Историю Пинежского не рассказать за пятнадцать минут, и слайды в PowerPoint тебе не помогут. Ежели ты специалист, история затягивает, как детектив Агаты Кристи или Жоржа Сименона. Детектив не с одной загадкой, а с сотней! И не на трёхстах страничках, а на десять тысяч листов.

С чего начнём, mon ami?[24] Структурные карты семидесятых годов прошлого века: от руки тушью на ватмане, с подкраской карандашом. Карты восьмидесятых: на тонкой, с дырочками по краям, компьютерной распечатке, вместо линий — печатные символы, и тоже подкрашено вручную. С едва уловимым запахом машинного масла и аммиака, карты девяностых: фломастерами на прецизионном плоттере, прилагаются синьки с копировальных машин. Наконец, карты нашего века, два метра шириной и в полном цвете — с широкоформатного струйного принтера. Не красим карандашами — Бог избавил!

Далее, геологические отчёты. Из семидесятых: на листах светло-синей миллиметровки, чёткой скорописью. Вот геолог оторвал усталые глаза от бинокулярного микроскопа:

Пс св сер ср/к-зер полимикт пш (орт плг) до 40 % слд смект!

Не понял ни слова? Я по-русски тоже «со словарём», но язык тут особый. Перевожу: «Песчаник, светло-серый, среднезернистый до крупнозернистого, полимиктовый, полевых шпатов (в основном, ортоклаза и плагиоклаза) — до 40 %, следы смектита!» Всё равно непонятно? Брат-геолог поймёт. И восклицательный знак стоит не просто так: обрати внимание на проклятый смектит!

Геологические отчёты восьмидесятых: их уже долбили на пишмашинках и от руки рисовали слева кривую газопроявлений. Тот же суровый язык полевой геологии.

А вот и геологические отчёты XXI века, полностью компьютерные. Геологическая колонка со значками пород отрисована слева, дальше цветные линии буровых параметров и газового каротажа, описание справа. Никаких «слд смект!» Чётко, чёрным по белому: следы смектита, до 2 % смектита, 3,5 % — смектит. Восклицательные знаки тоже исчезли. Смектит вылез в каждой скважине, о подлеце знают, больше ни к чему выделять восклицаниями.

Каротажные диаграммы. Семидесятых годов, примитивные, самописцем по диаграммной ленточке. А вот русский геофизик из 1985 года протягивает тебе первый в России «настоящий» вертикальный сейсмический профиль, с записью волновой картинки не аналоговым сигналом по кабелю, а с оцифровкой в скважине.

Следом за русским геофизиком, инженер-каротажник «Шлюмберже»[25], образца 1996 года, торжественно кладёт тебе на стол диаграмму с зелёными холмиками, по форме напоминающими горбы верблюда. Оцени, Кальвин: первый в России каротаж методом ядерного магнитного резонанса! Инженер говорит по-французски, смешно проглатывая гортанные «эр», как принято во франко-говорящей Канаде. Он сильно небрит, щурит глаза от сверхкрепкого кофе и пяти дней почти без сна. (Тогда понятия о технике безопасности были другие, и инженеры «Шлюмберже» во время каротажа спали урывками по полчаса, на верстаке в будке или откинувшись в кресле перед компьютером).

А вот каротажники образца 2009 года. Изменилась «Шлюмберже», изменились инженеры. Оба гладко выбриты, почти выспавшиеся и пахнут не потом и сигаретным дымом, а одеколончиком «Олд Спайс». Старший русский, а второй, похоже, голландец. На столе разложена диаграмма с теми же зелёными холмиками. Только прибор — совершенно новый, экспериментальный, спускался в скважину не на кабеле, как в 1996 году, а был прикручен к бурильной колонне и сделал всю запись в процессе бурения. Инженеры горды достижением и обещают напоить всех — немедленно после схода на берег. Им есть чем гордиться. Первая работа в России таким методом. Она же — четвёртая в мире. И она же — первая в мире полностью удачная.

Страницы буровых отчётов. Примитивные «квадрат», «гусак», «трубный ключ» семидесятых потихоньку уступают место «верхнему приводу» и «железному помбуру»[26] девяностых. Вдруг, откуда не возьмись, буровики начинают писать: «06:48 Лапа верхнего манипулятора в положении до упора влево-вниз. Телеметрический сигнал микроконтроллера отсутствует. Циркуляция без вращения колонны. Подана команда на перезапуск микроконтроллера с консоли помощника бурильщика: телеметрии нет. По рекомендации инженера „Варко“[27]: замена гибкого кабеля микроконтроллера. Проведён „короткий тест“ манипулятора: без замечаний. 07:02 Бурение продолжено, параметры проходки штатные. Непродуктивное время из-за отказа оборудования „Варко“: 00:14».

