Постепенно он начал понимать, что голова у Чека варит гораздо лучше, чем у него, и без споров принимал советы своего компаньона, больше напоминавшие короткие приказы. Хотя главным в их небольшой команде оставался Баландин — и по праву сильного, и потому, что его ненависть была старше ненависти Чека на долгих одиннадцать лет. Кроме того, существовала одна вещь, которой Баландин не знал о своем напарнике, и до выяснения этой последней подробности Чек оставался для него сявой.

Они вернулись в свое логово, когда над верхушками ближнего леса уже занялось розоватое утреннее зарево. Прежде чем выйти из кустов, Баландин внимательно осмотрелся по сторонам, и лишь убедившись, что за время их отсутствия здесь никто не побывал, махнул рукой Чеку и двинулся вперед.

Они обосновались в единственном более или менее сохранившемся доме. Половина оконных стекол отсутствовала и здесь, но в перекошенном дверном проеме болталась на полусгнивших кожаных петлях тяжелая дубовая дверь, а над головой уцелела хоть и дырявая, но все-таки крыша.

Разводить огонь они не стали, всухомятку перекусив тушенкой и хлебом. Чек вскрыл бутылку минеральной воды и протянул ее Баландину, но тот отказался, коротко мотнув головой: водка у них кончилась, а пить соленую газированную дрянь хромой зек не привык.

Запив сухой хлеб минералкой, Чек встал.

— Куда? — встрепенулся Баландин, который уже начал клевать носом.

— Куда, куда, — проворчал Чек. — Отлить, вот куда!

— Ты прямо как турист, — сквозь зевок пробормотал Баландин. — Сначала попить, потом отлить… Волыну не забудь, водопроводчик.

Чек демонстративно пожал плечами, но обрез взял — не потому, что опасался столкнуться в кустах за домом с медведем или наемным убийцей, а просто чтобы не ввязываться в ненужный спор.

— А она заряжена? — не унимался Баландин.

— А, чтоб тебя… Заряжена, заряжена На, смотри Доволен?

Чек переломил обрез и показал Баландину блестящие медные торцы патронов, торчавшие из обоих стволов. Со щелчком поставив стволы на место, он вышел во двор, краем глаза успев заметить, что Баландин, обернув голову курткой, завалился спать.

Держа обрез под мышкой, Чек справил малую нужду, застегнулся и немного постоял, глядя, как над лесом поднимается солнце. Утро выдалось тихое, безоблачное, воздух был чист и бодрил, как кислородный коктейль. Чек подумал, что весной и в начале лета здесь наверняка можно оглохнуть от птичьего щебетания, но сейчас лето, можно сказать, кончилось, роса по утрам стала ледяной, и птицы не спешили просыпаться.

Ему захотелось пройтись, и он бездумно двинулся в сторону лесной опушки, махнув рукой на Баландина: все равно хромой улегся спать, а если даже он еще не заснул и станет волноваться, так черт с ним. От заросшего лебедой и бурьяном полумертвого от старости сада до леса было не больше ста метров, и вскоре густой подлесок сомкнулся за спиной Чека, разом отрезав его и от Баландина, и от всех связанных с беспалым зеком забот.

Не пройдя и десяти шагов лесом, Чек наткнулся на боровик. Когда-то мама безуспешно пыталась сделать из него заядлого грибника — такого же, какой была она сама, пока не начались серьезные проблемы с ногами. Она так и не преуспела в этой благородной миссии, но Чек почти против собственной воли научился различать наиболее распространенные в средней полосе России виды съедобных грибов.

Боровик был хорош — большой, крепкий, с темной, залихватски сдвинутой набекрень шляпкой. Чек озадаченно почесал в затылке: мама накрепко вбила в его голову, что срывать гриб вместе с грибницей нельзя, а ножа у него при себе не было. Ему вдруг стало весело.

Чек навел на гриб стволы обреза и свирепым голосом скомандовал:

— Руки за голову! Бросай оружие и выходи на дорогу!

