С этими словами жених, все с той же энергией и тем же путем мчится назад. Усмотрев в этом новую для себя опасность, рыжеголовый соскакивает с дороги и бежит по глубокому снегу прямиком через поле по направлению к своему дому.

Через некоторое время мамаша Кийр видит «своим собственным глазом» свадебный поезд Тоотса, под звон бубенцов проезжающий мимо домика портного. Теперь уже не остается никаких сомнений, что Тоотс, этот вернувшийся из России повеса, и впрямь заполучил богатую дочку раяского хозяина, мало того, теперь мамаша Кийр лишилась и последнего утешения: она уже не сможет по своему обыкновению сказать паунвереским кумушкам «Силы небесные! Разве же я что-нибудь говорила! Этот слух, что будто бы свадьба юлесооского Тоотса расстроилась, распустил Бог знает кто «. Нет, теперь жена булочника, эта старая пустомеля, вправе показать на нее пальцем и сказать ей прямо в лицо «Ты, мамаша Кийр, да, ты! Ты, ты!»

А на дворе, возле сараюшки для свиньи Хейнрих Георг Аадниель лупцует палкой полусгнившее свиное корыто, представляя себе, будто это вовсе не корыто, а Йоозеп Тоотс из Юлесоо, его, Кийра, смертельнейший враг. Глаза молодого ремесленника от злости становятся такими же красными, как недавно появившийся рубец на его правой руке. Чем же это он, Кийр, прогневил Бога, как же это отец небесный допускает такое?! Поглядите-ка, Йоозеп Тоотс едет мимо со своими свадебными гостями… сияет, словно рождественская свечка… в то время как он, Кийр, кто исправно посещает церковь, поет громким голосом псалмы, должен стоять возле свиной сараюшки и мерзнуть, потому что ему стыдно показаться на глаза своим домочадцам! Нет, нет! Он должен еще что-нибудь предпринять. Что-нибудь такое, что навсегда отравит Кентукскому Льву радость женитьбы.

Но свадебный поезд едет себе спокойно дальше, невзирая на то, что Кийр желает ему провалиться в тартарары. На развилке дорог жених бросает взгляд в сторону паунвереской церкви и видит, как из пролета колокольни кто-то, высунувшись наполовину, машет проезжающим шапкой. Ага – Либле! Бедняга Либле, сегодня он никак не может дождаться конца церковной службы. Еще раз, уже с кладбищенской горки взглянув на Паунвере, Тоотс все еще видит в пролете колокольни маленькое черное пятнышко.

Просторное гумно хутора Рая до отказа «набито» лошадьми, часть из них даже остается стоять на дворе. Из этого обстоятельства жениху не составляет труда сделать вывод, что со стороны невесты на свадьбу приглашено заметно больше гостей, чем у него. Это, конечно, очень приятно, даже замечательно до той поры, пока свадьба будет располагаться тут, на хуторе Рая, но когда вся эта людская масса перетечет в Юлесоо, положение будет весьма и весьма затруднительным. А что она перетечет – это как пить дать.

На пороге появляется сам хозяин хутора Рая, хозяйка, сестра невесты Алийде и несколько родственников, как мужеского, так и женского пола. Из-за их спин то и дело высовывается то один, то другой любопытный нос, однако при приближении свадебных гостей со стороны жениха все носы исчезают. Многие из старых знакомых и дальних родственников встречаются тут между собой после значительного перерыва и подолгу трясут друг другу руку. «Гляди-ка ты, старый Тоомас тоже тут!» – «Смотри, смотри, старикан Юри всё еще жив! А я-то уже думал, что…» Разумеется, среди гостей есть и такие, которые прежде никогда друг друга не видели, однако общаясь впервые, они держатся почти так же, как и старые знакомые. К примеру, Лутс и Киппель не знают ни одного из гостей со стороны невесты, что вовсе не мешает им с приветливой улыбкой пожимать всем руку.

Но когда все входят в дом, возникает некоторая заминка. Вновь прибывшие гости стесняются сразу пройти в задние комнаты, а те, что пришли сюда раньше – по большей части молодежь – жмутся к стене и по углам, смущаясь, словно их застали за чем-то недозволенным. Когда же хозяевам, в конце концов, удается свести эти половины друг с другом, никто уже не может припомнить, кому он уже успел пожать руку, а с кем еще предстоит поздороваться. Таким образом, в большой комнате хутора Рая на несколько минут возникает клубок из беспорядочно движущихся людей, при взгляде на который вспоминается знаменитый «танец-связка», который время от времени танцуют и в корчме, и на мельнице деревни Паунвере. Но и здесь появляется свой гений наведения порядка – как всегда в подобных случаях и бывает – на этот раз порядок устанавливает, и довольно скоро, некая тетушка из города, краснолицая, но еще сравнительно молодая, пальцы которой так и сверкают от множества колец.

