Поэтому человек подвержен воздействиям и гравитации, и инфекции, и голода вследствие изменений ландшафта, и процессов этногенеза, которые иногда совпадают с общественными процессами, а иногда не совпадают. Таким образом, на современном уровне науки в историческое понятие «географический источник» следует ввести, помимо ландшафтного окружения, географические особенности развития этносов.

Значит, не только история без географии встречает «протыкание», но и физическая география без истории будет выглядеть крайне однобоко. Отсюда вытекает, что обязательно нужно пользоваться историческими данными для изучения палеогеографии того или иного периода, причем с учетом конкретных обстоятельств. При этом следует ориентироваться не на буквальные публикации источников, а на канву событий, отслоенных и очищенных от первичного изложения. Только тогда будет ясна соразмерность фактов, когда они сведены в одномасштабный причинно-следственный ряд. В результате исключается также тенденциозность источника или малая осведомленность его автора. То, что для историка станет завершением работы, для географа окажется отправной точкой. Будут исключены те события, причины которых известны и относятся к иной сфере, например спонтанному развитию социально-экономических формаций либо к личным поступкам политических деятелей.

Останется сфера этногенеза и миграций. Тут-то и вступит в силу взаимодействие общества с природой.

Особенно это прослеживается, когда главную роль играет еще натуральное или простое товарное хозяйство. Ведь способ производства определяется первоначально теми экономическими возможностями, которые возникают в природных условиях конкретной территории, кормящей племя или народность. Род занятий подсказывается ландшафтом и постепенно направляет развитие материальной, а отчасти и духовной культуры возникшей этнической целостности. Когда же данный этнос исчезнет, то памятником его эпохи останется археологическая культура, свидетельствующая о характере хозяйства этого народа, а следовательно, и о природных условиях эпохи, в которой оно бытовало. Тем самым мы оказываемся в состоянии отчленить исторические события политического характера от событий, обусловленных преимущественно изменениями физико-географических условий.

Все народы Земли живут в ландшафтах, за счет природы. Но ландшафты разнообразны, разнообразны и народы; ибо, как бы сильно ни видоизменяли они свой ландшафт, путем ли создания антропогенного (порожденного деятельностью человека) рельефа или путем реконструкции флоры и фауны, людям поневоле приходится кормиться тем, что они сами могут извлечь из природы на той территории, которую этнос либо заселяет, либо прямо или опосредованно контролирует. Однако ландшафты тоже меняются, Они имеют свою динамику развития, свою историю, А когда ландшафт изменится до неузнаваемости, люди должны будут либо приспособиться к новым условиям, либо умереть, либо переселиться на другое место.

Так возникает проблема миграций. Модификация ландшафтов – не единственная их причина. Они назревают также при демографических взрывах или при общественных толчках. Любопытно, что в любом случае переселенцы станут искать условия, подобные тем, к которым они привыкли у себя на родине. Англичане охотно переселялись в страны с умеренным климатом, особенно в степи Северной Америки, Южной Африки и Австралии, где можно разводить овец. Тропические районы их особенно не манили, и там они выступали преимущественно в роли колониальных чиновников или купцов, т.е. людей, живущих за счет местного населения. Это, конечно, тоже миграция, но иного характера. Испанцы колонизовали местности с сухим и жарким климатом, оставляя без внимания тропические леса. Они хорошо прижились в аргентинской пампе, где истребили тэульчей, майя же в тропических джунглях Юкатана сохранились. Якуты проникли в долину р. Лены и развели там лошадей, имитируя прежнюю жизнь на берегах Байкала, но не посягали на водораздельные таежные массивы, оставив их эвенкам. Русские землепроходцы в XVII в. прошли сквозь всю Сибирь, а заселили только лесостепную окраину тайги и берега рек – ландшафты, сходные с теми, где сложились в этнос их предки. Равным образом просторы «Дикого поля» освоили в XVIII-XIX вв. украинцы.

Приведенных примеров достаточно, чтобы сделать вывод о влиянии ландшафта на этнические сообщества. Географический ландшафт воздействует на организм принудительно, заставляя все биологические особи варьировать в определенном направлении, насколько это допускает организация вида. Тундра, лес, степь, пустыня, горы, водная среда, острова накладывают свой отпечаток на организм. Те виды, которые не в состоянии приспособиться, должны переселиться или вымереть. В освещаемом нами аспекте проблемы данный фактор дополняет историческое исследование, позволяя полнее анализировать этногенез вообще, у кочевников – в частности.

Поскольку миграции степных этносов нами обстоятельно рассмотрены в специальной работе [49], можно обратиться к формулировке вывода. Если рассматривать этносы как часть биосферы, с особыми, только им присущими чертами: техникой и социальным развитием, что разработано в эмпирическом обобщении теории – этногенеза, то характер взаимоотношений общества и природы проявится в этнической истории не только кочевых, но и оседлых народов. Однако вскрыть эту взаимообусловленность удалось путем детального изучения именно кочевников, так как здесь она выражена более четко, чем у народов оседлых. Сохранение кочевыми народами своих форм быта и хозяйства позволяет осветить доныне не разработанную проблему.