– Позови! – радостно кивнула Матрена и вдруг зарделась: – Ой, я ж не одета. Эй, слуги, – закричала громко. – Несите все, что есть в сундуках.

Раничев уже грохотал сапогами по лестнице.

– Ну, – Таисья скосила глаза на державшего ее Лукьяна. – Не срамно пялиться-то? Может, разрешишь одеться?

Юноша покраснел и, отпуская руки разбойницы, отошел к двери. Куда она, в конце концов, денется-то?

Таисья даже не взглянула на валявшуюся на лавке одежду. Молнией бросилась в окно – в горницу полетели осколки…

– Куда ж ты, дура?! – Лукьян выглянул на улицу.

Потирая окровавленное плечо, разбойная девица уже усаживалась в крытый возок… Откуда он здесь? А, наверное, именно в нем и приехали настоящие скоморохи.

– Стой! – страшно закричал Лукьян. – Стой, паскудница… Врешь, не уйдешь!

Выскочив в окно, он приземлился на ноги… Возок уже выехал за ворота и, набирая скорость, скрылся за…

…поворотом дороги.

Ушла Таисья, выскользнула, словно змея.

– И черт с ней! – узнав обо всем, Гермоген-Афанасий запоздало погрозил кулаком: – Погодите, еще поймается.

У Афанасия знакомцев в Угрюмове хватало – от бояр до корчемных служек. Однако никаких обнадеживающих вестей от них покуда не поступало. Хорошо хоть удалось сунуть мзду десятнику воротной стражи Семену, знали теперь о всех вышедших из города караванах. Ничего подозрительного, обычные товары: ткани, мед, воск, ремесленные изделия, кузнечное сырье – железо-уклад – в крицах. Все возы проверяли строго – чтоб не забывали купцы платили пошлины, никаких «левых» девчонок с отроками пока что-то не обнаруживалось.

– Нет, думаю, спешить они не будут, – пожимал плечами посвященный во все тонкости дел Афанасий. – Зачем? Вывезут всех за один раз – и большим караваном – меньше риска. А в Угрюмове их точно нет, были б – мои люди знали. – Раничев азартно возражал, доказывая, что, на месте людокрадов, как раз спешил бы сейчас, поскольку весна скоро – а размокнут дороги, что, до мая ждать?

Вообще, Иван понимал, конечно, что кроме скита должен бы существовать еще один сборный пункт, так сказать – центральный. Обязательно должен быть, ведь куда-то же делись собранные в скиту пленники. Хорошо, допустим, место это где-то рядом с Угрюмовом, не особенно далеко, но и не так уж, чтоб очень близко. Усадьба боярина Колбяты Собакина! Лучше не придумаешь, да и холопы у боярина ушлые – не раз уже людокрадством промышляли, правда, не на продажу, для внутреннего, так сказать, использования в вотчине – кого в закупы верстали, кого в рядовичи, вдачи, а кого – обычно бобылей да странников – и в обельное холопство. Колбята, Колбята… Старый недруг Ивана… Так может, и он в деле? Тогда понятно, куда свозят живой товар. Да и без Аксена, видать, тут никак не обошлось… Впрочем, тут еще можно спорить – Аксен с отцом своим, боярином Колбятой, никогда особенно дружно не жили, кажется даже, папашка его и наследства лишил.

– Про какого Колбяту-боярина ты говоришь, друже? – хлебнув прямо из туеса бражки, осведомился вдруг Афанасий.

– Про Собакина, – пожал плечами Раничев. – Ну, вотчины у него рядом с Угрюмовом.

Бывший монах усмехнулся:

– Так боярин Колбята Собакин уже года два как помре милостью Божией!

– Как – помре? – захлопал глазами Иван. – Что, в самом деле?

– Умер, умер. Феофан и отпевал самолично.

Раничев задумался:

– Так вот, значит, оно как… И кто теперь володеет вотчиной?

– Да сынок его, молодой боярин Аксен.

А вот теперь, кажется – горячее! Аксен, Феофан и прочие – все это одна шайка, с давних пор еще спевшаяся и оказывающая большое влияние на старого князя. Наверное, и Таисья тут не зря отиралась, окромя околпачивания богатой вдовицы Матрены, наверняка, имела еще какое-нибудь поручение, а то и не одно. Да, где Аксен, там Таисья.

