Он как раз возвращался с охоты, по пути заехал к Захару, выпили, попели песен, потом Иван уселся в седло, поглаживая притороченную к луке добычу – двух зайцев и рябчика, простившись, поехал. Да и пора уж было – темнело теперь рано и быстро. Уже подъезжая к Обидову, увидел – что-то не так! Как-то тихо и чересчур благостно – ни песен, ни крика, ни веселой ругани, даже собаки, и те, казалось, лаяли с осторожностью. Раничев на всякий случай поправил поудобней кинжал. Впрочем, ежели что, так предупредил бы кто-нибудь. Въехав в ворота, поймал подхватившего коня под уздцы мальчишку:

– Чего тут?

– Болярин княжий приехал, аль дьяк, – тут же доложил пацан. – С ним дюжина воев – все оружные, в кольчугах, со щитами червлеными.

– Ну, дюжина – не так и много, – Иван лихорадочно просчитывал – кто бы это мог быть? – Зачем приехал-то, не знаешь?

– К тебе, господине.

Вот те раз! Раничев пожал плечами – оказывается, к нему важные гости, а он и не в курсах. Осторожно оббил о крыльцо налипшую к сапогам грязь, толкнул дверь…

– А вот и боярин! – бросился навстречу ему Никодим Рыба. – Гость к тебе, господине, говорит – самого Олега Иваныча, князя, посланник!

Сидевший за столом в окружении воинов пожилой человек с длинными седыми волосами и небольшой остроконечной бородкой встал и с достоинством представился:

– Дмитрий Федоров сын Хвостин, великого князя Олега Ивановича Рязанского дворянин думный.

Раничев поклонился, с любопытством глядя на гостя:

– Что-то я вас не припомню, мой господин.

– Как и я – вас, – думный дворянин хохотнул. – Однако, как говорили римляне, potius sero quam nunquam – лучше поздно, чем никогда.

Посланец вызывал явную симпатию – не наезжает, говорит спокойно, в глаза смотрит прямо.

– Тогда прошу в мои покои, – церемонно поклонясь, Иван сделал приглашающий жест. – Вы голодны?

– Нет, по пути перекусили в корчме.

– И тем не менее – откушайте за компанию, Дмитрий Федорович. Ваших воинов тоже покормят.

– Что ж, – посланник улыбнулся. – И отказался бы – да нет ни сил, ни желания.

– К чему ж отказываться? У нас здесь вполне неплохие меды, да и дичь, знаете ли…

Они уселись за стол, друг против друга – Иван все приглядывался к гостю, кого-то он ему напоминал внешним обликом… ну, да – вылитый кардинал Ришелье! Еще б красную мантию… Если у этого посланника ума столько же, сколько у легендарного кардинала, с ним нужно держать ухо востро.

– Пейте-пейте, не стесняйтесь, – Раничев самолично подлил гостю меда. – Если думаете, что я сейчас постараюсь вас напоить, чтобы кое-что выведать, так ошибаетесь – все, что нужно, я спрошу у вас сразу. – Иван чокнулся и, выпив, спросил: – Итак, какова ваша миссия?

– Вижу, знаете иные языки, не то, что многие наши. – Дмитрий Федорович засмеялся. – Недаром князь отзывается о вас с большой похвалой. Вы хорошо поработали в Москве.

Раничев ухмыльнулся. Ах вот оно, в чем дело! Да, было такое, рязанскую агентуру в Москве он действительно ставил, правда, давненько уже.

– Оттуда перестали приходить сообщения, – пожаловался посланец. – Князь недоволен и хочет посоветоваться с вами.

– Что ж, как говорится, всегда готов, – развел руками Иван.

– Вот и славно, – думный дворянин тряхнул локонами.

Темно-синий кафтан его заиграл бархатом в пламени горящих свечей. Хороший кафтан, покроя вполне европейского, этакая котта… Раничев присмотрелся – да нет, не котта – бригантина! Самая натуральная бригантина – легкий и вполне надежный доспех из обтянутых плотной тканью стальных пластин. А посланник – человек осторожный.

– Вы всегда обедаете в кирасе? – опустив глаза, поинтересовался Иван.

Гость засмеялся:

– Consuetudo est altera natura – привычка – вторая натура.