Тоотс, как человек свой, проходит в другие комнаты, надеясь увидеть одну особу, а именно, ту, с которой он скоро навеки свяжет свою судьбу. Но и в других комнатах тоже почти сплошь незнакомые ему люди, – жених не знает, как себя с ними держать. Один разок на мгновение приоткрывается дверь спальни раяских хозяйских дочек… мелькает какая-то бледная девушка с венцом невесты на голове… но эта девушка со слишком бледным для Тээле и каким-то чужим лицом. Дверь закрывается, и вокруг Тоотса снова лишь шум голосов незнакомых мужчин, женщин и детей.

Жениху внезапно становится тоскливо, даже страшно. Он чувствует, как взгляды свадебных гостей провожают его из комнаты в комнату, слышит таинственное перешептывание женщин и кокетливые смешки девушек, отчего состояние его становится все более мучительным. Главное, он не знает, куда деть свои руки, эти конечности внезапно становятся совершенно лишними. Два-три раза принимается он крутить усы – занятие и в его собственных глазах смехотворное, закладывает руки за спину – и того хуже. Наконец он производит несколько вовсе неопределенных движений и даже краснеет. Нет, Тээле могла бы хоть разочек выйти из спальни, подкрепить его веру и надежду, как говорит бывший паунвереский аптекарь, который в настоящее время пребывает в печи жилой риги хутора Юлесоо.

Киппель оживленно беседует с какой-то моложавой сельской жительницей, арендатор, Лутс и батрак с мельницы беседуют с хуторянами о житье-бытье. Одним словом, все они чувствуют себя тут больше дома, чем он, жених, главное лицо на свадьбе.

Краснощекая городская тетушка уже распоряжается бутылками с вином. Арендатор выпивает до дна пузатую рюмку и вытирает усы с таким видом, будто так оно и должно быть, – ему же, Тоотсу, не дают ни капли. Вот Алийде предлагает Лутсу в качестве закуски к вину огромный кусище пирога и при этом так мило улыбается, что одно удовольствие смотреть, – а ему, Тоотсу, не дают ни крошки. Вот Киппель чокается с румянолицей хуторянкой, – а он, Тоотс, вынужден смотреть со стороны и облизываться. Глядите-ка, супруга Яана Имелика, свежая и молодая, проходит прямиком в спальню раяских хозяйских дочек, – а он, Тоотс, должен быть на отшибе, словно волк… должен убивать свое время, как Бог на душу положит. Положение – хуже, чем в аду.

Наконец-то – как Тоотсу кажется, через тысячу и пятьсот лет – двери спальни распахиваются настежь и будущая краса и гордость хутора Юлесоо выходит к гостям.

Вскоре на редкость длинный свадебный поезд направляется из хутора Рая в сторону паунвереской церкви.

Богослужение в церкви окончилось, однако прихожане и не думают расходиться по домам, – сегодня Господь Бог соединит здесь несколько молодых пар, с тем, чтобы человек не был волен разъединить их. Самая первая, а также и самая значительная пара – разумеется, раяская Тээле и Йоозеп Тоотс, сын юлесооского Андреса. Когда последние в сопровождении своих свадебных гостей входят в церковь, прихожане все как один вытягивают шеи, чтобы увидеть «какое у них обличье». Божий дом наполняется шелестом, шуршанием, перешептыванием, а также почтительным покашливанием мужчин постарше. Некоторые из тех, кто полюбопытнее, даже поднимаются со скамеек, держа на руках детей.

Пастор уже ждет возле алтаря, венчание начинается сразу же. Тоотс не успевает, так сказать, и дух перевести, как уже предстает пред лицом духовного мужа. Лишь один разок жених улучает мгновение, чтобы бросить взор в сторону и назад, но даже в этот единственный раз ничего не видит, кроме бесконечного множества людских голов и глядящих на него глаз. Разумеется, среди этого множества людей немало и знакомых ему, но сейчас все лица сливаются в сплошную однородную массу, то есть, за его спиной словно бы стоит один, но тысячеголовый и тысячеглазый человек.