Это про буровую вышку или о стыковке русского «Союза» с Международной Космической Станцией? Оказывается, всё-таки про буровую. На Пинежском — всё самое-самое.

Сразу признаюсь: я приврал. Платформа «Пинежское-Альфа» — не самая большая в мире. Норвежская «Тролль-Альфа», например — 472 метра в высоту, чуть выше «Эмпайр-стейт-билдинг». Но в Норвегии море значительно глубже, нам столько росту и не надо. Ноги платформы — «всего» 120 метров специального железобетона, каждая обмотана на уровне воды противоледовой «юбкой» из броневой стали. Если не замечать восемьдесят пять метров, скрытых под водой, платформа издали похожа на слонёнка. А вот от уровня воды и выше, я тебя не обманываю. Начинается всё самое-самое.

Самая большая в мире надводная надстройка: втрое больше, чем у той же «Тролль-Альфы». Притом: в Норвегии нет землетрясений, а «Пинежское-Альфа» должна выдерживать магнитуду-семь[28] без повреждений, и магнитуду-восемь — без катастрофических последствий.

Самые большие газовые сепараторы. Те, в Северном море, выглядят против наших, как творчество школьного кружка «Умелые Ручки», масштаб 1:10.

Самая навороченная буровая вышка. Ну, про манипуляторы я уже говорил. Можно выдернуть из земли семь километров бурильной колонны, ни разу не коснувшись рукой металла. Даже чернорабочие в отсеках для хранения труб используют промышленных роботов.

В серое приполярное небо, наш слонёнок гордо задрал хобот. На высоту двадцатиэтажного дома! Факельная горелка — для сброса некондиционных углеводородов. А хвостов у слонёнка два. Каждый хвостик — труба длиной в двадцать четыре морские мили. По этим трубам летят на берег миллионы кубометров газа.

Я не удивился, что новый вице-президент не понимает разницы между геологическими и извлекаемыми запасами. Если честно, mon ami, многие в верхних эшелонах менеджмента нефтяных компаний не понимают. Кто-то всю карьеру руководил нефтеперегонными заводами или сетями бензоколонок, кто-то выдумывал рекламу, чтобы покупали бензин у нас, а не у конкурентов, кто-то пришёл из финансов, и лишь деньги считал. У меня-то с запасами проблем нет. Я по образованию и опыту — нефтяной геолог, хотя довольно рано ушёл в руководство, проработав в полях всего семь лет.

Чтобы всё было понятно, я объясню тебе, mon ami, как делает гений Вик — на пальцах. Конечно, до уровня Вика мне как до Марса, но попробуем.

В 1985 году, запасы Пинежского были, по оценке P-50, 9,5 триллиона кубических футов. Во Франции мы бы сказали: 270 миллиардов кубометров, но пусть будут футы, раз наша компания использует имперские единицы. Это — геологические запасы. Что есть под землёй. А технически-извлекаемые запасы — что можно из-под земли достать. Так вот, в 1985 году технически-извлекаемые запасы Пинежского были ноль. Совершенно пустой ноль. Разведать месторождение с плавучих платформ можно, а добывать газ — ещё нельзя. Платформы тогда уже стояли по всей планете: от Каспийского моря до Мексиканского Залива, и от моря Северного — до Таиланда.

Однако, Охотское — не Каспийское. И не Мексиканский Залив. Хуже чем в Северном море. Здесь не только жесточайшие шторма, но и плавучие льды. А есть льды и не совсем плавучие. Когда ледяная гора скребёт подошвой по дну моря, где-то на глубине двадцати метров. Мобильная разведочная платформа — снялась и ушла в бухту. Самое худшее: не добурив разведочную скважину. Но добычная платформа — должна стоять и не поддаваться напору льда. А ещё надо придумать, как проложить на берег трубы — те самые многомильные хвостики «слонёнка». Не по морскому дну, как в Северном море, а в глубокой траншее, чтобы первое же ледовое поле-«скребок» не разорвало трубы к чёртовой бабушке.