Деятельность Александра Невского — это лишь один из вариантов развития русской истории в середине ХIII века. Был и другой, избранный князем Даниилом Галицким, участвовавшим еще в битве на Калке (в 1223 г.). Его жизнь с младых ногтей проходила в условиях непрекращающейся борьбы за отцовское наследие.
Как и Александр Невский, Даниил Романович лично не вступал в открытый бой с войсками Батыя и его ордынских преемников. Но если Александр во времена Батыева нашествия оберегал другие рубежи Русской земли, а при угрозе очередного татарского набега торопился в Орду, чтобы умилостивить хана и его окружение, дабы отвратить надвигающуюся беду, то по-европейски воспитанный Даниил почему-то предпочитал при приближении татарских орд оставлять свое княжество на попечение воевод и брата и под предлогом поиска союзников скрываться то в Венгрии, то в Польше. В более спокойные времена он охотно принимал участие в «междусобойчиках» европейских монархов.
После зимнего опустошения (1240/41 г.) татары его особенно не беспокоили, дани не требовали, лишь наблюдали, чем закончится борьба князей с Ростиславом Михайловичем Черниговским, опиравшимся в войне за Галицко-Волынское княжество на венгерских и польских союзников. Победа Даниила и Василька Романовичей над Ростиславом в августе 1249 года выдвинула их в число сильных и авторитетных европейских государей, и Батый, для которого усиление любого соседа было опасно и нежелательно, решил их остановить. Из Орды раздался грозный окрик: «Дай Галич!» Не готовый к новой войне, Даниил со словами: «Не дам полуотчины своей, сам поеду к хану» — в конце 1250 года отправляется в Орду, где его принимают достаточно дружелюбно. Но за этим дружелюбием, по существу, стояли потеря независимости, согласие принять баскаков и унизительная дань. Поэтому современники-летописцы так оценивали ханское дружелюбие: «О злее зла честь татарская! Данило Романович, князь великий, обладавший русскою землею, Киевом, Волынью, Галичем и другими странами, ныне стоит на коленях, называется холопом, облагается данью, за жизнь трепещет и угроз страшится!» Вынести подобное гордому Даниилу было страшнее всего.
Вот тут, надо полагать, он осознал, что татары пришли надолго, что не отсидеться ему за крепостными стенами и что нужно всерьез заниматься созданием антиордынской коалиции. Сначала он обратил свои взоры на северо-восток, но, как мы уже говорили, Неврюева рать перечеркнула его планы на союз с Андреем Ярославичем Владимирским, а рассчитывать на понимание со стороны пришедшему ему на смену Александра Невского не приходилось по той простой причине, что тот, побратавшись в 1251 году с Сартаком, уже официально считался приемным сыном (?) Батыя. В этой связи Даниилу ничего другого не оставалось, как восстановить прерванные когда-то отношения с римской церковью в надежде, что ему все-таки удастся организовать крестовый поход против Золотой Орды. Однако Папа был уже не тот, что сто лет назад, да и христианские монархи больше думали о собственных выгодах, чем о бедах своих восточных единоверцев. Одним словом, поход не состоялся, но «наместнику Бога на земле» все же хотелось закрепиться в Восточной Европе, привязать к себе Даниила, для чего он возвел Даниила в королевское достоинство (1255 г.). Даниил, хотя и не дождался от Папы реальной помощи, от королевской короны отказываться не стал, а вот на объединение церквей не пошел. Тем не менее он не терял надежды на военную помощь со стороны своего родственника, венгерского короля, и польских князей.
В год своей коронации Даниил в результате весьма успешных боевых действий принуждает к миру и союзническому договору литовского князя Миндовга. Следует сказать, что отношения этих двух великих людей в предшествующие годы переходили из одной крайности в другую. Они то воевали между собой, причем победа, как правило, доставалась Даниилу, то дружили и роднились. Сам Даниил вторым браком был женат на племяннице Миндовга, а сын его Шварн — на дочери литовского князя. Другой сын Даниила, Роман, владел полученным от Миндовга уделом с городами Новогрудок, Слоним, Волковыйск.
Имея такую внушительную поддержку (Папа Римский, венгерский король, поляки, половцы, литовцы) и используя внутренние распри, возникшие в Золотой Орде после смерти Батыя (1256 г.), Даниил делает попытку освободиться из-под татарской зависимости. Он вступает в южно-русские области, где баскаки господствовали, как в своих улусах, пленит Баскака ханского, изгоняет татар из городов между реками Буг и Тетерев и намеревается уже идти на освобождение Киева, но обстоятельства вынуждают его поспешить на защиту Луцкой области, которую разоряли коварные литовские союзники. Большой опасности они, правда, не представляли, с ними достаточно легко справился один из воевод Даниила, и все же наступление на татар пришлось свернуть.
