А Зигфрид с маху бросил камень через двор, и когда глыба грохнулась в другом его конце, у стены, дрогнула земля.

— Это — нечеловеческая сила! — сказал под окном Кримхильды тот же молодой воин своему приятелю.

А Зигфрид уже стоял, улыбаясь, среди юных рыцарей, возвышаясь над ними. И каждый хотел приблизиться к нему, чтобы улыбнуться тоже, или воскликнуть что-нибудь радостное, или, как бы невзначай, слегка дотронуться до его руки.

И был он так красив, этот огромный нидерландский королевич!

С этого дня, едва начинали состязаться молодые рыцари, Кримхильда забрасывала рукоделие и подходила к окну. Хорошо, окна были устроены так, что никто во дворе об этом не догадывался, она же — смотрела, почти не таясь. И всюду ее Зигфрид был первым. Она уже знала, едва начинались забавы, что он обязательно победит, но не могла отойти от окна, смотрела на него и счастливо улыбалась.

А он и не догадывался о том. Он мечтал увидеть ее хотя бы на миг. Но нет — красавица принцесса не показывалась ни на молодецких забавах, ни на мужских пирах. Хотя о ее добром прекрасном лице говорили в городе все.

Вот если бы старший из братьев, король Гунтер, подошел к нему сам и сказал бы:

— От близких друзей у меня нет тайны. Я хочу познакомить тебя со своей прекрасной сестрой, Кримхильдой.

Но об этом Зигфрид мог лишь пока мечтать.

А потом дворец опустел…

В объезде королевства участвовал весь цвет двора. По узким лесным дорогам они переезжали от замка к замку. Владельцы замков давали пиры. Гунтер вершил суд с помощью Хагена. В лесах устраивали охоту. Леса стояли древние, и диких зверей, так же как и разбойников, водилось в них множество.

Лишь вокруг замков были поля и небольшие селения.

Младший из королевских братьев, юный Гизельхер, чаще других оказывался рядом с Зигфридом.

— Как я мечтаю, Зигфрид, овладеть хотя бы одним из многих ваших искусств! — повторял он почти ежедневно. — Скажите, кто вас обучал, и мы пригласим его к нам, он получит большую награду.

— У меня был особый учитель, таких я больше не видел. Но вас кое-чему могу поучить. Хотите, стрельбе из лука, метанью копья?

— Однажды я попробовал натянуть ваш лук, Зигфрид, — у меня не хватило силы. Сознаюсь, я передал его Хагену. Но и Хаген натянул только раз, вы же пускаете стрелы веером!

— Я научу вас игре с мечом. Это вам не раз пригодится.

Так разговаривали они дорогой.

А через день, также в дороге, случилась неожиданная охота.

Зигфрид, Гизельхер и Хаген ехали среди леса. Часть свиты была впереди, часть где-то сзади. Высокие старинные дубы стояли плотно, вершины их сплелись, внизу было тихо, сумрачно.

Неожиданно впереди подняли какого-то зверя, закричали, затрубили в рог.

— Я так люблю охотиться, — сказал юный Гизельхер, — но чаще мне не везет, и я лишь вижу чужие трофеи.

И в этот момент в спину Зигфриду откуда-то сзади с силой ударило копье.

Гизельхер и Хаген могли бы не увидеть этого: Хаген ехал первым, за ним — Гизельхер, Зигфрид же последним. Но копье, ударив железным наконечником в спину, отскочило от нее, словно от стены, упало позади Грани и наделало много шума.

Гизельхер и Хаген оглянулись, а Зигфрид в то же мгновение метнул свой щит в густой куст, стоящий у края тропы. И в диком сплетении зеленых листьев кто-то вскрикнул от боли. Зигфрид спрыгнул с коня. Хаген спешился тоже.

Из куста выползал человек. Голова его была разлохмачена, одежда грязна и рвана.

— Разбойник! — выкрикнул Хаген, выхватив меч. Посмел напасть на нашего друга!

— Оставьте его, Хаген, — засмеялся Зигфрид. — Бедняга не знал, что я неуязвим. Ни стрелой, ни копьем меня не пробьешь. Привяжите его к лошади, и пусть он получит наказание от своего господина.

Но Хаген уже замахнулся мечом.

— Этими разбойниками кишат леса. Их надо резать как свиней!

