Он взглянул на часы и быстро сделал расчет времени и расстояния. Было более шести часов, когда он выехал. Дорога скверная, и рассчитывать делать более семи миль в час — немыслимо. Дай Бог поэтому поспеть в Саррас между двенадцатью и часом ночи. И затем телеграмма переписывается в Каире, на что нужно еще два часа. Стало быть, по всей вероятности, его послание попадет в редакцию не ранее двух или трех часов утра. Может быть, его и успеют напечатать, но нет, вряд ли. В три часа утренняя газета уже готова, и, стало быть — прощай карьера.

Одно только было ясно Анерлею, а именно, что он должен попасть на телеграф первым. Анерлей хотел попасть во что бы то ни стало первым в Саррас. И вот он то и дело прикасался палочкой к шее верблюда, и тот бежал все быстрее и быстрее. Молодой журналист радовался: он был уверен, что обгонит своих товарищей.

Но за это удовольствие приходилось дорого платить. Он слыхал, что люди умирали на спинах рысистых верблюдов. Он знал, что арабы, приготовляясь в длинные путешествия, забинтовывают себя в полотно. В начале путешествия эти предосторожности казались ему ненужными и смешными, но теперь, двигаясь по горным тропинкам, он начинал понимать, что значит путешествие на рысистом верблюде.

Его трепало из стороны в сторону, и скоро он стал чувствовать мучительную боль во всем теле. То у него болели плечи, то спина, то бедра, то он чувствовал глухую, тяжелую боль в ребрах. Он пробовал переменять положение, но ничего не помогало, и он, стиснув зубы, решил, что скорее умрет, а не бросит путешествия. Но он забыл все свои скорби, когда вдруг при восходе луны услышал впереди по дороге стук лошадиных копыт. Анерлей понял, что обгоняет своих товарищей. Половина дороги была сделана, а времени было уже одиннадцать часов.

В маленькой избушке под железной крышей, в которой помещался телеграф Сарраса, аппарат работал без устали целый день. Стены избушки были голые, а вместо стульев стояли пустые ящики. Но несмотря на это избушка находилась в постоянном общении со всеми странами Европы. Вспотевший от усталости телеграфист должен был целый день принимать военные телеграммы от весьма высокопоставленных лиц.

Французский министр-президент непременно хотел знать, как хартумский поход отразится на международном положении, а один английский маркиз уведомлял главнокомандующего о чрезвычайно неважных осложнениях дипломатического характера. Шифрованные телеграммы чуть не свели телеграфиста с ума, ибо нет более нелегкого занятия, как принимать шифрованную депешу, содержания которой не понимаешь.

Да, в этот день европейская дипломатия усиленно работала, и эта работа ее целиком была сообщена в таинственном виде в маленькую избушку Сарраса.

Только в два ночи телеграфист окончил огромную депешу и отворил дверь хижины, намереваясь выкурить трубку и подышать свежим ночным воздухом.

И вдруг перед хижиной остановился верблюд, а с него свалился прямо к его ногам человек, по-видимому, мертвецки пьяный.

— Который час? — крикнул странный незнакомец. Телеграфист хотел было сказать, что час такой, когда все пьяные должны спать в своих постелях, но благоразумно воздержался. Острить над людьми, одетыми в хаки, небезопасно. И он коротко ответил, что теперь утренние часы в начале.

В ответ на эти слова послышался самый странный ответ. Телеграфист убедился окончательно, что незнакомец пьян.

Странный человек схватился за дверь, чтобы не упасть, и в отчаянии воскликнул:

— Два часа! Стало быть, я погиб!

Голова незнакомца была завязана выпачканным в крови носовым платком. Лицо его было красно, и он стоял, согнув колени, как человек окончательно обессиленный.

Телеграфист начал соображать, что происходит что-то из ряда вон выходящее.

— Сколько времени идет депеша в Лондон? — спросил снова незнакомец.

— Около двух часов.

— А теперь два. Стало быть, раньше четырех депеши доставить нельзя?

— То есть до трех.

— До четырех?

— Нет, до трех.

— Но ведь вы же сказали, что теперь два часа.

— Да, но вы забываете разницу между здешним и лондонским временем. Примите во внимание часы разницы.

— Боже мой, так, стало быть, я могу еще успеть! — воскликнул Анерлей и, усевшись на ящике, начал диктовать свою знаменитую телеграмму.

И вот на другой день в «Ежедневной Газете» появился огромный отчет о событии на берегу Нила. Телеграмма была разукрашена жирными заголовками. Что касается «Интеллигенции» и «Курьера», то их столбцы были так же белы, как и лица их редакторов. А в телеграфной станции Сарраса в то время как Анерлей диктовал свою депешу, случилось следующее. Около четырех часов утра в Саррас прибыли два усталых всадника на двух разбитых лошадях. Остановившись в дверях хижины, они взглянули молчаливо друг на друга и бесшумно удалились. Ветераны прессы поняли, что есть случаи в жизни, когда всякие разговоры становятся излишними.

[1]