Мы оба вскочили и в изумлении уставились на нежданного собеседника, который вышел из-за кустов. Олд Уоббл стоял перед нами и с прищуром смотрел на нас.

Задав нам несколько вопросов, незнакомец (а тогда мы еще не знали, как его зовут) окончательно уяснил ситуацию и предложил следовать за ним. Тон его не допускал возражений, и мы покорно собрались в путь.

Примерно в миле от реки, на зеленом лугу, окруженном лесом, стояла бревенчатая хижина, или, как называл ее Олд Уоббл, «ранчо». За домом, почти вплотную к нему, располагались конюшня и коровник. Бывший ковбой стал независимым скотоводом, чем немало гордился. Вести хозяйство ему помогали белый объездчик Билл Литтон и несколько пастухов — вакерос, индейцев из племени снейк (змея 14). Все они души не чаяли в своем патроне и были готовы идти за ним и в огонь, и в воду. Мы застали их за загрузкой большого фургона с брезентовым верхом.

— Вы, кажется, мечтали подстрелить лося, — заметил старик, когда мы подошли к ранчо. — Я как раз собираюсь на охоту в горы и, пожалуй, возьму вас с собой, погляжу, чего вы стоите. Если вы толковые ребята, то сможете остаться у меня. Но сперва зайдем в дом и перекусим, от голодного стрелка, ясное дело, проку не жди.

Сами понимаете, уговаривать нас не пришлось. Мы усердно работали челюстями, но, как только насытились, Уоббл объявил, что пора выезжать — мол, задерживаться из-за нас он не намерен. Нам предоставили хороших лошадей, и мы начали свою первую охотничью вылазку на Диком Западе.

Старик возглавлял кавалькаду; мне он велел держаться рядом с ним. По другую сторону от нашего предводителя шагал вьючный мул, недоуздок которого был привязан к седлу Олд Уоббла. За нами ехали Бен и Билл, а позади — фургон, запряженный четверкой лошадей. Правил ими один из индейцев с ранчо, по имени Пак-Му-И, то есть Кровавая Рука. Впрочем, несмотря на такое устрашающее имя, выглядел он совсем не кровожадно. Другие его соплеменники остались присматривать за домом и скотом, что свидетельствовало о полном доверии хозяина к своим краснокожим слугам.

Перейдя реку, мы миновали небольшую светлую рощу и очутились в широкой прерии, над морем волнующейся под ветром травы. Через несколько часов езды пошли холмы. Солнце уже клонилось к западу, и Олд Уоббл подал сигнал к остановке.

Лошадей распрягли, из фургона была извлечена просторная палатка, перед которой разложили костер. В этом месте наш предводитель рассчитывал задержаться на день-другой, поохотиться на вилорогов. Попадались и бизоны — в пути мы не раз видели их скелеты, а неподалеку от нашего лагеря валялся огромный, выбеленный дождями и солнцем, бизоний череп. Решено было, что назавтра мы — четверо белых — заберемся на заболоченное, покрытое кустарником плато и попробуем отыскать лосей, а Кровавая Рука будет охранять лагерь, не упуская возможности подстрелить антилопу, одинокого бизона или еще какую-нибудь иную дичь, если она окажется поблизости.

К удивлению, ни в этот, ни в следующий день нам так и не подвернулась никакая добыча. Олд Уоббл свирепел с каждый часом, а я втихомолку даже радовался такому невезению. Дело в том, что меня очень смущала предстоящая необходимость показать свое искусство в стрельбе. В колокольню с тридцати шагов я попадал достаточно уверенно, а вот если придется стрелять по какому-нибудь быстроногому животному, конфуза не избежать. Но меня не спасло даже отсутствие дичи. Уобблу взбрело на ум проверить наши способности еще до охоты, и он предложил мне и Бену пострелять в стервятников — эти чертовы птицы сидели рядком на дочиста обглоданном бизоньем скелете, шагах в семидесяти от нас. Мне выпало стрелять первым, и могу сказать одно: им не пришлось испытать чувство досады на меня. Я сделал четыре выстрела, и стервятников только прибавилось — они начали слетаться со всей округи. Эти твари знают, что ни один охотник в здравом уме не станет тратить заряды, а потому, заслышав пальбу, всегда воспринимают ее как приглашение к очередному пиршеству. Бен показал лучший результат: он подшиб одного уже третьим выстрелом. Остальные мигом разлетелись.

