– Луиза! – завопил он, обращаясь к жене. – Почему, во имя всего святого, мы не сняли зал? Почему, во имя всего святого, мы должны справлять свадьбу на улице? Меня устраивал зал, тебя устраивал и сына моего устраивал, а Анджеле понадобилась свадьба на открытом воздухе! Чтобы эти мошенники изрыли мне весь газон и загубили мой виноград и мои фиги! Pazzo! E propio pazzo![5]

– Заткнись, – сказала Луиза Карелла ласково. – Ты поднимешь на ноги весь дом.

– Весь дом я без того на ногах, – сказал он. – Весь дом – это ты, я и Анджела, а она сегодня выходит замуж и поэтому все равно не спит!

– Тебя услышат рабочие, – сказала Луиза.

– За те деньги, что я им плачу, они просто обязаны это слышать, ответил Тони.

Продолжая ворчать, он слез с кровати и пошел вниз посмотреть, как устанавливают столы и сооружают беседки для жениха и невесты, помост для оркестра и танцплощадку. В конторе, как он убедился, работали люди с воображением. Они не только возводили на его дворе нечто вроде декораций к голливудскому фильму «Отец невесты» («В главной роли со мной, Антонио Кареллой», – подумал он раздраженно), но еще собирались уложить трехметровую русалку, высеченную из льда, в набитую льдом ванну, в которой будут охлаждаться бутылки с шампанским для всех, кому захочется выпить. Тони молил Бога, чтобы солнце не слишком припекало. Он уже представлял себе, как эта полурыба растает в ванной и шампанское превратится в тепловатое ситро.

В час приехали его сын с невесткой. Нужно сказать, что Стив был таким сыном, на которого Тони никогда не мог пожаловаться. Еще до того как его забрали в армию, он работал ночами в пекарне, хотя днем учился в школе.

Стив был таким сыном, которому можно было доверять. Он был сыном, на которого отец мог положиться. Но тут – San Giacinto di California![6] – даже Стив против него. Именно сегодня, когда эти грабители из «Свадеб и торжеств» перепахали ему весь газон, когда Анджела носится по дому, как курица senza capo[7], когда мир Антонио Кареллы медленно рушится вокруг него, его собственный сын Стив привез в дом троих незваных гостей! Не то чтобы Тонн переживал из-за дополнительных расходов. Нет, это не имело для него никакого значения. Ну что ж, он еще поработает в своей пекарне четыре месяца и заработает эти деньги. Но теперь надо было как-то объясняться с этими придурками из фирмы по поводу того, что на свадьбе будет еще три лишних человека и что их надо рассадить за разными столами. Стив настаивал на этом. Нет, он не хочет сидеть со своими друзьями. Он хочет одного сюда, другого туда, а сам сядет там! Pazzo! Собственный сын – такой же сумасшедший, как все остальные.

А чего стоит этот высокий, рыжий, с белой прядью над левым виском sangue della maruzza![8] Да он распугает всех подружек невесты в Риверхеде! Тони готов был поклясться, что видел у него под пиджаком револьвер, когда тот наклонился, чтобы завязать шнурок. Большой черный револьвер, торчащий из кобуры под мышкой. Ну ладно, то, что его сын полицейский, – это неплохо, но неужели его друзья должны приходить с оружием на мирную христианскую свадьбу?

А потом накатило на Анджелу. В час пятнадцать, ровно за час сорок пять минут до свадьбы, она начала рыдать так, словно весь белый свет собрался ее насиловать. Луиза выбежала от нее, ломая в отчаянии руки.

– Стив, – сказала она, – пойди к ней. Скажи ей, что все будет в порядке, прошу тебя. Иди же, иди к своей сестре.

Тони проводил сына взглядом. Тот поднялся к Анджеле, но стенания, доносившиеся из окна спальни в верхнем этаже дома, не прекратились. Тони сидел со своей невесткой Тедди (com'e grande, подумал он, povera Theodora!)[9] и тремя чужими людьми: мистером Хейзом, мистером Клингом и мисс Максуэлл – и пил с ними вино, готовый застрелить свою жену, придушить сына, отречься от дочери и послать всю свадьбу к чертовой матери!

