— Что?! Не нужны мне даром ни ваш брат Джек, ни его крестовый поход против разврата. Боже мой, мистер, я простая актриса! А вы мне мешаете работать!

— …будьте добры, помогите обществу «Спасите обреченных сестер»! СОС намерен спасти жертв Потрошителя прежде, чем он нанесет удар. Они же так мало значат в истории — что в мировом ходе событий изменится?..

— Ох, только не говорите мне, что верите в этот вздор насчет королевского заговора! У этой вздорной версии нет ни малейших доказательств! Говорю вам, это Джеймс Мейбрик, пристрастившийся к мышьяку тип, ненавидевший свою неверную жену-американку!

— …ладно, ладно, бросьте весь этот хлам в мусорное ведро, все равно ваши памфлеты не нужны никому, а вокзальные уборщики устали сметать их с мостовой. У нас уже жалобы от родителей на язык, которым они написаны — ведь они валяются там, где их может найти любой школьник…

— Нет, вы оба заблуждаетесь: это любовник герцога Кларенса, внука королевы, — его учитель, который сошел с ума после мозговой травмы!

Скитер покачал головой. Ла-ла-ландия окончательно сошла с ума. Все пытались угадать и победить в споре, кто же все-таки на деле окажется Потрошителем. В этой игре участвовали все — от профессиональных детективов из Скотланд-Ярда до школьников, не говоря уже о торговцах, рестораторах и девушках по вызову с ВВ-86. Ученые стекались на станцию уже несколько недель, чтобы, отправившись в Нижнее Время, найти там разгадку самых таинственных за последние два века убийств. Окончательный состав научной экспедиции был утвержден всего три дня назад, после прошлого открытия Главных Врат, через которые на станцию попали пара заносчивых репортеров, затянувших свою отправку в Нижнее Время до последнего, и специалист по криминальной социологии, только что вернувшийся из другой экспедиции. Они успели в последний момент: практически накануне первого из лондонских убийств Потрошителя. И разумеется, сегодня прибывала основная масса туристов — счастливых обладателей билетов на «Потрошительский тур». Последние выделялись из толпы возбужденным румянцем на щеках, скомканными банкнотами в руках и лихорадочными поисками всего, что может пригодиться им на протяжении восьми дней в Лондоне 1888 года.

— А кто это по-твоему? — спросила Йанира, повысив голос, чтобы ее не заглушил шум толпы.

Скитер презрительно фыркнул:

— Какая-нибудь мелкая сошка, о которой никто до того не слыхал. Больной звереныш, на которого напало кусачее настроение, вот он и принялся резать нищих проституток. В конце концов, Джек-Потрошитель не единственный, кто потрошил женщин ножом. Судя по тому, что говорят эти спецы-историки, таких «потрошителей» в восьмидесятые — девяностые годы девятнадцатого века было несколько сотен. Джек просто грамотнее зарабатывал себе популярность, посылая письма в газеты.

Йанира вздрогнула, да и Скитеру при мысли об этом делалось не по себе.

Оставайся Скитер игроком, он тоже бы сделал несколько ставок. Однако Скитер Джексон уже получил в свое время хороший урок насчет ставок. Из-за того жуткого, дурацкого спора с Голди Морран он едва не лишился дома, единственных друзей и даже жизни. Хоть поздно, но он осознал-таки, что его ловкость рук и веселое мошенничество причиняют боль не столько богатеньким туристам, кошельки которых он потрошил, но и многим другим ни в чем не повинным людям. В общем, для Скитера время потрошения миновало — и скатертью дорожка.

Увы, для всей остальной Ла-ла-ландии оно только начиналось.

Словно в ответ его мыслям над головой захрипели динамики: это ожила одновременно с открытием Главных Врат система вокзального оповещения. Голос диктора перечислял инструкции вновь прибывающим туристам, а шагавшая рядом со Скитером Йанира Кассондра вдруг пошатнулась. Глаза ее зажмурились от внезапной боли, и она задрожала так сильно, что ей пришлось ухватиться за него, чтобы не упасть.

— Йанира! — Он резко остановился и испуганно поддержал ее. Лицо ее побелело как мел. Долгое, мучительно долгое мгновение она не открывала глаз. Потом приступ — что бы это ни было, — казалось, прошел. Она прислонилась к нему, все еще дрожа.

— Извини… — прошептала она чуть слышно. Он держал ее с осторожностью, с какой не держал бы даже бесценной вазы эпохи Минь.