— Неподражаемо! — заявил Олд Уоббл, трясясь от смеха. — Вы оба, джентльмены, прямо-таки созданы для жизни на Западе, и беспокоиться о вашей участи незачем: такие лихие парни, как вы, не пропадут нигде. Даже обидно, честное слово. Вы уже все знаете и умеете, так что больше вам учиться нечему, this is clear!

Бен вынес насмешки старика со стоическим хладнокровием, но я рассердился и даже попытался дать ему отпор, что только усугубило мне положение.

— Помолчите, сэр, — грубовато оборвал меня старый охотник. Всю его веселость как рукой сняло. — Ваш приятель хоть с третьего раза умудрился попасть в грифа, а вам, похоже, надеяться вообще не на что. Вы не годитесь для наших краев, да и со мной вряд ли уживетесь. Послушайтесь доброго совета и поскорее возвращайтесь на Восток, откуда приехали.

Я почувствовал себя глубоко уязвленным. В конце концов, думал я, все дело здесь в тренировке. Не боги горшки обжигают, а мне за всю мою предыдущую жизнь довелось истратить пока не больше фунта пороха. И я решил во что бы то ни стало завоевать уважение ехидного старика.

На следующее утро мы начали подъем на горный кряж вблизи реки Соломон. Провизию, посуду, одеяла и прочие вещи погрузили на мула. Палатку и фургон, разумеется, оставили в лагере. Ну, вы сами знаете, каково ездить по тамошним горам: справа — отвесная скала, слева — пропасть, а между ними каменистая тропа фута в полтора-два шириной. Солнце жарит вовсю, и на небе ни облачка. Особенно опасным было то место, где каньон Снейк изгибается под острым углом. Вот где мы с Беном натерпелись страху! Слава Богу, что наши лошади привыкли к любым дорогам, а я не склонен к головокружениям.

Вскоре после того, как мы благополучно миновали трудный участок, нам встретилась опасность другого рода — сам я встретил ее тогда как щекочущее нервную систему, но вполне безобидное приключение. На повороте тропы мы столкнулись с группой индейцев. Восемь меднокожих всадников (четверо из них носили роскошные уборы из орлиных перьев, что свидетельствовало об их высоком статусе), казалось, не были ни испуганы, ни удивлены нашим внезапным появлением. Они безмолвно проехали мимо, ни разу не обернувшись и не изменив бесстрастного выражения лиц, столь свойственного индейцам. Их предводитель — он скакал впереди, и мне запомнился его прекрасный белый конь — держал в левой руке какой-то продолговатый, также украшенный перьями предмет непонятного мне предназначения. Все индейцы были безоружными.

Меня глубоко взволновала встреча с этими истинными хозяевами Америки. Их торжественная отчужденность ни на миг не вызвала у меня ощущения скрытой угрозы. Но совсем иначе отреагировал на случившееся Олд Уоббл. Едва индейцы скрылись за ближайшим холмом, как он натянул поводья и, оглянувшись, со злостью произнес:

— Черт возьми! Что здесь надо этим негодяям? Это паначи 15, а они враждуют с племенем снейк, к которому принадлежат мои воины. Хотел бы я знать, куда они едут; сдается мне, что прямиком к моему ранчо. А меня там нет, и это совсем некстати!

— Но ведь они безоружны! — заметил я. Но старик удостоил меня лишь презрительного взгляда и продолжил: — Охоту придется отложить, по крайней мере, на ближайшие два дня. Надо побыстрее вернуться в лагерь, а оттуда — домой. Мы должны их опередить. Хорошо еще, что здесь неподалеку есть удобная тропинка, которая позволит нам сократить путь. Лошади там не пройдут, но мы успеем обогнать апачей и пешком, если поторопимся. Вперед, ребята! Я не успокоюсь, пока не смогу взять на мушку этих парней!

Он пустил лошадь в галоп, и через пять минут бешеной скачки мы очутились в небольшой долине, со всех сторон окруженной отвесными громадами скал. Здесь было сумрачно, тихо и влажно, по каменным выступам стекали бесчисленные ручейки. В середине долины расстилался заболоченный луг, а по краям росли высокие ели.