Увы. С Дедом произошла грустная метаморфоза. Даже две. Одна душевного свойства. Вторая – физического. Точнее телесного. Наиболее неприятной была, конечно, первая.

Дед отвез американскую вдовушку, изрядно захмелевшую в клубе «Шестнадцать тонн», в «Националь», где она снимала апартаменты. И, казалось бы, обо всем с ней договорился. И о том, что они крепко полюбили друг друга с первого взгляда. Вернее, с первой же выпитой рюмки. И о том, что через три дня они отправляются на её белоснежной яхте «Жемчужина Ричмонда», пришвартовавшейся в Северном речном порту, в кругосветное путешествие. И что они будут страстно любить друг друга под жарким экваториальным солнцем, слушая плеск нежной волны. А курчавый бой с серьгой в носу будет беспрестанно приносить им ароматные фрукты, колу-лайт и свежие контрацептивы.

А затем, с нежностью глядя друг другу в глаза, договорились, что, пресытившись экзотическими странами, в которых президент США поддерживает порядок и демократию, чтобы американские туристы чувствовали себя в них как у себя дома, они приедут в Виргинию, в город Ричмонд, и будут жить на прекрасной вилле долго и счастливо. Естественно, оформив соответствующим образом справедливый брачный контракт, согласно которому Деду в случае развода полагался билет до Москвы и пятьдесят долларов на такси.

Однако никакого развода быть не могло. Потому что они искренне и страстно любили друг друга. Любовь эта была залогом долгой и счастливой жизни. Дед, найдя на склоне дней тихую пристань, покуривал бы прекрасные виргинские сигары, совершал верховые прогулки по живописным окрестностям Ричмонда, спорил в клубе миллионеров о политике, о ставках рефинансирования и о видах на урожай табака. И, несомненно, учредил бы ежегодный всемирный фестиваль битников.

Вдовица же, которая к тому счастливому моменту носила бы уже фамилию Ivanoff, разводила бы канареек, занималась благотворительностью и, может быть, стала Почетной попечительницей гуманитарного фонда имени Гинсберга, председателем которого был бы, конечно, Дед.

Все это вихрем пронеслось в его голове, когда они прощались у дверей «Националя».

Он нежно сказал ей: «Моя принцесса!» Она: «Мой принц!» Обменялись телефонами. Страстно поцеловались. И расстались до завтра, чтобы всю ночь не спать, мучаясь от невозможности видеть дорогого человека.

Утром, слегка опохмелившись, Дед схватил телефонную трубку и, обмирая сердцем, набрал заветный номер. И долго слушал скучные, как осень за окном, длинные гудки.

Наконец-то заспанный женский голос устало произнес в трубку:

– Хелло.

Дед радостно воскликнул:

– Моя принцесса!

Принцесса долго молчала, видимо, припоминая вчерашнее. Вспомнив, дико расхохоталась. Отдышавшись,, сказала цинично:

– У вас, что ли, все в Москве такие идиоты? И бросила трубку.

Дед был оскорблен. Сильно оскорблен. До глубины души. Поэтому немедленно напился так, как никогда ещё не напивался. Но, скорее всего, просто забыл, что никогда так не напивался.

Однако здоровье уже было не то, как во времена, когда он напивался ещё больше. Поэтому на следующее утро у Деда нестерпимо болела печень.

«Ничего, – решил он, как тогда, когда он мог напиться раза в три сильнее, – к завтрашнему дню окле-маюсь».

Однако и на следующий день печень болела.

Болела она и сегодня, когда все собрались у Танцора.

– Да, Дед, – озабоченно сказал Танцор, выслушав исповедь, – не пора ли тебе, так сказать, ексель-мок-сель, покончить с этой любовной лирикой? Кстати, а на каком языке вы с принцессой гуторили? Насколько мне известно, ты ведь только компьютерной феней неплохо владеешь.

– По-русски и говорили. Все удивленно переглянулись.

– Ну и что, – начал возбуждаться Дед, – она русский нормально знает. Ее муж у нас бизнесом занимался. Вот и выучила для дела. Что вы на меня так смотрите?! Думаете, совсем из ума выжил?!

– Да нет, что ты, – деликатно ответил Танцор, стараясь не обидеть инфантильного друга, – конечно, выучила. Но ты бы все же завязывал с романтикой-то. Хорошо миллионерша попалась. А если на брачную аферистку из Рязани нарвешься?

– Да ладно, чё ты. Пусть трахается в меру сил, – возразила Стрелка. – А вот пить надо завязывать. Не мальчик ведь уже.

– Так я уж три дня как не пью.

– Да вы что, охренели? – цинично вмешался Следопыт. – А как же он будет сеансы ясновидения устраивать? Как же мы без этого?

– Ну, ты и козел, Следопыт, – завелась жалостливая Стрелка. – Ты что, хочешь его в гроб загнать?! А не хочешь моего ботинка отведать?!

Дед мрачно слушал эту перепалку. А потом зло стукнул кулаком по столу:

– Вы ко мне ещё опекуна приставьте! Ишь, расспо-рились, что и как мне делать. И девок любить буду, и виски пить. И не нужны мне на хрен ваши советы!

Все замолчали и опять переглянулись. Было понятно, что в этом обветшавшем теле угнездилось такое неукротимое сердце, такое сумасбродное и вольнолюбивое, как сердца десяти тысяч битников, включенные в параллель, что не стоит и пытаться внушить ему мысли о праведном образе жизни, который приличествует его почтенному возрасту. Нет, Дед был чувак старой закваски. Настоящий Чувак, с большой буквы!

Однако Стрелка все же попыталась. В льстивой манере:

– Дед, – начала она, бесконечно растягивая букву «е», стиснутую двумя стоящими впритык «д», – ну мы же все здесь взрослые люди. Подлечишься маленько, и снова в бой.

– Это что же, – выпучил он глаза, – к доктору, что ли, мне идти? На хрен!

– Да нет, зачем к доктору. Мы сейчас на медсервере всякие советы почитаем полезные. Попьешь таблеточ-ки, какие надо, печень почистишь. Ты же не хочешь, чтобы она тебя донимала. Ведь так? Согласен? А потом снова как конь будешь.

– Дед сменил гнев на милость и согласился.

Стрелка набрала в адресном окошке браузера http:// ОЗ/ru, стукнула по энтеру. На мониторе всплыла эффектная красная надпись, свидетельствующая о том, что жадная стая слоганмейкеров, освоив реальный мир, рину-, лась метить продуктом своей внутренней секреции безбрежные виртуальные просторы: