— Таков был семейный обычай, передававшийся из поколения в поколение.

— Верно! Этот обычай стоило бы продолжить и здесь, в Штатах! Ведь у американцев такие имена в чести. Мой отец был третьим по старшинству братом, его звали Давид Маккавей, и он остался жить в Нью-Йорке. Меня самого зовут Хазаэль Вениамин. Двое младших братьев отправились дальше, в дикие края, осев в городе Файетт, в штате Алабама. Самого младшего звали Иосиф Хабакук. Он умер бездетным и оставил огромное состояние. Четвертый брат, Тобиас Олоферн, тоже скончался в тех краях. У него остался единственный сын Нахум Самуэль. Так вот, именно он-то и есть мошенник!

— Как это?

— Мой отец поначалу переписывался с обоими братьями, но те давали о себе знать все реже. Расстояния в Штатах огромные — даже братья могут потерять друг друга из виду. После смерти отца я продолжил его дело. Зарабатывал я побольше, чем на пропитание. Тогда же повстречал я в Хобокене одного немца, по его словам, из Плауэна. Вполне понятно, я расспросил о родных и, к немалому удивлению, узнал, что родственнички унаследовали от дяди Хабакука из Файетта сто тысяч талеров. А мне не досталось ничего! Имея равные права на наследство, я принялся пачками писать письма в Файетт, но не получил ни строчки ответа! Тогда я, решившись, продал свое дело и отправился в путешествие.

— Вы поступили верно, дорогой кузен! Ну и?..

— Результатов никаких — птичка упорхнула бесследно!

— Какая птичка?

— Догадаться нетрудно! В Файетте знали, что старый Иосиф Хабакук умер не бедным, но что он был так богат, никому и в голову не приходило! Весьма вероятно, жадность заставляла его скрывать свои богатства. Его брат, Тобиас Олоферн, умер в неимоверной бедности еще раньше. Хабакук сразу взял в свое дело сына покойного, родного племянника, Нахума Самуэля. Этот Нахум Самуэль и есть та птичка! Хотя после смерти Хабакука Самуэлю все же пришлось выслать сто тысяч талеров в Плауэн, с остальными деньгами, в том числе и с моей законной долей, он просто сбежал, подлец! Вот так и плакали мои денежки!

— Стало быть, и мои тоже? Мерзавец! Мой отец уехал из Плауэна, потому что вконец рассорился с братом из-за конкуренции в оружейном деле. Вражда их продолжалась и позже. Несмотря на расстояние, вскоре они ни знать, ни видеть друг друга не желали. Потом отец умер, его брат в Плауэне тоже. А как-то раз его сыновья написали мне, что в наследство от американского дядюшки Хабакука они получили сто тысяч талеров. Я тут же отправился в Плауэн, чтобы узнать все подробнее. А там, естественно, царило веселье. Обоих кузенов уже величали не иначе как «наследники Тимпе». Они забросили свои дела и стали жить как князья. Все же приняли они меня очень хорошо, я даже несколько недель погостил у них. О былой вражде никто не упоминал, но и о моей доле тоже. Кузены похвалялись богатством, а делиться со мной вовсе не собирались. Отдавшись первому порыву, я, как и вы, прекратил все дела и отправился в Америку, а из Нью-Йорка поехал прямо в Файетт.

— Значит, вы тоже! И что вы узнали в Файетте?

— Не больше вашего. Меня еще и подняли на смех. Мне там сказали, что здешние Тимпе никогда не жили зажиточно.

— Чепуха! Скажите, знали ли вы тогда английский?

— Нет, — чуть сконфузился светловолосый.

— Вот вас и обвели вокруг пальца. Что вы делали потом?

— Поехал в Сент-Луис, хотел устроиться работать у мистера Генри, изобретателя знаменитого двадцатипятизарядного штуцера, названного в его честь. Решил выучиться его мастерству, но по пути, в местечке Наполеон, где сходятся реки Арканзас и Миссисипи, мне повстречались охотники прерий. Узнав, что я оружейник, они так захотели оставить меня у себя, что в конце концов убедили отправиться с ними в Скалистые горы. Так я стал вестменом.

— И довольны?

— Да. Хотя признаюсь, гораздо приятнее было бы получить сто тысяч талеров и пожить красиво, как наследники Тимпе.

— Хм… Может, еще повезет.

