Петька попытался схитрить, сказал, что в городах больше образованных людей.

— Там можно стать даже космонавтом, — заявил он.

Но тут не смолчал и Коля.

— И чего ты, Петька, врешь? Чего расхвастался? А Маргарита Ивановна тебе не образованная, да? А вертолетчик Вася или Константин Матвеевич? Может, они не сумели выучиться на кого хотели? И про космонавтов не болтай тоже. Если Вася-вертолетчик захочет, так небось полетит на луну раньше, чем ты…

Теперь уже Петька не знал, что сказать, и растерянно молчал.

Вдруг одна из собак, спокойно дремавших у порога, подпрыгнули и, громко залаяв, бросилась к лесу.

— Та! Та! — закричал на нее Лян.

Собака нехотя вернулась, а маленький удэге вышел вперед и, приставив руку козырьком ко лбу, начал всматриваться в кусты.

Сначала ничего видно не было. Но потом на повороте тропы в траве замелькало что-то рыжее.

— Собака, — определил Лян.

— Ага, — подтвердил и Петька. Он тоже поставил ладонь козырьком, прищурился и вдруг узнал: — Ой, Коля! Да это… это ж… Валет!

Коля бросил палку, которой подправлял костер, и присмотрелся:

— А я тебе не говорил? Он же, проклятый, и под землей сыщет.

— И правда. Только как же он через речку?

Валет приближался медленно и устало. Голова его была опущена, язык чуть не волочился по земле, а поврежденный глаз беспрестанно то открывался, то закрывался. Подойдя к хозяину, пес искоса взглянул на него и тут же улегся на землю.

— Явился? — недружелюбно спросил Коля. — Не сиделось дома, да? Или, может, тебя кто увел?

Валет виновато вильнул хвостом и оскалился.

Коля со злостью плюнул в угли и отвернулся. Вдруг Валет приподнялся и залаял. Его тотчас же поддержали остальные собаки.

— Ну, чего разошлись? Зверь там какой, что ли? — выходя вперед, сказал Коля.

— Не зверь. Человек, — объяснил Лян. — Не слышишь разве?

— А чего слышать? Они ж все равно гавкают, что на людей, что на зверя.

— Нет, — сказал Лян, — не все равно.

На фоне кустарника вырисовалась фигура высокого крепкого мужчины. Петька заметил, что на плече у человека ружье, а на руке то ли плащ, то ли пальто.

— Неужто дед? — гадал Коля. — Не похоже… Может, кузнец?.. Тоже нет.

Петька узнал человека первым.

— Чего там гадать? Это ж вожатый, Сережа!

— Сергей? Брось!

— Не брось, а так и есть. Сейчас мне отломится.

— Ага, как раз! Тебя-то ему трогать нельзя. А меня…

Опасливо поддернув штаны, Коля отбежал в сторону и сел за костром. Петька, глядя на друга, сошел с дорожки тоже. Но отгораживаться костром не стал.

Подойдя к избушке, вожатый серьезно, как с равным, поздоровался с Ляном, снял с плеча ружье и, присев к костру, сразу же принялся стаскивать с себя одежду и обувь. Старенькие, уже порядком разбитые сапоги парня были облеплены грязью, рукав рубашки разодран, а шея и лицо изъедены комарами. Петька подумал, что Сережа всю неделю искал их в тайге. Но, к счастью, ошибся.

В тот день, когда мальчишки удрали из села, о Петьке в лагере вспомнили только в обед. Ни тетя Поля, ни ее помощник сказать, куда девался дежурный, не могли. Сережа с Верой подумали, что Луковкин по обыкновению сбежал с деревенскими друзьями и отирается где-нибудь в мастерской или на речке. Но когда мальчишка не вернулся и к полднику, вожатая переполошилась. У Коли дома, куда оно забежала, никого не было. Галя Череватенко о побеге друзей не знала. А другие деревенские мальчишки или девчонки каким-то Луковкиным не интересовались и вовсе.

Перепуганная и заплаканная Вера разыскала Андрюшку.

— Где Коля с Петькой?

Малыш неопределенно махнул рукой.

— Там. На пасеке.

— На какой пасеке? Чего выдумываешь?

Андрюшка исподлобья глянул на вожатую.

— Не веришь — спроси Валета. Он небось сам водил по следам. Умнее тебя.

— Валета? Это собаку-то? Как же я ее спрошу?

— Как хочешь.

