В довершение ко всему Мухаммед-Гирей с помощью ногайского хана Мамая в 1523 году осаждает и «берет на щит» Астрахань. Сбывается его заветная мечта, в его власти — Крым, Астрахань, Казань; теперь, казалось бы, он может диктовать свою волю всем своим соседям. Его брат Саип-Гирей на радостях приказывает казнить всех русских пленников, захваченных в Казани, но… Бог ли, судьба ли, случай ли берегли Россию. Испугавшись чрезмерной власти крымского хана, его недавний союзник хан Мамай вероломно нападает на царский шатер, убивает Мухаммед-Гирея, его сына и множество крымских вельмож. После этого ногаи вторглись в ставшую беззащитной Тавриду, «захватили стада, выжгли селения, плавали в крови жен и младенцев». К власти в Крыму пришел брат убитого хана Сайдет-Гирей, ставленник турецкого султана, благожелательно расположенного к русскому князю, который тут же предложил Василию III свою дружбу.

Опасность создания сильного объединенного татарского государства миновала, пришло время расплаты за перенесенные обиды. Многочисленная великокняжеская рать вместе с немецкими и литовскими наемниками подступила к Казани. Устрашенные казанцы попросились было под покровительство турецкого султана, но Василий III решительно заявил его послам, что «Казань была, есть и будет подвластна российскому государю». Саип-Гирею ничего другого не оставалось, как подкупить русских воевод и униженно попросить мира у Москвы. Штурма не потребовалось. Войска, потеряв половину своего состава от разразившейся эпидемии, вернулись домой. Василий же, наученный горьким опытом и разуверившийся в искренности татарских обещаний, начал строительство каменных укреплений в Зарайске, Коломне, Туле, Нижнем Новгороде, а в устье реки Суры, в непосредственной близости от казанских пределов, для устрашения неспокойного соседа и неверного вассала основал город своего имени — Васильсурск. Более того, московский князь предпринял и радикальные шаги к экономическому ослаблению Казани: он запретил русским купцам участвовать в Казанской летней ярмарке и устроил собственную — знаменитую в будущем Макарьевскую ярмарку.

Последние десять лет княжения Василия III Ивановича были относительно мирными, если не считать незначительных набегов крымчаков, успешно отбиваемых московскими воеводами. В это время великий князь, уже достигший 47-летнего возраста и не имевший детей, решился на невиданное доселе на Руси насильственное пострижение в монахини своей жены. Его новой избранницей становится племянница опального Михаила Глинского Елена, принесшая ему через четыре года долгожданного наследника престола — Ивана, который впоследствии будет наречен Грозным.

Следует отметить еще несколько любопытных обстоятельств, связанных с международной деятельностью Василия III. Если Иван III только закладывал фундамент под будущие отношения с турецким султаном, то его сын, чья скупость была общепризнана, систематическими дарами довел эти отношения до такого уровня, что султан запретил крымскому хану совершать набеги на подвластные ему земли.

Не менее интересно складывались отношения Василия III и с немецким Орденом, находившимся к тому времени в вассальной зависимости от польского короля. И здесь не последнюю роль сыграли деньги. Союзнический договор 1519 года между Москвой и Ригой против Польши московский князь подкрепил с несвойственной для него щедростью: направил магистру Албрехту 14 тысяч червонцев на содержание наемного войска, навербованного им в Германии. Но польский король оказался хитрее. Заключив с Москвой шестимесячное перемирие (1520 г.), он всеми силами навалился на магистра, рассеял его наемное войско, осадившее Данциг, захватил ряд прусских городов и принудил его к покорности.

Тесные отношения поддерживал Василий III и с Данией, которой еще его отец оказывал помощь в войне за шведскую корону. В 1517 году сторонами был подписан «торжественный договор воевать общими силами — где и как будет возможно — Швецию и Польшу». И хотя этот договор не был реализован, все же свою роль как фактор международного давления на ту и другую страну выполнил.

ЦЕРКОВЬ. После того как митрополиты московские и всея Руси стали поставляться на первосвященничество не византийскими патриархами, а Собором иерархов Русской церкви при доминирующей роли великого князя, митрополичий престол потерял прежнюю значимость, а церковь утратила свою независимость от светских властей. И хотя большинство митрополитов после смерти канонизировались и провозглашались святителями, личностей, равных или хотя бы подобных Петру, Алексию и Ионе, во главе Русской церкви мы не видим почти целое столетие.

