Уильям Мейкпис Теккерей

Рейнская легенда

ГЛАВА I

Сэр Людвиг Голбургский

То было в давние времена достославного рыцарства, когда на каждом высоком холме, глядящемся в светлые воды Рейна, еще стояло по замку; и обитали в них не крысы и совы, как ныне, а стены их не покрывали мох, и плесень, и вьюнки, и плющ, - нет, нет! - там, где ныне вьется плющ, неприступные решетки и стальные засовы заграждали входы; там, где трепещут на ветру вьюнки, развевались шелковые знамена, расшитые гордыми гербами; строем выступали воины там, где ныне глаз различает лишь мох да зловещие поганки; а вместо сов и крыс, могу поручиться, в замках жили дамы и рыцари, тут они пили и пировали, танцевали и любили. Их больше нет - этих дам и рыцарей. Золото их кудрей сначала обернулось серебром, а потом и серебро повыпало и исчезло навеки; их стройные ноги, столь легкие и неустанные в танцах, отекли и вздулись подагрой, а потом, из отечных и подагрических, стали тонкими костяшками; и розы исчезли с их ланит, а потом исчезли и самые ланиты и отпали от черепов, а черепа обратились в прах, и ничего от них не осталось. И то, что постигло их, постигнет и нас. Эй, сенешаль! Наполни мне чашу вином, подсласти его, мой славный, да подбавь немного горячей воды, только самую малость, ибо душа моя скорбит по этим стародавним временам и рыцарям.

И они, бывало, пили и пировали, а где они теперь? - исчезли? - нет, не совсем исчезли; ибо не ловит их взор их неясные очертания, когда, мерцая латами, они проходят нестройной чередой по запустелому романтическому царству, а рядом, за дамами с распущенными волосами, мальчики-пажи несут длинные шлейфы? Да; вот они перед нами. Поэт видит их в туманной стране Фантазии и слышит то дальний трубный звук, возвещающий о турнире и битве, то смутное пение струн лютни во славу любви и благородных красавиц! Блаженное свойство поэзии! Словно глазное снадобье дервиша дает она видеть сокровища там, где глаз осла вовсе ничего не заметит. Неоцененные сокровища воображенья. Я вас ни на что не променяю; ни на что, даже на золотые горы. Налей-ка еще, мой славный сенешаль, мой добрый гуляка; а долг за мной запиши на дверях сего приюта - не иначе, как дух старины подмешан в твой бесподобный напиток, и дивные тени принцев и принцесс кивают нам сквозь приятный дымок трубки. Знаете ли вы, в каком году жители сказок покинули берега Рейна? Задолго до того, как был сочинен путеводитель Мэррэя, задолго до того, как по водам могучей реки запыхтели, задымили пароходы. Знаете ли вы, что в далекие-далекие времена явление одиннадцати тысяч британских дев почтено было в городе Кельне за чудо? Теперь их ежегодно заявляется сюда по двадцать тысяч, да еще с горничными. Но об этих более ни слова - вернемся к тем, кто были прежде них.

Много-много сотен тысяч лет назад и как раз в тот период времени, когда в самой поре было рыцарство, на брегах Рейна приключилось одно событие, о каком уже написана книга, так что в достоверности его положительно можно не сомневаться. Повесть пойдет о дамах и рыцарях, о любви и сраженьях, о победе добродетели; о принцах и знатных лордах, да о самом избранном обществе. Коли вам угодно, благосклонный читатель, вы ее узнаете. А у вас, милые дамы и девицы, пусть счастие в любви будет столь же полно, как у героини этого романа.

Промозглым, дождливым вечером, в четверг, 26 октября вышеозначенного года, путник, оказавшийся в такое ненастье без крова, увидел бы другого такого же странника, продвигавшегося вдоль дороги от Обервинтера к Годесбергу. Он был невысок, но богатырского сложенья, и время, избороздившее и вытемнившее его щеки и подпустившее серебра в его кудри, объявляло во всеуслышанье, что знается с этим воином вот уже добрые полвека. Он был облачен в кольчугу и сидел на могучем боевом скакуне, который (хоть одолел в тот день путь поистине долгий и трудный) легко нес своего господина, его оружие и поклажу. Коль скоро страна была дружественная, рыцарь не почел за нужное надевать тяжелый шлем, и он болтался у луки его седла вместе с портпледом. И шлем и портплед были украшены графской короной; причем на той, что венчала шлем, укреплен был знак рыцарского достоинства - рука, как водится, с обнаженным мечом.

По правую руку, в удобном для нее месте, висела баллиста или булава роковое оружие, размозжившее черепа многих и многих нечестивых; широкую грудь воина прикрывал треугольный щит тех времен с высеченным на нем гербом - волнисто-красные полосы по серебряному полю - и Андреевским крестом. Крест этот был пожалован ему за отважный подвиг под Аскалоном самим императором Максимилианом, и одного взгляда в книгу немецких пэров или знания родовитых семейств, которым в ту пору располагал всякий, было достаточно, чтобы понять, что описанный нами всадник происходил от благородных Гомбургов. То был и точно досточтимый рыцарь сэр Людвиг Гомбургский - его титул графа и камергера двора императора Австрийского означались шапочкой с павлиньим пером (которую он лишь в сраженьях заменял шлемом), а в знак своего высокого достоинства он держал в руко шелковый зонтик (весьма неверную защиту от разбушевавшейся стихии), каковыми, как известно, в Средневековье дозволялось пользоваться высшей знати. Сумка, запертая бронзовым замком и сшитая из дорогостоящего изделия персидских ткачей (столь тогда редкостного в Европе) указывала, что он постранствовал под огненным солнцем Востока. Об этом говорила к тому же и надпись, начертанная на карточке или на пергаменте и нашитая па сумку. Поначалу там было "Граф Людвиг Гомбургский - Иерусалим", но потом имя Священного града было вычеркнуто и заменено Годесбергом - куда и точно направлялся наш всадник! - и едва ли следует добавлять, что упомянутая сумка содержала те детали туалета, каковые знатный дворянин не пожелал сдать в багаж.

- Клянусь святым Буго Катценелленбогеном, - сказал славный рыцарь, дрожа от холода, - здесь не так жарко, как в Дамаске. Ух ты! Я так голоден, что могу умять целого Саладинова верблюда. Поспеть бы к обеду в Годесберг! И, вынув часы (висевшие на цепочке в боковом кармашке его шитого камзола), крестоносец утешился тем, что было лишь семь часов вечера и, стало быть, он мог достигнуть Годесберга еще до второго удара гонга!