_______________
* Эти понятия Сирано перекликаются с самыми современными,
вытекающими из теории фундаментального поля И. Л. Герловина (см.
предыдущие примечания).
Издевательски и в то же время глубоко гуманистически звучат страницы трактата Сирано де Бержерака, посвященные войне. Трудно представить себе более язвительный показ всей нелепицы национальной вражды на Земле, сатирически отраженной в лунных войнах, где якобы луняне следуют довольно забавному принципу: "спор допускается только между равными". Во имя этого силы каждой стороны уравниваются неким третейским судом. Здесь Сирано не удержался от того, чтобы ввести в свое повествование неназванную им инопланетянку (возлюбленную его Эльду!), которая готова была последовать за ним на Землю, а на родной своей планете с присущей ей глубиной ума разоблачала противоестественность земных войн, когда враждующие короли допускают, чтобы "пробивались головы четырем миллионам людей, которые стоят гораздо больше, чем они (короли!), в то время как сами сидят у себя в кабинетах, посмеиваются, рассуждая об обстоятельствах, при которых происходит избиение этих простаков; однако не следует мне (инопланетянке) порицать доблесть ваших добрых собратьев. Дело такое важное быть вассалом короля, который носит широкий воротник, или того, который носит брыжжи"*.
_______________
* Через столетие Джонатан Свифт повторит этот сарказм, живописуя
войну лилипутов из-за того, как разбивать яйца: с тупого или острого
конца. (Примеч. авт.)
Поэтому в смехотворной войне "иного света" строго уравненные противники встречаются: раненые с искалеченными, великаны с колоссами, немощные со слабыми, ловкие с проворными, доблестные с отважными, нездоровые с больными, крепкие с сильными... "И если кому-нибудь вздумается ударить другого, а не указанного ему врага, он осуждается, как трус, если только не будет доказано, что это произошло по ошибке".
Потом определяются потери и, если они равны, - бросается жребий и по вытянутой соломинке определяется победитель, но и это еще не решает исход "войны", предстоят еще диспуты: ученых с умными, знатоков со знающими, рассудительных с размышляющими. И эти победы ценятся втрое против военных. После окончательно определенной победы "народ-победитель" избирает своим королем или своего собственного короля или короля своих врагов. Выходит, и воевать было нечего!
В изобилующую подводными течениями, намеками, двусмысленностями ткань трактата Сирано рассыпал те удивительные вещи, которые спустя три с половиной столетия поставят в тупик изучающих его творчество. Но он-то знал, что все, о чем он пишет, наряду с шутками, на самом деле уже существует на Солярии и когда-нибудь появится на Земле поумневших людей, овладевших и зеркалами-экранами, и звукохранящими устройствами (которые можно подвешивать к уху, как сережку, "напоминающую, - как он писал, разрезанную пополам жемчужину, с передвигающейся стрелкой настройки"), и светящиеся (электрические!) колбы, и многое другое, воспринимаемое нами (людьми будущего для Сирано) в двадцатом столетии как удивительные предвидения.
Сирано воспользовался гостеприимством герцога д'Ашперона, чтобы собрать у него в замке своих друзей и прочитать свое новое произведение.
Он хотел, чтобы его послушали и философы, встречавшие в Мовьере Кампанеллу: Декарт, Пьер Ферма, Гассенди. Но Декарт жил в изгнании, появляясь в Париже лишь тайно, подвергая себя преследованиям не только церкви.
К счастью, Гассенди и Пьер Ферма приехали. У герцога д'Ашперона встретились преследуемый иезуитами естествоиспытатель, философ - противник переделанного церковниками Аристотеля и прославленный юрист, поражающий мир своими математическими исследованиями.
Приехал и скромный мовьерский лавочник, преданный друг и соратник Сирано Кола Лебре.
Парижане: граф Шапелль де Луилье, писатель Ноде и кое-кто из былых товарищей Сирано явились все скопом прямо из какой-то таверны.
Появился и нарядный Мольер, отличаясь своей царственной походкой и печальными глазами.
Оживленно беседуя, все ждали, чем поразит их на этот раз неугомонный Сирано.
Ему было важно услышать не только дружеские похвалы, поэтому он не возражал против того, что в таверне за графом, Шапеллем де Луильи увязался оказавшийся там случайно маркиз де Шампань (на этот раз, конечно, без графини де Ла Морлиер!).
Чтение состоялось в темноватом рыцарском зале замка, где через узкие окна светлыми перегородками проникали скупые лучи дневного светила. К одной из этих светящихся полос и придвинули стол чтеца.
Слушатели расположились на принесенных слугами лавках, и только подтянутый Мольер остался стоять у стены, словно наблюдая за сценическим действием из-за кулис.
Герцог, Гассенди и Пьер Ферма уселись в креслах напротив стола, за которым сидел волнующийся автор.
Но едва он начал читать и первый взрыв хохота потряс холодный зал, он сразу успокоился, читая с большим, как определил Мольер, искусством скрытой, но яркой, разящей насмешки.
Больше всех хохотал Ноде, едва услышав знакомую ему историю с полетом в Новую Францию с помощью банок с росой, а потом - рассуждения губернатора Квебека, мальтийского рыцаря Монманьи о том, как грешные души, карабкаясь по внутренней полости Земного шара, чтобы избежать адского пламени, заставляют тем якобы, подобно беличьему колесу, вращаться Землю.
Его круглое добродушное лицо тряслось, обрамленное и тройным подбородком, и прекрасными брюссельскими кружевами.
Смеялись все при чтении многих мест рукописи.
Восторг Пьера Ферма вызвал полет Илии-пророка с помощью подбрасываемого им же самим магнита.
- Клянусь, мой дорогой Бержерак! - воскликнул маститый математик и юрист из Тулузы. - Вы, право же, неплохой физик, воспользовавшийся "доказательством от противного", применяемого до сих пор лишь в математике!
- Я хотел бы, метр, познакомить вас со своим трактатом по физике, отозвался Сирано, несколько удивив слушателей.
- Вот как! - воскликнул маркиз де Шампань, по-крысиному поводя носом. - Хотелось бы узнать мнение уважаемого метра если не о всем упомянутом трактате, то хотя бы об этом новом для физики методе. И что доказывает им наш остроумный автор?