Иван посмотрел на Афанасия:

– А что, Аксен Собакин так до сих пор и не женат?

– Нет, не женат, – отозвался тот. – А вообще – жених завидный. Богат и к самому князю близок.

Скрипнув зубами, Иван вдруг вспомнил, как Аксен едва не изнасиловал Евдоксю во время нашествия войск Тимура, а затем всячески вредил ему, Раничеву… Нет, вряд ли возможно незаметно пробраться в вотчину, уж слишком хорошо знает его Аксен, слишком. Хотя идея хорошая… Обязательно надобно посмотреть, проверить, что в этой вотчине делается. Человечек нужен не местный, пришлый, чтоб умен был да на язык боек. Лукьян! Точно – Лукьян! А что – неглуп и за себя постоять сможет. Только вот как его Аксену подставить, чтоб, если и не доверял, то хотя бы не держал на подозрении какое-то время. И связь надо продумать… Посыльные? Эх, людишек бы с парнем отправить, чтоб не один, сам-то не пойдешь – узнают. Да, насчет людишек мысль верная. Михряя дать – парень силен преизрядно, да и оружьем владеет – сам же Лукьян и учил. Так-так… Всем хорош Михряй, да вот не особо хитер. Что ж – пускай легальным заступником будет, скажем, Лукьян – господин, а он – слуга. А и остальных людей дать… Да вот тех же самых обученных парней… выбрать, кто помоложе, да отправить – якобы Лукьян же их и привез на продажу. Вопрос тогда – откуда узнал, кому привезти? Кошка на хвосте принесла? А ведь дело-то тайное, правда, развернутое с размахом, надо признать… и не первый год уже. Нити на самый верх тянутся, к кому-то при княжьем дворе, иначе б не продержались бы столько, накрылся бы бизнес. Но ведь там же, при дворе, есть и другие силы – думный дворянин Хвостин да сам княжич Федор Олегович! А старый-то князь Олег Иванович уж совсем плох… Чай, не помер еще? Судя по всему, недолго уж того дожидаться.

Так, думай, Иван Петрович, думай. Каким образом вообще воруются люди? Верные слуги Аксена хватают прямо на улицах? Может быть, и хватают – но редко. Значит, кто-то привозит, или сами они приходят… как послушники к Феофану. Послушники… А что – это мысль! Только подстраховаться нужно, жаль, если погибнет кто зря, с Аксеном ухо держать востро надобно. Если, конечно, при делах Аксен… Что ж, проверить-то все равно надобно – попытка не пытка… А при этом неплохо бы заручиться поддержкой государственной власти. В чужую вотчину лезем – в собственность!

– Афанасий, в Угрюмове люди не пропадали?

Расстрига задумался:

– Кажись, пропадали. Слыхал… Так, краем уха.

– А поточнее нельзя выяснить?

– Чего же – нельзя?

– И, главное, вплоть до того, когда именно пропали, где, да кто, да как выглядели.

– Сделаем, Иване, не сомневайся!

Допив брагу, Афанасий распрощался и, взгромоздившись на коня, поехал в город. Проводив его, Раничев посмотрел на затянутое облаками небо, на змеящуюся по дороге поземку, поежился, и поднявшись обратно в избу, велел кликнуть Лукьяна.

Уже на следующий день, по дорожке, ведущей от Ферапонтова монастыря к Угрюмову, в сторону города зашагало полдюжины молодых парней, по виду – собравшихся принимать постриг. Покрутившись у городских стен, парни попали в метель и быстренько скрылись в лесу, откуда и вышли прямиком к вотчине боярина Аксена Собакина.

Оставив парней поодаль, Лукьян подошел к воротам, застучал посохом:

– Эй, православные!

– Чего надоть? – нелюбезно осведомились с воротной башни.

– Пустите переночевать, заплутали мы.

– А кто такие?

– В Ферапонтову обитель идем, к отцу Феофану. Отроки постриг принять хотят.

– Ах вот оно что… Погодите, ужо доложу боярину.

Стражник спустился с башни. Через некоторое время, заскрипев, гостеприимно распахнулись ворота. Выл ветер, кружил на дороге поземку.

– Ну вот, кажется, и все, – прячась в лесу, посмотрел на вотчину Раничев. – Клюнули, Афанасий! Клюнули.