— Вряд ли. Слишком поздно мне пришла в голову мысль, что старик Хабакук вовсе не умер бедным и все его деньги исчезли вместе с племянничком, этим Нахумом Самуэлем.

— Я его тоже искал — и тоже без толку. Но вот недавно я все-таки напал на его след.

— Что?! — слишком уж громко воскликнул Казимир, с шумом вскочив с места, что не могло не привлечь внимания остальных, бросивших на него удивленные взгляды.

— Тихо, спокойнее! — остановил его темноволосый Хазаэль. — Не стоит так волноваться. Из надежных источников я слышал, что некий Нахум Самуэль Тимпе, бывший ружейный мастер, дьявольски разбогател и живет теперь в Санта-Фе.

— В Санта-Фе, это на той стороне? Так отправляемся туда сейчас же, вдвоем, вы и я!

— Я не против, кузен. Надо найти его и заставить выплатить положенную сумму, да еще с процентами! В облаках я не летаю: ясно, что дело не из легких, потому рад, что встретил вас. Действовать нам вдвоем гораздо легче. Найдем его и прижмем как следует. Или мы не вестмены?! Если сильно упрется, напомним ему о законе прерий! Разве я не прав?

— Прав, — кивнул Казимир. — Все-таки здорово, что я встретил вас… Вас? Постой, не глупо ли обращаться друг к другу на «вы», когда мы, оказывается, родственники, да еще и связаны одной судьбой?

— Согласен.

— Ну так выпьем на брудершафт и перейдем на «ты»!

— По рукам! Выпьем за встречу и за успех нашего дела! Поехали!

— Твое здоровье, кузен! За твое здоровье, Хазаэль!

— За твое! Но почему Хазаэль? В Штатах любят сокращения. Тут говорят: Джим, Тим, Бен или Боб, не произносят имя до конца, обходясь одним слогом. Мой отец обычно называл меня Хаз, а не Хазаэль, и я привык к этому. Зови меня так же.

— Хаз? Хм! Стало быть, меня надо звать не иначе как Каз?

— Почему бы и нет? Мне нравится, а если не понравится кому другому, то это его проблемы. Давай-ка еще раз: твое здоровье, добрый Каз!

— И твое, дорогой Хаз! За здоровье Каза и Хаза, новоиспеченных наследников Тимпе!

Оба были очень довольны, но, чтобы не привлекать лишнего внимания, тихонько чокнулись стаканами и молча выпили.

— Итак, теперь в Санта-Фе! — улыбнулся темноволосый Хаз. — Хотя дело небыстрое — ведь поедем кружной дорогой. Есть, правда, и более короткий путь, но проходит он по земле команчей6.

— Не слышал, чтобы они вырыли топор войны.

— Я тоже не слышал, однако индейцы и в мирное время настроены к белым враждебно. Позавчера я встретил одного торговца, который как раз от них и возвращался. Пока в прерии тихо, но торговец поведал, что великий военный вождь команчей Токви Кава, или Черный Мустанг, покинул стойбище своего племени, взяв лучших воинов.

— Токви Кава, этот дикий зверь?! Теперь жди неприятностей! Я не боюсь краснокожих, но будь ты хоть с львиным сердцем, встреча с этим дьяволом не предвещает ничего хорошего. Пожалуй, придется выбрать кружную дорогу, и мы доберемся до Санта-Фе на неделю позже. Но наш Нахум Самуэль ничего не подозревает и никуда не исчезнет.

— А если и исчезнет, то по его следу мы…

Разговор прервался. В этот момент вернулся инженер и привел с собой двоих мужчин. Каз и Хаз, увлекшись разговором, не услышали, как дважды просвистел паровоз. Это прибыл рабочий состав, который инженер встретил и тут же отправил. Вернувшись, он привел с собой мастера и начальника склада. Кивнув в знак приветствия обоим вестменам, все трое присели за стол «для начальства и больших господ», присоединившись к метису. Когда они послали шопмена за грогом, впервые раздался голос метиса:

— Пришли газеты, сэр?

— Нет, — с досадой ответил инженер, — надежда лишь на завтра, но есть кое-какие новости. Теперь придется глядеть в оба!

— А что стряслось?

— Недалеко от конечной станции обнаружены следы индейцев.

Хотя полузакрытые веки практически скрывали глаза метиса, нельзя было не заметить, что в них сверкнул злой огонь. Однако голос его звучал безразлично:

— Это не повод для излишней осторожности.