Первый митрополит, утвержденный на престол без согласия Константинополя, Феодосий (1461–1464 гг.) оставил кафедру, убедившись в своей несостоятельности поправить нравы безграмотных, а подчас и распутных церковнослужителей. Следующий за ним Филипп I (1464–1473 гг.), оказывая помощь Ивану III в решении задач по объединению русских земель вокруг Москвы, тем не менее проявлял некоторую самостоятельность, осмеливаясь предостерегать князя от излишней жестокости по отношению к жителям вновь приобретенных городов и сел. Однако дальше челобитья он не шел. Весьма выгодно выделяется на их фоне Геронтий (1473–1489 гг.), позволявший себе не просто спорить с великим князем и наказывать его любимчиков из числа служителей церкви, но и, выражаясь современным языком, шантажировать, оставляя престол и возвращаясь на него даже против воли великого князя. Но и он не был лишен предвзятости. Отрицательно относясь к Геннадию Новгородскому и Иосифу Волоколамскому, он в пику им достаточно терпимо относился к ереси жидовствующих, что в определенной степени явилось причиной того, что его преемником оказался Зосима (1489–1494 гг.) — чревоугодник и пьяница, тайный пособник и доброжелатель еретиков. Правда, потом его Собором иерархов Русской церкви отрешили от должности, тем не менее такой факт в истории Русской церкви имел место. Не оставил заметного следа в истории и следующий митрополит, Симон (1494–1511 гг.), если не считать его мягкого саботажа правительственного проекта секуляризации (изъятия) церковных земель да заступничества за брата, великого князя Семена, собиравшегося бежать в Литву, и князей Патрикеевых, обвиненных вместе с дьяком Курицыным в ереси жидовствующих. Симона сменил Варлаам (1511–1521 гг.), разделявший взгляды нестяжателей и их идеолога Вассиана Патрикеева, которому он поручил составление Кормчей книги (собрание церковных и светских правил). Бессребреничество Варлаама вызывало ненависть со стороны корыстных церковных иерархов, а его стремление сохранить за церковью хотя бы видимость самостоятельности от светской власти — недоброжелательность со стороны великого князя. Все это привело к вынужденному оставлению Варлаамом митрополичьего престола и переориентации Василия III на стяжателей, типичный представитель которых Даниил (1522–1539 гг.) оправдал все его ожидания. Выторговав неприкосновенность церковных земель, этот митрополит восстановил абсолютную лояльность церкви к великокняжеской власти, потакая ей во всем, вплоть до клятвопреступления. Зная, что Василий III для ликвидации последнего удельного княжества Московского государства не остановится перед тюремным заточением его владельца Василия Шемячича, Даниил выдал последнему от своего имени «охранную грамоту» и после его ареста палец о палец не ударил для смягчения участи узника и восстановления своей попранной чести. Безропотно сносил он вмешательство великого князя в чисто церковные дела и репрессии в отношении церковных иерархов (Вассиан Патрикеев, Максим Грек, Савва Грек, Федор Жареный). Вопреки православным правилам и обычаям, он благословил развод и повторный брак великого князя. А после смерти Василия Даниил продолжал преданно служить бесчестной Елене Глинской и ее алчному окружению.

Но вольное ли, невольное ли беззаконие митрополитов не означало, что вся церковь «колебалась» в соответствии с их пристрастиями. Православие, преодолевая ереси стригольников и жидовствующих, вмешательство светских властей, противоречия стяжателей и нестяжателей, споры кровожадных и умеренных ересеборцев, продолжало проникать вширь и вглубь народных масс. Открывались новые монастыри, умножалась монастырская братия, выверялись церковнослужебные книги, уточнялась редакция монастырских уставов. Иерархи и простые священнослужители были озабочены уже не столько борьбой с пережитками язычества, сколько искоренением ересей, обучением церковнослужителей, борьбой за смягчение нравов мирян, пресечением пьянства. И тон здесь задавали уже не митрополиты, а епископы, игумены, монахи. В историю Русской православной церкви как борцы с ересью жидовствующих вошли Геннадий Новгородский и Иосиф Волоцкий; как нестяжатели земных материальных благ — Нил Сорский, Вассиан Патрикеев и Максим Грек; как радетели за государство Российское — преподобные Трифон и Мартиниан, благословившие Василия Темного на борьбу с Шемякой (1447 г.), а также Вассиан Ростовский, изобличавший Ивана III в чрезмерной робости перед лицом Ахматова нашествия (1480 г.); как основатели монастырей, ставших центрами по изучению и толкованию Святого Писания, Апостольских посланий и Вселенских соборов, где бережно воспитывалось и сохранялось благочестие и человеколюбие, — Савватий, Герман и Зосима Соловецкие, Евфимий Корельский, Макарий Калязинский, Паисий Углицкий, Савва Крыпецкий, Александр Свирский, Корнелий Комельский, Кирилл Новоезерский и многие другие молитвенники за землю Русскую и народ православный.