— Что с тобой, Йанира? Что-то не так?

— Видение… — всхлипнула она. — Предостережение. Но такое сильное… Я еще ни разу не видела с такой силой, никогда не боялась так… что-то ужасное произойдет… нет, происходит…

Скитер похолодел. Он даже не пытался представить себе всего, на что была способна эта хрупкая на вид женщина. За двадцать пять веков до рождения Скитера ее — еще маленькой девочкой — обучали древним искусствам в храме Артемиды Эфесской, и теперь она время от времени говорила или делала такое, что у Скитера волосы дыбом вставали. Послушники Йаниры, следовавшие за ней повсюду, обеспокоено сгрудились вокруг них. Те, что не смогли протолкаться вперед, громко спрашивали, в чем дело.

— Расступитесь, чтоб вас! — рявкнул Скитер. — Вы что, не видите, что ей не хватает воздуха?

Они остолбенело выпучили на него глаза, но все же отошли на несколько шагов. Йаниру продолжала бить дрожь. Он было повел ее к ближайшей скамейке, но она мотнула головой.

— Не надо, Скитер, мне уже лучше. Правда. — Чтобы доказать это, она отстранилась от него и сделала неуверенный шаг.

Перепуганные послушники расступились, образовав для нее проход. Раздраженно косясь на них, Скитер поддерживал ее под локоть, не давая упасть.

— Что такого ты увидела, Йанира? — прошептал он в тщетной надежде на то, что диктофоны и видеокамеры не услышат его.

Она снова вздрогнула.

— Откровение, — шепнула она. — Полное черной злобы. Такого темного я еще не касалась. Насилие, ужас…

— В Верхнем Времени это в порядке вещей, — попробовал пошутить он. Йанира Кассондра Эфесская не улыбнулась, но продолжала дрожать.

— Опасность… идет из Верхнего Времени, — прохрипела она.

Он посмотрел на нее сверху вниз, и тут по спине его пробежал холод. До него вдруг дошло, что Главные Врата только что отворились. Прищурившись, он посмотрел в дальний конец площади, откуда на станцию вот-вот должна была выплеснуться волна вновь прибывших туристов. «К черту полы в сортирах. Я глаз с нее не спущу».

Они как раз проходили стык пяти основных зон станции — на ничейной земле, где сходились Urbs Romae, Вокзал Виктория, Эльдорадо, Маленькая Агора и Валгалла, да и строящийся сектор Ночей Шехерезады был совсем рядом. Именно здесь, на ничейной земле, в окружении заслонявших обзор послушников Йаниры, Скитер услышал шум. И судя по сердитой тональности голосов, шум этот означал беду. Скитер быстро закрутил головой, пытаясь определить его источник. Казалось, он исходит из двух мест сразу и сойтись должен был как раз в точке, где они находились.

— Йанира…

Четыре события произошли одновременно.

Туристы с визгом бросились врассыпную, но на них обрушился и похоронил под собой поток разъяренных строителей, кричавших что-то по-арабски. Какой-то юнец с выпученными от волнения глазами пробился к ним через толпу, выкрикнул что-то вроде «Нет! А-ах!» и уставил прямо на Скитера с Йанирой огромный стреляющий дымным порохом пистолет. Грянули выстрелы, и кто-то еще, вырвавшись из толпы, всем телом сшиб Йаниру с ног. Удар швырнул ее на Скитера, и они оба полетели на мостовую. Тележка опрокинулась, расшвыривая по сторонам бутылки с раствором нашатыря, швабры и рулоны туалетной бумаги. В ушах звенело от криков и оглушительного воя сирен. Скитер перекатился из-под ног бегущих и, привстав на карачки, огляделся по сторонам в поисках Йаниры. Ее нигде не было. Повсюду, насколько хватал глаз, видны были только разбегающиеся туристы, раскатившиеся ведра и схватившиеся врукопашную с послушниками строители.

— Йанира!

Он поднялся на ноги и тут же полетел обратно, сбитый с ног падающим строителем. Скитер врезался в золоченые плитки мостовой Эльдорадо с такой силой, что из глаз посыпались искры. Прежде чем он успел снова стать на четвереньки, Служба безопасности вырубила свет. Вся площадь разом погрузилась во тьму. Рев драки стих, сменившись неуверенным гулом толпы. Кто-то споткнулся в темноте о Скитера и с шумом обрушился на мостовую, снова помешав ему встать.