— О мой господин! — вскричал вдруг разбойник и пополз на четвереньках к Хагену, пытаясь обнять его ноги. — Вы же сами повелели мне…

Гизельхер и Зигфрид так и не услышали, что собирался прокричать отчаявшийся бродяга. Хаген отсек ему голову и поддал ее ногой, так что она перекатилась по другую сторону тропы. Брезгливо обойдя обезглавленное тело и лужу дымящейся крови, он нагнулся за щитом Зигфрида.

Гизельхер же удивился, что гордый Хаген нагибается за чужим щитом, словно слуга, желая подать его Зигфриду, и вдруг услышал странный шум за кустами. В то же мгновение на тропу из леса яростно выломился чудовищный кабан. В его бурой клочковатой шерсти застряли ветки, колючки, листья, а в боку торчал обломок стрелы.

О том, что случилось дальше, Гизельхер вспоминал и рассказывал много раз. Хотя времени это заняло не больше, чем короткий крик, чем удар хлыста.

Лошадь Гизельхера от неожиданности отпрянула в сторону. Гизельхер успел лишь выкрикнуть:

— Хаген!

В тупом бессилии он смотрел на разъяренного вепря, на его полуоткрытую пасть, обнажавшую желтые клыки, с которых капала мутная пена. Хаген, только что вложивший меч в ножны, нагнувшийся за щитом Зигфрида, зацепился плащом за острый сук и неловко дернулся, стараясь выпрямиться. Вепрь мчался именно на Хагена, и у того уже не было ни мгновения, чтобы снова выхватить меч.

Гизельхер слышал немало историй о том, как поднятый охотниками израненный вепрь несется не разбирая пути и своими клыками вспарывает внутренности любому, на кого наткнется, — будь то человек или охотничий пес.

Зигфрид стоял к кабану и Хагену спиной. Он обернулся вослед укатившейся отрубленной голове и еще успел удивленно взглянуть на шарахнувшуюся лошадь Гизельхера. Но одного короткого мига ему хватило, чтобы круто развернуться, понять, что происходит. А дальше он — в быстром прыжке ли, полете — рванулся навстречу вепрю и левой рукой схватил грубую шерсть на загривке, а правой, сжатой в кулак, ударил между налившихся кровью глаз.

Гизельхеру даже послышался хруст кости, проломленной кулаком Зигфрида. Кабан, устремленный вперед, на Хагена, осел и грузно, неуклюже повалился набок.

Тут и Хагену удалось выпрямиться, выхватить меч, и он со всей силы рубанул зверя.

А дальше они уже весело смеялись, и Гизельхер — тоже. Хаген вновь вытер меч, вложил его в ножны и сказал, поклонившись Зигфриду:

— Вы спасли меня от неприятности, и я ваш должник навсегда!

Их уже нагнали отставшие. Все громко удивлялись чудовищным размерам вепря. Гизельхер стал рассказывать о том, как Зигфрид одним ударом кулака свалил его, хотя валявшийся на земле под деревьями кабан уже не казался Гизельхеру таким огромным. Теперь в нем не было той звериной тупой яростной силы, которая испугала даже лошадь, из-за которой и сам Гизельхер на мгновение растерялся. Теперь это была обыкновенная туша. Слуги, опутав ей ноги, привязали к свободной лошади. А в это время Хаген выговаривал своему младшему брату, Данкварту:

— Следуй за Гизельхером. Если приставлен служить ему, не отставай, оберегай от любой напасти. Хорошо, Зигфрид оказался поблизости.

Про разбойника же забыли, откинув его тело в сторону и оставив на съедение дикому зверю.

Гизельхер хотел заступиться за Данкварта. Получалось теперь, что кабан угрожал ему, а не Хагену. Но ему было неловко, что он в тот миг растерялся. Хорошо, подъехал Зигфрид и заговорил:

— Отлично, что вы успели предупредить нас окриком. Не успей вы крикнуть, я бы не обернулся, а бедняга Хаген лежал бы сейчас поперек дороги с распоротыми внутренностями. И уже никто не смог бы ему помочь. А хорошему владению мечом я вас поучу.

Пусто, тихо было в королевском дворце. Пусто было во дворе. Раньше Кримхильда любила такие времена. Сейчас же чувствовала она сердечную тоску. День за днем проходили в унынии. Братья объезжали королевство, развлекались, а ей даже в окно смотреть давно уж прискучило.