Они проговорили далеко за полночь – о музыке, истории, литературе – думный дворянин Хвостин долгое время выполнял деликатные поручения рязанского князя в Верховских княжествах, неплохо знал польский, нижне-немецкий, латынь. Честно говоря, Раничев не часто встречал здесь подобных энциклопедически образованных людей, тем более рад был беседе.

– Вообще же, отношение к скоморохам у нас двоякое, – развивал тему гость. – С одной стороны, да – они увеселяют знать и простой народ, однако церковь относится к ним резко отрицательно, к тому же почти все скоморохи на Руси, увы, принадлежат к подлому сословию – бояр да детей боярских средь них нет. А возьмите немецкие княжества? Генрих фон Морунген, Гартман фон дер Ауэ – все знать, рыцари.

– Там есть и жонглеры, – вскользь заметил Иван. – И подлого люда хватает.

– Да его везде хватает, – Хвостин отмахнулся. – Ну, еще по чарке – да спать? Завтра путь ранний.

– Как скажете, – Раничев наполнил чарки.

Они выехали с утра, еще до восхода, скачущие впереди воины факелами освещали путь. Справа, вдоль дороги, серебрилась река, отражая поблекшие звезды и сияющую утреннюю планету – Венеру. Путь размыло дождями, часто приходилось искать объезд, хрипя, выбирались из грязи кони. По обеим сторонам уныло тянулись пустынные сжатые поля, луга со стогами, курные крестьянские избенки, крытые мокрой соломой.

В Переяславль-Рязанский приехали поздно – опоздали к вечерне, хотя и торопились, подгоняли коней. Тем не менее великий князь принял их сразу после молитвы и на этот раз беседа была обставлена тайно – никаких слуг, дьяков, тиунов. Только князь с Раничевым да думный дворянин Хвостин у двери. Чего хотел престарелый правитель княжества понять было нетрудно – Москва издавна являлась давним врагом Олега Ивановича, хоть и женил он своего сына на московской княжне еще четырнадцать лет назад. И тем не менее…

– Я и мои люди должны знать все, что делается при дворе московского князя Василия, – дребезжащим голосом чеканил престарелый князь. – Для этого ты, Иван, вновь отправишься в Москву, как ездил когда-то. Вот – золото и серебро, – Олег Иванович подвинул к Раничеву лежащие на столе мешочки с монетами и, встав, подошел к сундуку. – К тому же, помнится, я обещал наградить тебя… Держи! – открыв крышку, князь протянул Ивану затейливо украшенную грамоту. – Все твои деревеньки и села жалую на все времена тебе и твоим детям, и внукам, и правнукам в вотчину. Владей! Вернешься из Москвы – получишь еще землицы.

– Есть одна просьба, княже, – низко поклонившись, настойчиво произнес Раничев.

Князь поднял глаза:

– Ну?

– Ферапонтова обитель зарится на мои земли.

– Не трожь чернецов! – с натугой вскричал Олег Иваныч и тут же слабо махнул рукой. – Впрочем, приедешь – тогда и поговорим. И впрямь, Феофан себе слишком большую власть взял. Не по Сеньке шапка! Ну, что стоишь? Ступай… Выедешь засветло, с купцами.

Иван поклонился и вышел. Спустился по узкой лестнице на княжий двор, остановился, прижимаясь щекой к резному, поддерживающему крышу крыльца, столбику. Снова в Москву? А надо ли?

Двое дюжих воинов вынырнули из темноты, уперли в бока Раничева кинжалы:

– Вас просят пройти в одно место, господин.

Вот как? Интересно – куда? И кто этот навязчивый проситель? Тиун Феоктист? Аксен?

– А если я…

– Нам приказано доставить вас во что бы то ни стало… Или – лишить живота.

Однако, посмотрим, кто еще кого лишит! Раничев пожал плечами и весело подмигнул парням:

– И что же тогда мы тут стоим?

Они обошли княжеский терем и поднялись в него с другой стороны, по еще более красивому крыльцу, чем то, с которого спустился Иван. Прошлись по галерее.

– Сюда, – один из сопровождающих предупредительно распахнул небольшую дверцу.

Иван замялся – вот так и пропадают люди!

– Заходите, заходите, Иван Петрович, – светски пригласили из темноты. – alea jacta est…