– Действительно, все громадно и анормально. Взгляни ты на этот колос, в нем около тысячи зерен величиною с боб, и весит он по крайней мере несколько фунтов. Но во всяком случае увеличился комфорт, и люди довели свой труд до минимума. Взгляни, например, на это сито, протянутое над всеми посадками; три раза в день поворачивают рычаг при входе в галерею и тотчас через бесчисленное множество проводов выступает вода и через это сито мелким дождем поливает растения; через десять минут или четверть часа, смотря по надобности, автоматический механизм замыкает рычаг в определенную минуту. Жатва производится также посредством машин. Одинаково земля в ящиках и кадках возобновляется не раньше пяти или шести лет, ввиду того, что ее постоянно удобряют, поливая студенистой массой, – смесью экстракта нефти и разных снадобий, которые не умею сейчас назвать; вещество это немедленно всасывается и поддерживает плодородие почвы.
– А что в других теплицах и в этом огромном круглом павильоне? – полюбопытствовал Супрамати, указывая на отдаленные здания.
– В теплицах овощи и фрукты колоссальных размеров, как ты уже видел, а там целый лес деревьев, из которых выгоняют растительное молоко, очень распространенное теперь, когда так вздорожало коровье. Как видишь, все это под защитою стеклянных куполов и не боится дождя, засухи, града и других бедствий прежнего земледельца; голод в настоящее время исчез. А эта круглая башня – мукомольная мельница, за нею амбары для запасов, консервов, сухих фруктов и т.д.
Весь день амазонки заняты посадками, жатвой и другими работами; но так как они очень богаты, то нанимают помощниц; держат служанок и несколько кухарок.
Но я полагаю, ты достаточно насмотрелся здесь. Пойдем теперь к лебединому озеру, там главное здание и другие заведения.
По аллее, обрамленной цветниками и кустарниками, они направились к большому озеру. На гладкой поверхности его плавали белые и черные лебеди; посредине, на маленьком изумрудно-зеленом островке, возвышался лебединый домик и большой птичник; у берега была привязана лодочка, сверкавшая, как драгоценный камень, эмалью и позолотой.
Огибая озеро, посреди кустов и вековых деревьев, разбросан был целый ряд построек.
Во-первых, стоял огромный дом в 10 или 12 этажей из эмалированного кирпича; дом этот был главным местожительством амазонок. Далее был маленький, весь розовый дворец начальницы общины, «царицы амазонок», как ее называли; затем два очень большие здания, голубое и красное, с галереями, колоннами и высокими портиками, к которым вели монументальные лестницы. – Голубое – храм искусств, – пояснил Нарайяна. – В нем мастерские живописи и скульптуры, библиотека, школы: музыкальная, декламации и т.д. В красном – театр, концертный зал, залы для собраний, танцев, гимнастики и различных игр.
Когда они входили в галерею с колоннами красного дворца, до них донеслись отдаленные звуки музыки; затем они вступили в концертный зал, полный уже публикой.
В глубине, на возвышении, была сцена, задрапированная красной материей, и там сгруппировались артисты; на скамьях, покрытых также красным, сидели слушатели; прямо против сцены, в закругленном углублении, была устроена большая ложа, тоже убранная красным с золотом.
В ней, на стульях с резными спинками, помещалось «начальство» общины, очень красивые женщины, в нарядных легких платьях, большею частью белых; шеи и руки украшены были бриллиантами, а завитые и распущенные волосы цветами. Посредине ложи восседала «царица» амазонок, молодая и очень красивая особа с черными волосами и глазами.
К этой ложе Нарайяна и повел Супрамати. После представления «кузена» они приглашены были занять места позади «царицы», рядом с двумя другими господами еврейского облика.
Это были директора одного из театров, приехавшие приглашать певиц, которые ради общины соглашались выступить на сцене, конечно, за неимоверно высокую плату.
