— Ну, разве плохо мы это проделали, Пар?! Я нахожу, что все здорово! Все просто отлично, муж моей сестры!..

Он слова хлопнул Пара по плечу, махнул рукой, громко засмеялся, топнул ногой и закружился в диком танце. Потом обнял Пара и потащил его танцевать. Пар не сопротивлялся… Так праздновали они в ночи радостную, очень важную для них победу над Башаном и Вавилоном.

Писцы и советники убедили принца Гудеа, что он отклонился от намеченного пути в пустыне по собственному желанию, которое, когда он спал, внушил ему Бааль. В конце концов, принц согласился, что пребывание в стане Ифтаха было веселым приключением, и приказал записать всю эту историю в назидание потомкам. Он пришел в отличное расположение духа и даже принял участие в прощальной трапезе.

На следующий день Ифтах лично проводил его до ущелья, на то место, где они впервые встретились. Там их уже поджидали странные животные, одногорбые верблюды, которых до этого момента держали в Афеке. Под радостные крики провожающих процессия принца Гудеа продолжила путь в Заиорданье.

Все это случилось на шестом году пребывания Ифтаха в пустыне.

В седьмую весну пребывания Ифтаха в пустыне царь Аммона Нахаш напал на Гилеад.

Гадиель от имени судьи Шамгара призвал всех мужчин, способных носить оружие, прибыть в Мицпе. Костры, которые виднелись в горах, предупреждали об опасности. Гонцы повсюду объявляли строгие приказы Гадиеля. Он сам подгонял медлительных и нерадивых. Однако люди не доверяли ему и не спешили в Мицпе, всем своим видом выражая неудовольствие. Среди способных носить оружие на севере, которому опасность не угрожала, многие нашли причины, чтобы остаться дома. Пусть неубедительные.

Аммониты появились на подступах к городу Иокбеха. Город открыл перед ними ворота без сопротивления. Они подошли к Язеру. Город защищался. Царь Нахаш захватил пруд и родники, и люди Язера оказались без воды. Он приказал уничтожить виноградники и вытоптать поля. И, наконец, разрушил городские стены. Воины Нахаша получили приказ убить всех мужчин, а женщин и детей взять в рабство.

Затем вооруженные отряды аммонитов предприняли наступление на Элеали. Этот город располагался вблизи знаменитого Хешбона. Хешбон был столицей страны во времена эморитов. Израиль, напав на Заиорданье, разрушил Хешбон, и вожди решили, что он навечно должен остаться лежать в развалинах — в знак великой победы. Праотцы Гилеада вместо него построили неподалеку Элеали и окружили его укреплениями. На многие поколения он стал столицей Гилеада.

Итак, царь Нахаш собирался взять приступом эту крепость, дорогую всему Гилеаду. И если он возьмет ее, то, несомненно, направится в Мицпе.

И теперь вся страна от гор Гилеада до горы Нево, от реки Ярмук до реки Арнон, взывала к Ифтаху. Из всех городов в Мицпе приезжали старейшины и требовали, чтобы сыновья Зилпы призвали его обратно. Особенно бурно настаивали старейшины Маханаима, хотя этому, расположенному на севере, городу, серьезная опасность не угрожала. В конце концов, и старейшины Мицпе потребовали, чтобы Ифтах стал военачальником. Однако Зилпа в бессильной злобе и слышать об этом не хотела. Шамгар же просто молчал.

Священник Авиам, в свое время превратно истолковавший решение Господа, был доволен, что обстоятельства позволили ему исправить ошибку. Последние события показали всем, что Господь отвернулся от сыновей Зилпы. Теперь он явно расположен к Ифтаху. Он, Авиам, поступил правильно, не освятив должность Шамгара и оставив место для человека, которому он сам дал имя: «Господь открывает». Он сухо потребовал от сыновей Зилпы, чтобы они в эту тяжелую годину вызвали Ифтаха руководить Гилеадом. Кроткий Шамгар мрачно спросил:

— Мы не рассердим Господа, если сделаем вождем нашего войска человека, который не отказался от фальшивых богов Аммона?

Зилпа, бледная от гнева, повелительным тоном произнесла:

— Ты хочешь унизить нас, первосвященник Авиам? Нас и себя самого… Повторяю тебе: унижаться мы не станем.