Вожатая решила, что малыш плетет вздор, и хотела бежать дальше, но потом все-таки задержалась и допросила его до конца.

— Куда же он тебя водил?

— Туда, куда надо. За конюшню.

— А почему дальше не пошли?

Андрюшка потер кулаком глаза и всхлипнул:

— Речка ж… Утопнешь…

Вера рассказала о разговоре с Андрюшкой Якову Марковичу.

— Что ж, такая штука быть может, — подумав, сказал Митькин отец. — У Кольки в тайге бабка и дед. Да и некуда бежать огольцам, кроме как на пасеку. По дороге в Мартьяновку их сцапали бы…

Тут же было созвано срочное совещание. А через час Сережа уже сидел на велосипеде и в сопровождении Валета катил в тайгу. Ехал парень не торопясь, то и дело останавливался, чтобы осмотреть кусты и полянки, покричать. Но беглецов до наступления ночи так и не нашел.

Безуспешными были поиски и на второй, и на третий день. Вожатый, Колин дед и еще два пасечника без устали обшаривали раскисшие после дождя зверовые тропки, взбирались на кручи, бродили по берегам речек. И отовсюду возвращались ни с чем. Напали на след мальчишек только после того, как Сережа увидел пролетевший вертолет и, придя к тому месту, откуда он поднялся, обнаружил охотничью избушку.

— Нынче-то я хоть и находился по разным делам, а все не так, как тогда, — по-прежнему обращаясь только к Ляну, сказал вожатый. — Досталась нам та прогулка. Век буду помнить…

Петьку и Колю Сережа с самого начало, казалось, не замечал. Лишь изредка сердито ощупывал взглядом и тут же отворачивался. Коля, поймав такой взгляд на себе, каждый раз боязливо ежился, а Петька только сокрушенно вздыхал да крутил головой.

Впрочем, настроение парня изменилось довольно скоро. Посидев у костра и немного отдохнув, он взял мыло и отправился к речке. Вернулся оттуда уже бодрый и веселый.

— Что у тебя, Лян, на ужин? Уха? Дело! У меня вот тут сотовый медок да вареники с клубничкой.

За едой сидели, как в раньше, разделившись на группы: Сережа с Ляном устроились за столом, а Петька и Коля, прихватив ложки, отошли к костру и хлебали из мисок, пристроив их на коленях. Небольшое неудобство, с которым это было связано, друзей не смущало. Солоноватая, пахнущая лавровым листом и луком уха была такой вкусной, что ее всякий с удовольствием ел бы даже лежа на животе.

Сережа ел, похваливая хозяина за отличную уху.

А Петьку одолевало беспокойство. «Что с матерью? — не первый уже раз спрашивал он себя. — Был ли отец на пасеке?»

От волнения он заерзал на чурбаке:

— Сережа! А Сережа! Ты записку мне от отца не принес, а?

Парень, уже принявшийся за чай и горячо обсуждавший с Ляном какую-то проблему зверового промысла, хмуро взглянул на мальчишку.

— Записку? Кабы отец знал про твои художество, он бы тебе такую записку накатал на известном месте, что нескоро бы смылась.

Петька вспыхнул.

— Ага! Он у нас не дерется. И про мое путешествие знает.

— Знает! Ишь ты! Это каким же образом?

— А таким. Я ему сообщил.

Сережа насмешливо свистнул.

— Уж не тем ли письмом, которое бросил в ящик? Увы, дружок. Письмо твое добрые люди вынули. И скажи им за то спасибо. Не вмешайся Вера да Яков Маркович, пришло бы оно к отцу как раз в тот день, когда матери делали операцию. Как ты думаешь, приятно было бы ему узнать в такую минуту, что сын потерялся в тайге?

Услышав, что матери сделали операцию, Петька струхнул и разволновался.

— Операцию? А как она?.. Как себя чувствует?

— Да так вот и чувствует, — уже спокойнее ответил Сережа. — Вчера отец звонил в Кедровку. Сказал, что дела идут на поправку. Спрашивал и о тебе.

— Ну и что же? Что вы ему сказали?

— То и сказали: живет, дескать, нормально, цел и невредим. Посылает привет.

— Ну-у. Зачем же обманывать человека? А вдруг мы с Колей пропали бы и правда?

— Что же нам оставалось делать? — пожал плечами парень. — Да если разобраться, мы и не врали. Знали ведь, где вы гуляете.