Боровик никак не отреагировал на этот приказ. Чек пристроил обрез между ног, стянул с себя куртку и, завязав узлом рукава, соорудил из нее что-то вроде мешка. Он подумал, что вечером, когда поднимающийся из печной трубы дым не будет заметен, можно будет нажарить грибов, чтобы немного разнообразить состоящую из тушенки и черствых сухарей диету. Господи!.. Мы ведь собираемся убить человека, напомнил себе Чек. Не гриб, не воробья, а человека. Где уж тут думать о грибах…

За час он набрал полтора десятка боровиков, несколько подосиновиков и уйму сыроежек. Импровизированный мешок раздулся, отяжелел, и Чек решил, что пора возвращаться, пока Баландин не вообразил, что он подался в бега, и не бросился в погоню, размахивая зажатым в беспалой руке «вальтером».

Через четверть часа Чек с треском продрался сквозь заросли дикой малины и увидел впереди заднюю стену гнилого сарая, который как-то незаметно для себя привык называть своим домом. Держа на плече мешок с грибами и сшибая верхушки высокой крапивы стволами обреза, он пересек бывший сад и двинулся в обход дома по едва заметной тропинке, которую они с Баландиным вытоптали, бегая по нужде.

Обогнув угол. Чек замер как вкопанный. Перед домом стоял древний «урал» с коляской, по борту которой тянулась сделанная с помощью трафарета надпись: «Милиция». На правой рукоятке руля болтался подвешенный за ремешок белый мотоциклетный шлем с кокардой. Шлем был один, но это ни о чем не говорило: милиционеры, особенно сельские, вполне могут себе позволить прокатиться на мотоцикле без шлема. Один из них точно был в шлеме, а еще один мог ехать в фуражке. Или даже двое…

Импровизированный мешок с грибами соскользнул с плеча и глухо шмякнулся в траву, но Чек этого не заметил. Он стоял там, где остановился, сжимая изогнутую рукоятку обреза, и пытаясь расслышать, о чем говорят бубнившие внутри дома голоса. Слышно было плохо, и Чек, сам не понимая, что делает, бесшумно двинулся вперед, топча рассыпавшиеся грибы.

Он добрался до окна и остановился, распластавшись по стене и чувствуя себя голым и незащищенным Замерший у вросшего в землю крыльца милицейский мотоцикл, казалось, был готов броситься на него и растерзать в клочья.

-..мне не вкручивай, — услышал Чек доносившийся сквозь разбитое оконное стекло незнакомый голос. — На харю свою посмотри, турист! На ней весь твой маршрут жирными линиями прорисован: от Москвы до Магадана и обратно до Москвы… Бомжуешь, е-н-ть, нарушаешь паспортный режим. Думал, никто тебя тут не найдет? У нас народ глазастый, дошлый. Да оно и понятно: кому же охота рядом с беглым зекой проживать?

— Да брось, начальник, — захрипел в ответ Баландин. — Какой я тебе беглый?

Чек сделал еще один совсем коротенький шажок вперед и одним глазом заглянул в окно. Сквозь пыльное треснувшее стекло он увидел сидевшего на корточках Баландина и нависшего над ним мента — судя по жирному затылку и широченной лоснящейся корме, местного участкового. Тон беседы показался Чеку относительно мирным, но от его внимания не ускользнул тот факт, что участковый во время разговора держал ладонь на расстегнутой кобуре. Баландин держал голову опущенной — чтобы не выдать себя блеском глаз, понял Чек. В том, как хромой лагерный волк собирается поступить с участковым, он не сомневался. Вот только получится ли у него? Пистолет Баландин обычно носил сзади за поясом брюк. Пока дотянется, пока взведет… Нет, понял Чек, не успеет.

На мгновение его охватило острое желание бежать отсюда со всех ног, бросив Баландина на произвол судьбы.

Ноутбук, — вдруг вспомнил он. — Рогозин. Одному мне не справиться. А если этот волчара как-то ухитрится отбиться от мента, мне не жить. Из-под земли достанет, я ведь не Рогозин, у меня службы безопасности нет… И тут участковый заметил ноутбук.

— О, — сказал он, — компьютер! Скажешь, не ворованный?

— Скажу, — ответил Баландин.

— Скажи, скажи, а я послушаю. Только не здесь, а в отделении. Поднимайся, айда прокатимся.

Действуя, как во сне, Чек просунул стволы обреза в пустой квадрат оконной рамы. Баландин поднял голову, увидел Чека, обрез, и на его изуродованном лице мгновенно проступило выражение дикой звериной радости.

— Мочи его, сява! — проревел он, боком падая на пол, чтобы не угодить под картечь.