Кримхильду уговаривали долго.

Приходил к ней любимый брат Гизельхер, бодрый толстяк Гере, пришла престарелая мать.

— Ты молода, красива, а Зигфрида все равно не вернешь. Одна мечта у меня: чтобы ты снова стала счастливою, — убеждала ее мать. — Прими же посла!

— Стать женою другого? Забыть о могиле мужа? Вы предлагаете мне невозможное.

Наконец Кримхильда согласилась хотя бы выслушать приезжего маркграфа.

И когда вошел к ней Рюдегер, понял он, что в покоях ее давно не было улыбок, радостных разговоров — одна лишь тихая печаль.

— Королева! — обратился к ней Рюдегер.

Это было уже необычно. Кримхильду в родном городе давно перестали называть королевой. Здесь королевой была Брюнхильда.

— Память о вашем покойном супруге, неустрашимом Зигфриде, — вечна. Я знал его недолго, но считаю счастливыми те дни, когда судьба сводила нас вместе. Поверьте, у гуннов все его чтут и не ждут от вас, чтобы вы забыли столь достойного мужа.

— Что же вам тогда нужно, добрый наш друг, от бедной вдовы?

— Король, самый могучий из властелинов, одинок, как и вы. Он готов предложить вам преданную дружбу и верную любовь. Подумайте, королева! Вы снова станете великой, вас ожидает власть над многими землями и поклонение столь большое, что, живя в Бургундии, его трудно представить. На службе у вас будет множество знаменитых витязей.

— Но мне известно, что король ваш — язычник.

— Об этом и не думайте! Ему служат столь много христиан, да хотя бы и я! И потом, кто вам помешает склонить его к крещению!

И все же Кримхильда согласия не дала, но обещала подумать.

Вновь приходили родственники, вновь уговаривали ее, она отказывала всем. Вдалеке от могилы мужа жизнь казалась ей невозможной.

Кримхильда проплакала всю ночь, но под утро ее осенила новая мысль. В тот же день Рюдегер опять просил принять его.

— Королева, поймите, дальше ждать я не могу. Мне пора возвращаться к Этцелю. Я знал вас совсем еще маленькой, и у меня у самого юная дочь. Поверьте, не стал бы я Вас уговаривать, не поехал бы к вам с посольством, не будь уверен, что брак этот сделает вас счастливой.

— Одна в чужой стране — возможно ли стать счастливой? Стерплю ли я унижения, если кому-то вздумается меня обидеть?

— Королева, у вас будет множество витязей. Любой из этих богатырей отстоит вашу честь. Я — первый из них. Любой, кто лишь замыслит обидеть вас, не уйдет от моих воинов!

— Тогда поклянитесь, маркграф, что отомстите за меня любым моим врагам, — сказала Кримхильда твердо.

Рюдегер поднялся.

— Клянусь, королева! — громко сказал он. — Клянусь, что буду во всем служить вам и обнажу меч против любого вашего обидчика!

— Вы меня уговорили, добрый Рюдегер. Считайте, что я согласна на брак с вашим королем, — проговорила Кримхильда.

«Пусть будет так, — думала она, отпустив всех, — пусть Рюдегер станет первым из моих мстителей. И если говорят правду о могуществе Этцеля, я возьму на службу немало таких же воинов, и тогда Хаген заплатит им жизнью за все свои мерзости. Прости меня, мой любимый, я и там буду с тобой. И согласилась я на брак не в поисках счастья, а лишь для того, чтобы отомстить твоему убийце!»

И стала она женой языческого короля. Когда ехала, было ей страшно: что за человек такой, этот Этцель, покоривший многие народы? А ну как он дикий, звероподобного вида? В пути не раз успокаивал ее обходительный добрый маркграф Рюдегер. А ему-то зачем бы обманывать?

Несколько дней отдыхала она в его замке. Подружилась с его женою и с красавицей дочкой.

Много разных земель пересекла она под охраной маркграфа и пятисот его воинов. Все они обращались к ней как к своей владычице. А с нею были несколько десятков дам да старый друг — барон Эккерват. И еще с нею была новая обида на Хагена. Скаредный враг даже не позволил ей взять те немногие сокровища, что они привезли когда-то вместе с Зигфридом из норвежской марки. Уже в последний день Гизельхер, узнав об этом, сам открыл ей дверь кладовых и сказал:

— Прости, сестра, и увози все, что можешь.