Он пыхтел и злился, пока Тедди не погладила его по руке. И тогда он вдруг улыбнулся ей, кивнул головой и, сложив руки на животе, положился на волю Божью, надеясь, что все в конечном счете обойдется и он, Антонио Карелла, как-нибудь переживет этот день.

Стоя в коридоре перед спальней Анджелы, Карелла слышал ее всхлипывания, доносившиеся из-за двери. Он мягко постучал и стал ждать.

– Кто там? – спросила Анджела прерывающимся голосом.

– Это я, Стив.

– Что тебе нужно?

– Ну полно, Комби, открой.

– Уходи, Стив.

– Меня ты не прогонишь. Я – полицейский, разбирающий нарушение общественного спокойствия. – Он не мог поручиться, но ему показалось, что сестра его за дверью тихонько прыснула.

– Комби! – позвал он.

– Что?

– Мне выломать дверь?

– О, подожди минуту, – сказала Анджела.

Он услышал приближающиеся шаги, задвижка щелкнула, но дверь не открылась. Затем шаги удалились, и на кровати под Анджелой громко скрипнули пружины. Он легонько толкнул дверь и вошел в комнату. Сестра лежала на постели, уткнув лицо в подушку. На ней была длинная белая комбинация, пышные темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Комбинация немного задралась, и из-под нее была видна голубая подвязка, стягивающая нейлоновый чулок.

– Одерни платье, – сказал Карелла. – Зад видно.

– Это не платье, – обиженно ответила Анджела. – Это комбинация. И никто не просил тебя смотреть, куда не надо. – Но комбинацию все же одернула.

Карелла присел на край кровати.

– Что случилось?

– Ничего не случилось. – Она помолчала. – Совершенно ничего не случилось. – Она вдруг присела на кровати, устремив на брата прекрасные карие глаза, в которых было что-то восточное, что-то такое, что говорило о далеких посещениях арабами Сицилии. Это поражало всякого, кто впервые видел ее лицо с широкими скулами – лицо Кареллы, но в утонченном варианте.

– Я не хочу выходить за него замуж, – сказала она. Она помолчала. – Вот что случилось.

– Почему?

– Я не люблю его.

– Это черт знает что! – выругался Карелла.

– Стив, я не терплю, когда ругаются. Ты знаешь. Я всегда это не переносила, даже когда мы были еще маленькими. А ты нарочно ругался, чтобы позлить меня. И еще я не люблю, когда ты называешь меня Комби.

– С Комби ты сама первая начала.

– Неправда, – возразила Анджела. – Это ты начал. Потому что ты был вредный и испорченный.

– Я говорил тебе правду, – сказал Карелла.

– Это неблагородно: говорить тринадцатилетней девочке, что она еще не настоящая девушка, только потому, что она носит хлопчатобумажные комбинации.

– Я помогал тебе взрослеть. Ты ведь попросила после этого маму купить тебе нейлоновую комбинацию?

– Ну да, и она отказала.

– Все равно, направление было верное.

– Из-за тебя у меня появился комплекс неполноценности.

– Я помогал тебе овладеть секретами женственности.

– Вот дерьмо собачье, – сказала Анджела, и Карелла расхохотался. – Это не смешно. Я не пойду за него замуж. Мне ничего в нем не нравится. Такой же неотесанный хам, как и ты, только хуже. И ругается больше. И потом... – Она запнулась: – Стиви, я боюсь. Стиви, я не знаю, как быть. Я в ужасе.

– Ну, – сказал он, – ну же, – и ласково привлек сестру к себе и погладил ее по волосам. – Не надо этого бояться.

– Стив, он убивал людей, ты знал об этом?

– Я тоже.

– Я знаю, но... сегодня ночью мы останемся одни... в одном из самых больших отелей мира... здесь, в этом городе... а я даже не знаю человека, за которого вот-вот выйду замуж. Как я позволю... позволю ему...

– Комби, ты говорила с мамой?

– Говорила.

– И что она тебе сказала?

– Она сказала: «Любить – это ничего не бояться». Я передаю приблизительно, она сказала это по-итальянски.