Формой, в которой систематизировался тогда опыт, была авторитарная или религиозная традиция. От поколения к поколению передавались «заветы предков; а так как уже весьма рано отношение к отдаленным предкам приняло характер культа и придало мировоззрению тип религиозный, то их заветы воспринимались и усваивались как священные или божественные предания. В них организационный опыт концентрировался в виде обычаев или правил, относившихся и к практике, и к мышлению людей. Все определялось, все регулировалось этими правилами: организация общины и труда ее членов, технические приемы организации вещей, миропонимание, т. е. организация идей. Авторитет, воплощавший в себе опыт прошлого, указывал, как должно жить, как должно работать, как мыслить, даже чувствовать; он систематизировал стихийно выработанные прежними поколениями организационные схемы и методы, облекая их в свои непреложные повеления.
Сначала авторитарная традиция была всецело устной. Затем ее фиксировало также религиозное искусство; а когда возникли письмена, то ее основное содержание было оформлено в «священных книгах», своеобразных энциклопедиях религиозного мышления. По ним и теперь легко установить особенности этого типа систематизации, резко его отличающие от позднейших типов.
Главные особенности здесь две: крайний консерватизм форм и отсутствие логического порядка, основанного на разграничении специальных областей опыта. Первая черта вытекает из существа священной традиции: в ней все непреложно, все есть откровение высшего авторитета, которое не может быть изменено человеком. На самом же деле, конечно, и эта традиция изменялась по мере накопления нового организационного опыта, но с такой медленностью, которая делала перемены неуловимыми для тогдашнего сознания людей.
Вторая черта — отсутствие логического порядка в распределении материала — обусловливалась прежде всего самим способом накопления опыта. Оно происходило стихийно, без определенной связи и последовательности; новое содержание прибавлялось то в одной, то в другой области жизни или мышления и в таком же, более или менее случайном хронологическом порядке переходило в традицию, присоединяясь к откровениям, сгруппированным вокруг того или иного религиозного авторитета. Поэтому в «священных книгах» разных народов можно видеть часто весьма странное для нас нагромождение самых разнородных элементов: подряд правила культа и гигиены, юридические и технические, экономические обычаи и политические доктрины и т. д. Законы о постройке зданий перемешиваются с указаниями из области земледелия и скотоводства, предписаниями относительно костюма и даже ассенизационными (например, в известной книге Левит); теория мировой организации или космогонии — с этическими нормами, этнографией, географией (например, в книге Бытия); гимны о богах — с техникой производства опьяняющих напитков (в индусских Ведах) и т. п. Порядок в этом есть, но не логический, а скорее стихийно-живописный, похожий на обычный путь ассоциации мыслей в нашем сознании.
Примитивно-беспорядочная систематизация была возможна и жизненно-достаточна лишь вследствие тогдашней бедности организационного опыта: если и не было еще выработано более удобных, более совершенных форм его связи, то все же и в менее экономной группировке он мог, насколько требовалось, быть усвоен людьми, особенно теми, которые специально себя этому посвящали как руководители общественной жизни; а таковыми являлись обыкновенно жрецы. Но с накоплением более широкого опыта прежний метод систематизации неизбежно должен был оказаться неудовлетворительным.
С одной стороны, консерватизм авторитарной традиции мешал войти в нее возрастающей массе новых, ценных для жизни приобретений; и чем быстрее, чем заметнее и ощутимее для самих людей становится ход прогресса, тем меньше допускала его старая форма, тем меньше все новое могло укладываться в рамки религиозно-непреложного. С другой стороны, само количество материала уже требовало более стройной, более экономной его группировки; иначе его усвоение становилось чересчур трудным, а затем и прямо невозможным. Тогда в системе опыта стал быстро приобретать господство принцип специализации.
Его основой послужило практическое разделение труда; сущность же заключается в том, что человеческая деятельность раздробляется на отрасли, из которых каждая имеет дело с особым типом объектов природы, развивает свои особые методы и собирает свой специальный опыт. Так, земледелец, сосредоточивая все в большей мере свою работу на возделывании почвы, хранил, совершенствовал, дополнял и передавал своим преемникам ^совокупность технически-организационных приемов и знаний, сюда относящихся; а в прочих областях опыта он довольствовался некоторым минимумом, необходимым для успешности его хозяйства и для поддержания связи с другими членами общества; аналогично поступал в своей сфере труда и мышления каждый ремесленник, купец, солдат и т. д. Разделением функций поле активности для каждого суживалось, но зато успешность усилий возрастала. Во всех отраслях труд становился производительнее, а опыт расширялся с большей скоростью.
Разделение труда легло в основу преобразования социальной жизни людей вообще, и мышления в частности. Специализация суживала поле работы для отдельной личности, но зато повышала производительность этой работы и облегчала, ускоряла накопление опыта. Кузнец, портной, земледелец, каждый в своей сфере с наибольшей полнотой усваивал приемы и условия производства, завещенные предками, но и сам мало-помалу, вначале незаметно для себя, а потом и сознательно совершенствовал, дополнял методы. Еще легче и чаще подобный прогресс происходил путем заимствования при тех сношениях между жителями разных областей и стран, которые развертывались в обмене товаров, порождаемом тем же разделением труда. В обоих случаях старая организационная точка зрения не могла удержаться: усовершенствованные приемы, новые технически организационные правила уже не были предписаниями и откровениями богов: если они вырабатывались самостоятельно, это было очевидно само собой; если они заимствовались извне, то подчиняться им как велениям чужих богов являлось недопустимым и возможно было принимать их только как полезные знания, не более.
Так возникло рядом с прежним — религиозным священно-заветным и консервативным — иное знание, не религиозное, «светское» и прогрессивное. Оно естественным образом собиралось и накапливалось по отраслям труда, к которым относилось: знание земледельческое, кузнечное и т. д. Оно передавалось устно и практически от родителей к детям, от мастеров к ученикам: но по мере возрастания его массы это делалось недостаточным, — оно записывалось и вместе с тем приводилось в систему теперь уже совсем нового рода: оно организовывалось так, чтобы затрачивалось как можно меньше труда нашего усвоение и запоминание — по принципу «экономии сил». Это и есть научный принцип: опыт начал организовываться в «науку» или, точнее, в отдельные науки. Знания земледельческие стали материалом агрономии, науки о сельском хозяйстве; знания кузнечные — металлургии; рудокопные — науки горноделия и т. п. Это, как видим, технические науки. Число их возрастало с разветвлением общественного труда и собиранием опыта во всех отраслях; к нашему времени их можно считать сотнями.
Научная форма систематизации характеризуется методичностью и логической связью в обработке и расположении материала: стремлением к последовательному применению определенных, точно установленных методов, к объединению того, что наиболее сходно, и разъединению того, что наиболее различно. Здесь невозможны такие сочетания разнородного, как в авторитарной традиции, где методичность и логическая связь если не отсутствовали вполне, то были весьма далеки от господства,
Итак, специализация породила разные технические науки. Но мы знаем, что систематизация опыта отнюдь не ограничивается ими: существуют науки математические, естественные, логические, социальные. Что же они такое?