Наконец увидела она Этцеля в окружении королей, которые были его вассалами, и стало ей легче. Седой благородный муж с умным незлым лицом предстал перед ней, а вовсе не зверь-язычник. И окружил он ее таким почитанием, такой роскошью, которой не знала она никогда, даже, если честно сказать, живя за Зигфридом.

Не удивительно это было — Этцелю принадлежало множество стран, ему служили знаменитые короли и среди них — сам Дитрих Бернский. Теперь стали они и ее вассалами. А вместе с ними — сотни баронов, маркграфов.

Кримхильда старалась со всеми быть ласковой, щедрой. И скоро ее полюбили.

Этцель ей позже признался, что еще больше, чем она, боялся их первой встречи. Мало ли что на лице — а если характером ведьма! Но едва увидел ее улыбку, заглянул в глаза, как понял, что уже любит и желанна она ему.

Кримхильда родила ему сына. В те дни по всей гуннской державе был большой праздник. Гордый рождением сына отец подарил немало подарков тем, кто был у него на службе. Вассалы, простые воины долго еще вспоминали с приятной улыбкой рождение наследника. Счастливый король разрешил мальчика окрестить. И назвали его Ортлибом.

Прошло несколько лет. И когда страна гуннов перестала быть для нее чужою, когда каждый вассал считал за счастье и честь побеседовать с нею, она поняла: пора. Пора для отмщения настала.

— Мечтаю я пригласить своих братьев на пир, — сказала она мужу. — Соскучилась я по родственникам.

Великий государь, безумно влюбленный в нее муж, словно ждал этой просьбы.

Уже на другой день король снарядил посольство, во главе поставил любимого многими шпильмана, храброго, знатного мужа Вербеля. И отбыли послы в Вормс с наказами от короля и королевы уговорить трех братьев-королей, родню и вассалов прибыть в гости на пир к солнцевороту.

Братья были рады получить привет от сестры. Рады узнать, что живет она в роскошных дворцах без печали. Помнит и любит родню. А сам король Этцель, великий владыка, счастлив будет свести с ними знакомство и зовет их, как сердечных друзей, в гости на пир.

Один лишь Хаген ярился, негодовал:

— Мы все погибнем там, короли! Кримхильда до самой смерти не позабудет обид. Лишь неразумный поверит ласковым ее словам. У нее сотни вассалов, у каждого — своя дружина, нам не вернуться домой с этого пира! Мы потеряем там и жизнь, и честь.

Это был второй раз, когда короли не прислушались к его совету.

Ему удалось убедить их в одном — собрать со всего королевства тысячу лучших бойцов. Да еще добавить девять тысяч прислуги, а прислуга та была — молодец к молодцу и до драки охоча всегда.

За Рейном разбили шатры. Там жили воины в ожидании дня отправления. Туда перевозили вьючных лошадей, скарб, запасные доспехи.

— Брат мой Хаген, ты не весел все эти дни. Не будет ли лучше, если ты останешься с малой дружиной в Вормсе? — тихо спросил Данкварт за день до отъезда.

Гернот, стоявший неподалеку, услышал его слова и рассмеялся:

— У Хагена — хорошая память, но он боится, что память Кримхильды — еще острее.

Гордо выпрямился Хаген в ответ на эти слова. Скажи так не король, другой, поплатился бы он за свою шутку!

— Ты прав, мой государь, я боюсь. Но не за себя меня мучает страх, а за вас. И коли вам показалось скучным умереть в своей стране, а хотите найти свою смерть вы у Этцеля, то и я, как верный вассал, готов с вами там умереть.

С того момента уже никто из королей и вассалов не пытался шутить над сумрачностью Хагена.

Едва наступила заря, пропели сигнальные трубы и лагерь проснулся.

В последний раз воины прижимали к сердцу своих жен, утешая их, что не такой уж долгой будет разлука и скоро они вернутся. Не догадывались воины в тот миг, что Кримхильда навсегда разлучит их с любимыми женами.