С другой стороны, ему были понятны горькие чувства Кати в отношении подлинных хозяев Семидесяти, хотя он не разделял их полностью. Конечно, некоторые свободы личности ограничивались. Например, граждане бывших США, имевшие особенно прочные и давние традиции независимости, высказывали недовольство Союзным Актом, принятым 300 лет назад и серьезно урезавшим суверенитет страны. В некоторых районах это недовольство выражалось даже в противоправных действиях по отношению к Имперской Японии. В памяти многих американцев ещё были живы события, названные Ванкуверской Бойней 21 года.

Естественно, что подобные настроения получили широкое распространение в тех колониях, где большинство населения составляли потомки выходцев из Северной Америки, пытавшихся даже воскресить до некоторой степени утраченную славу. Такой мятежной планетой и была Новая Америка, родина Кати. Правда, росла она в украинской колонии, где и заразилась консервативным духом.

Учитывая всё это, Империя, в худшем случае, – нескладная, обременительная, громоздкая бюрократическая система, а в лучшем – это тот инструмент, благодаря которому человечество достигло звёзд и сохранило самоё себя. Дэв считал, что оба варианта нераздельно связаны. Для него и для его семьи Империя давно стала и благословением, и проклятием.

Начать с того, что Майклу Камерону пришлось развестись с женой, когда он получил высокое назначение в Имперском Флоте. Офицеру, начиная с капитана и выше, полагалось быть женатым с учетом политической благонадёжности и вступать в брак с женщиной того круга, который определялся Императорским Дворцом, так что Мари Прю-Камерон, не-японка из Западного Скрэнтона, не говорившая на нихонго, попросту представляла не тот социальный класс. Императорский Протокольный Совет устроил для Майкла новую партию.

При этом Майклу позволялось сохранять со своей прежней женой любовную связь и обеспечивать обоих сыновей. Если бы не это, Дэв не смог бы получить свой имплантант NOI Модель 10000 с вживлённым в ладонь контрольным интерфейсом, двумя височными разъемами и затылочным приёмником для прямого обмена. Без этих дорогих В– и З-разъёмов Дэв Камерон никогда не выбрался бы с Земли, а остался одним из сотни миллионов обитателей скученных городских районов, не выключающих ВИРкомы и живущих за счет пособий, выделяемых государством для безработных граждан.

После трагедии с отцом и его самоубийства, Дэв долго ещё питал ненависть к Империи, но столь личное чувство по отношению к безликой огромной структуре рано или поздно должно было иссякнуть. Так и случилось. С точки зрения Дэва не система, а именно враги его отца довели дело до суда. Сама же Империя намного значительнее любого отдельного гражданина, будь он даже самим императором.

Самоубийство отца чуть было не положило конец карьере сына, когда та ещё и не началась толком. Дэв уже получил назначение в Академию Флота в Сингапуре, когда известие о катастрофе на Лунг Ши достигло Земли. После решения трибунала назначение потихоньку отменили «во избежание неприятных последствий для репутации Академии».

После долгих мытарств Дэв оказался на борту грузового корабля «Минтака», отправлявшегося к Пограничным мирам. Тогда его главным желанием было уехать подальше, но вряд ли стоит возлагать вину за это на Империю, не так ли? И не Империя повинна в том, что, когда он вступил в гегемонийскую гвардию, то попал не на Флот, как просил, а в уорстрайдеры.

Всю свою жизнь Дэв хотел управлять кораблём и, будучи на «Минтаке», пользовался любой возможностью, чтобы набраться опыта, начиная от подключения к погрузчикам и кончая выполнением функций второго пилота. Он и теперь частенько удивлялся тому, что после стольких лет мечтаний о космических полетах, стал обычным уорстрайдером. Никогда ему не нравились громыхающие боевые машины, эти броневые силы XXVI века, и на тех, кто управлял ими, Дэв всегда смотрел с некоторым превосходством. И только тяжелейшая кампания против нашествия ксенофобов и последовавшее за ней 4-х месячное путешествие на далекую Алия для установления контакта с ДалРиссами убедили его, что в бою решающая роль принадлежит не технологии и не внешней форме кибернетического протеза, а людям. Теперь он гордился своим умением управлять «Призраком» LaG-42 или тяжёлым «Богом войны», и мысли о космических кораблях редко приходили в голову.

За последние два года Дэв сильно изменился в отношении к другим людям. Когда-то он был холоден, подозрителен и даже враждебен с теми, кого не знал, одиночка, всегда поступавший по-своему. Теперь ему удавалось прекрасно ладить со всеми… почти со всеми. Катин отказ жёг сердце. Он любил своего пылкого командира, любил до сих пор, судя по тому состоянию постоянного беспокойства, в котором пребывал после расставания с ней.

Звонок прервал мрачные раздумья, Дэв отвел взгляд от плывущей внизу Земли. Кто-то вызывал его через ВИРком. Он сосредоточился, воспроизводя в мозгу код, открывающий коммуникационный канал в его цефлинке. Затем материализовался его ВИР-аналог – в чёрной форме с медалью на шее. В сознании Дэва он висел в открытом космосе, неподвижный и ничем не защищённый. Внизу укутанная облаками Земля, вдали за спиной – сверкающая стрела небесного лифта, а над головой – звёздная пыль Млечного Пути.

– Лейтенант Дэвис Камерон? – голос женщины звучал, казалось, из пустоты за левым ухом.

– Да?

– Извините, что беспокою вас, сэр, но полковник Кукуэи Цуру добивается немедленной связи по ВИРкому. Вы его примете?

– Конечно.

В данном случае важно было не столько звание, сколько положение: Цуру, насколько знал Дэв, был офицером связи, одним из десятков тысяч японских офицеров, обеспечивающих координацию действий имперского правительства и вооружённых сил Гегемонии. Теоретически простой лейтенант, будучи офицером связи, мог отдавать приказы генералу Гегемонии, хотя на практике такая ситуация просто не могла возникнуть, ведь для старшего офицера это означало бы потерять лицо. Но вот посоветовать лейтенант вполне мог, и генералу полагалось внимательно его выслушать. Так что политическое влияние офицеров связи трудно было переоценить.