельную газету.

Вахтенный начальник проверил мои документы, записал фамилию в вахтенный журнал и сказал:

- Иди к Шаляпину.

Он указал на широкий люк. Я уже спустился в кормовой коридор, когда меня нагнал Кабицкий. Предупредил:

- Ты смотри не ляпни: "Товарищ Шаляпин". Фамилия командира Вонлярлярский. Он был ранен. Заместо своего горла ему вставили чуть ли не серебряное, но все равно хрипит, говорит почти шепотом. Матросы в шутку прозвали его Шаляпиным - так его все на флоте и зовут теперь. Он знает и почти не обижается. А человек он хороший и командир что надо. Ну, пока...

Кабицкий скрылся. У дверей в каюту командира высился железный денежный ящик, за ним корабельное знамя, у которого застыл часовой.