А тут подоспели «кадровые изменения» в Золотой Орде: в 1260 году вместо безвольного Куремсы «смотрящим» за этим регионом темником назначается деятельный Бурандай. Он с большими силами подошел к границам Галицкого княжества и, не упрекая князя в недавнем самоуправстве, потребовал от него войск для участия в войне против Литвы. По своему обыкновению, Даниил уходит в Венгрию, а в помощь Бурандаю отряжает своего брата Василька, который вместе с татарами вторгается в Литву и предает ее огню и мечу. В следующем, 1261 году, возвратившись из Литвы, темник под угрозой разорения края требует от Романовичей новых доказательств их покорности: «Если хотите жить с нами в мире, размечите все ваши города». Во избежание худшего, Даниил и Василько разрушают городские укрепления Львова, Стожка, Кременца, Луцка, Владимира-Волынского, что знаменовало собой безусловную победу татар над русскими. В довершение ко всему Бурандай приказал Васильку (Даниил в это время опять скрывался в Венгрии) идти с ним на Польшу, и тот поневоле стал не просто свидетелем, а прямым участником разорения Сандомирского края и уничтожения его жителей. Хитрый и деятельный Бурандай в результате поссорил галицко-волынских князей с их прежними союзниками и, не пролив ни капли татарской крови, окончательно покорил Юго-Западную Русь.
Так уж получилось, но со смертью Александра Невского (1263 г.) и Даниила Галицкого (1264 г.) завершился первый период в отношениях Руси с нежданной и незваной Золотой Ордой. В небытие ушли князья, еще помнившие былое величие своего Отечества, уважавшие князя-отца, распорядителя в земле Русской. После них к власти пришли Рюриковичи, уже не исповедующие идеи единого государства и не представляющие себе, как это можно решать вопросы княжеской власти и удельного владения без «авторитетного» вмешательства царя ордынского. Получая право на княжение даже в своем родовом уделе от ордынского хана, местные князья все меньше считались с мнением великого князя, который не мог уже распоряжаться и в княжеском роде. Более того, не желая иметь посредников в сношениях с царем ордынским, они всячески стремились избавиться от самого института великого княжения, считая себя самих великими и независимыми. Видимо, этим и объясняется то обстоятельство, что всю имеющуюся у них энергию они направили на приращение и укрепление своих уделов. А за счет чего? Опять же за счет своих менее предприимчивых дальних и близких родственников. Правда, великое княжение привлекало возможностью сесть одновременно и на Новгородский стол, что позволило умножить доходы. Но, нужно сказать, татары и здесь играли не последнюю роль.
После смерти Александра Невского на Владимирском столе по лествичному праву и по воле золотоордынского хана один за другим утверждаются братья Александра: Ярослав Ярославич Тверской (1264–1272 гг.) и Василий Ярославич Костромской (1272–1276 гг.). Первый грозил непокорным новгородцам татарской ратью, а второй не постеснялся напрямую обратиться к ордынцам и с их помощью стать князем новгородским «по всей воле своей». Это, конечно же, не прошло безболезненно для жителей тех мест, через которые проследовали «союзники».
Еще больше бед Русской земле принесли сыновья Александра Невского. По наущению бояр Андрей Александрович, удельный князь городецкий, злоумыслил против своего старшего брата великого князя Дмитрия Александровича, ориентировавшегося во внешней политике на Запад, сколотив коалицию удельных князей. Однако, опасаясь, что замысленное чисто русское противостояние может закончиться всего лишь простой демонстрацией силы, как то уже не раз бывало после Батыева нашествия, и он останется при своих интересах, Андрей лестью и дарами задабривает хана Менгу-Тимура и получает от него многочисленный татарский отряд. При наличии такой силы никто из князей не посмел ослушаться его, когда он созывал их под свои знамена. Муром и Переславль, окрестности Владимира, Суздаля, Юрьева, Ростова, Твери и Торжка «по милости» Андрея подвергаются жестокому разорению (1282 г.). Дмитрий бежит в Швецию (как и его дядя тридцать лет назад), где у него, как ему казалось, были союзники. Но надеждам не суждено было сбыться: помощи он не получил. Когда татары ушли, Дмитрий вернулся в Переславль-Залесский и начал собирать войска для борьбы за возвращение себе великокняжеского стола. Андрей не обладал умением самостоятельно противостоять брату как с моральной, так и с военной точки зрения, поэтому он вновь отправился в Орду и опять выпросил, уже у нового хана (Тудай-Менгу), рать, с которой принялся разорять Суздальскую землю (1283 г.).