Авиам резко ответил ей:

— Я не требую, чтобы Ифтаха приглашали твои сыновья. Пусть к нему идут бородачи из Маханаима — его друзья.

Так они и сделали.

Ифтах не поднимал шум по поводу своей победы над Башаном. Поэтому у принца Гудеа не было причин рассказывать всем о своем приключении. Несмотря на это, слава Ифтаха гремела громче труб, возвещавших о славе великого царя в Заиорданье. Для своих людей он стал героем, полубогом.

Наступила зима. Седьмая зима Ифтаха в пустыне — долгая и жестокая. Однако Ифтах не торопился. Со злобным удовлетворением он ждал событий, которые должна была принести весна.

Прежде всего, она принесла Ифтаху знамя, созданное художником Латараком. Честный Латарак за тысячу шекелей постарался выполнить работу на совесть. И Ифтах, быстрее, чем ожидал, получил свинцовое изображение. На нем из облака полыхала молния Господа — яркая, прекрасная, внушающая страх. Оно наполнило сердце Ифтаха жгучей радостью. Долго, с зелёными искорками во взгляде, он рассматривал произведение художника. Теперь он видел, что Господь — его Бог. Он принадлежит Богу, а Бог принадлежит ему.

Он держит его в руках, он добился его, пожертвовав многим, и заплатил за него много денег. С тех пор как между ним и Башаном был заключен договор, он уже не скрывал свое местопребывание. Он приказал повсюду, где бы он ни находился, водружать знамя — даже в пустыне перед его палаткой или пещерой. Он никогда не был трусливым, но теперь под защитой своего Бога чувствовал себя уверенным и гордым вдвойне.

Этой же счастливой весной пришли с юга люди и принесли весть о нападении аммонитов на Гилеад. Ифтах выслушал сообщение в своей палатке в присутствии Ктуры.

Ночью Ктура сказала:

— Не могу спать в предвкушении счастья. Я думаю о Мицпе, о госпоже Зилпе. Она наверняка тоже не спит — но не от счастья, от горя. Eё сердце гложет стыд.

Теперь дни Ктуры наполнились страстным ожиданием, а серые глаза на смуглом, худощавом лице сияли счастьем.

Наконец появились отцы семейств из Маханаима. Они не нашли Ифтаха в стране Тоб. Он, и, может быть, это была шутка, поехал в город Афек. Они приехали в Афек, но опять его не застали. Нашли там только его коней и боевые повозки. Увидев снаряжение Ифтаха, они сказали друг другу:

— Неужели человек, которому все это принадлежит — наш Ифтах, сын Гилеада, который ушел к бродягам? Это же царь северных стран…

Ифтах, когда они, наконец, появились перед его темно-коричневым шатром, сердечно приветствовал их.

— Тот прощальный праздник нашего союза был прекрасен, — произнес он, предавшись воспоминаниям. — Вы скучали по мне хоть немного?.. Как идут дела под началом моего сводного брата Елека? Наверное, он вместе с потом выжимает из вас последний шекель?

— Он умеет считать, твой брат Елек, — ответили старейшины. — Вырвет из-под ног последнюю рогожу, если не будешь начеку. Но с ним можно договориться. Надо отдать ему должное — он знает толк в рытье колодцев, строительстве домов, в разведении овец и крупного рогатого скота… Но мы пришли не из-за Маханаима. У нас — беда. Весь род Гилеада в опасности. На нас напали дети Аммона.

Ифтах задумчиво, с напускной любезностью сказал:

— Я слышал, что царь Нахаш захватил Иокбеху и Язер. Он действительно разрушил город Язер и уничтожил нивы и виноградники?! Правда ли, что он начал осаду Элеале?

— Правда, — горестно вздохнули бородачи. — И, может быть, сейчас, пока мы говорим с тобой, Элеале уже взят. Неужели ты хочешь увидеть, как будет захвачен Мицпе, как Аммон будет властвовать в стране вместо Гилеада? У нас с тобой союз, Ифтах…

— Да, у меня союз с Маханаимом, который находится далеко на севере. Думаю, аммониты вынудят вашего судью Шамгара подписать мирный договор задолго до того, как появится угроза Маханаиму.

— Неужели ты хочешь, чтобы твой меч дремал, в то время как страну Гилеад завоевывает бог Мильком и изгоняет Господа? — увещевали Ифтаха старейшины.