Молодые артистки пели действительно превосходно, но Супрамати не понравились их странные мелодии, иногда совершенно дикие и дышавшие какой-то беспорядочной страстностью. Оба директора были, наоборот, в восторге и уже в первом антракте условились с начальницей общины, что на другой день утром приедут подписывать контракт. Еще одну странность подметил Супрамати: некоторым номерам пения аккомпанировали невидимые инструменты. Глубокие аккорды с тихой модуляцией чудесно вторили голосам певиц; казалось, что эти новые инструменты также страстно увлекались исполняемой музыкой, как и живые ее выразительницы.
По окончании концерта «царица» пригласила присутствующих к ужину и все прошли в обширную, волшебно освещенную залу с расставленными столами, украшенными серебром, хрусталем и душистыми цветами.
Супрамати с Нарайяной и оба директора как почетные гости помещены были за столом «царицы», и Супрамати скоро убедился, что та совершенно открыто флиртует с Нарайяной.
– Пир как раз для мага, – подумал он, до того легки были подаваемые блюда, состоявшие исключительно из овощей, фруктов и чрезвычайно воздушных, таявших во рту пирожков.
Все было превосходно приготовлено, но Супрамати едва притрагивался к кушаньям, чувствуя недомогание. Воздух, которым он дышал, казался ему густым, грудь давила тяжесть и минутами кружилась голова. От черных теней, скользивших между присутствовавшими, веяло ледяным холодом. Его охватила глубокая тоска и он с удивлением смотрел, как Нарайяна весело и беззаботно болтал со своей прекрасной соседкой, ел с аппетитом и чувствовал себя, по-видимому, превосходно.
Чувство, что кто-то пристально смотрит на него, вывело Супрамати из задумчивости. Он огляделся и увидал, что черные глаза сидевшей против него дамы смотрели на него с таким жадным любопытством, с таким нескрываемым восхищением, что невольная усмешка мелькнула на его лице. Пойманная на месте преступления, дама, казалось, смутилась; прозрачное личико зарделось и она отвернулась. Но минуту спустя взгляд ее, словно заколдованный, снова остановился на Супрамати; на этот раз и он внимательно вгляделся в нее.
Это было очаровательное создание, совсем юное, с густыми золотистыми волосами и белым, как фарфор, личиком; на пурпуровых губках замечалась энергичная складка.
После ужина все отправились гулять по великолепно освещенному парку, и Нарайяна вел под руку «царицу» амазонок, которая отнюдь не скрывала, что он ей нравился. Ей и в голову не могло прийти, конечно, что красивый молодой человек, ухаживавший за нею, как простой смертный, был загадочным и странным существом, амфибией между мирами видимым и невидимым.
Когда Супрамати спускался по ступеням в парк, хорошенькая дама, внимательно разглядывавшая его за столом, вдруг очутилась возле.
– Позвольте мне, принц, показать вам наш сад. Меня зовут Ольга Александровна Болотова, я племянница председательницы нашей общины, – проговорила она без стеснения, слегка кивая головой.
– Будьте так любезны, я вам очень благодарен, – ответил Супрамати, вежливо кланяясь и подавая ей руку.
Она вдруг вздрогнула и подняла на него испытующий взгляд.
– Какой странный ток исходит от вас! Он вызвал во мне дрожь, точно от прикосновения к электрической батарее, – заметила она минуту спустя.
– Это только вам показалось, – ответил Супрамати, подавляя тотчас же усилием воли испытанное молодой девушкой ощущение.
– Правда, теперь я уже ничего не ощущаю. И она принялась болтать, подвергая своего кавалера наивному допросу, откуда он явился, кто он и т.д.
Супрамати добродушно слушал ее, но ответы его были сдержанны, бесцветны и даже немного холодны. Пустая болтовня начинала ему надоедать, а заниматься флиртом, подобно Нарайяне, он не мог.
Над ним еще тяготели величие и важность его положения как мага и мыслителя, только что вышедшего из области тишины и созерцания; гармония и торжество победы, одержанной над плотскими страстями, запечатлелись на его чертах особой духовной красотой.
Он почувствовал облегчение, когда к нему подошел Нарайяна и объявил, что пора уезжать.