ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1. Стояла душная страда. Мостовая ослепительно сверкала.
2. Трещали извозчики, подставляя жаркому солнцу истертые, синие спины.
3. Дворники поднимали прах столбом, не смущаясь гримасами прохожих, гогоча коричнево-пыльными лицами.
4. На тротуарах бежали истощенные жаром разночинцы и подозрительные мещане.
5. Все были бледны, и надо всеми нависал свод голубой, серо-синий, то серый, то черный, полный музыкальной скуки, вечной скуки, с солнцем-глазом посреди.
6. Оттуда лились потоки металлической раскаленности.
7. Всякий бежал неизвестно куда и зачем, боясь смотреть в глаза правде.
1. Поэт писал стихотворение о любви, но затруднялся в выборе рифм, но посадил чернильную кляксу, но, обратив очи к окну, испугался небесной скуки.
2. Ему улыбался свод серо-синий с солнцем-глазом посреди.
1. Двое спорили за чашкой чаю о людях больших и малых. Их надтреснутые голоса охрипли от спора.
2. Один сидел, облокотившись на стол. Он поднял глаза к окну. Увидел. Оборвал все нити разговора. Поймал улыбку вечной скуки.
3. Другой наклонил к нему свое подслеповатое лицо, изрытое оспой, и, обрызгивая слюной противника, докрикивал свое возражение.
4. Но тот не пожелал обтереть лицо свое платком; он удалился в глубокое, окунулся в бездонное.
5. А торжествующий противник откинулся на спинку стула, глядя на молчащего из-под золотых очков добрыми, глупыми глазами.
6. Он ничего не знал о разоблачении последних покровов.
7. А на улицах, где было душно и ослепительно бело, проехали поливальщики в синих куртках.
8. Они сидели на бочках, а из-под бочек лилась вода.
1. Дома гора горой топорщились и чванились, словно откормленные свиньи.
2. Робкому пешеходу они то подмигивали бесчисленными окнами, то подставляли ему в знак презрения свою глухую стену, то насмехались над заветными мыслями его, выпуская столбы дыма.
3. В те дни и часы в присутственных местах составлялись бумаги и отношения, а петух водил кур по мощеному дворику.
4. Были на дворике и две серые цесарки.
5. Талантливый художник на большом полотне изобразил «чудо», а в мясной лавке висело двадцать ободранных туш.
6. И все это знали, и все это скрывали, боясь обратить глаза свои к скуке.
7. А она стояла у каждого за плечами невидимым, туманным очертанием.
8. Хотя поливальщики утешали всех и каждого, разводя грязь, а на бульваре дети катали обручи.
9. Хотя смеялся всем в глаза свод голубой, свод серо-синий, свод небесный и страшный с солнцем-глазом посреди.
10. Оттуда неслись унылые и суровые песни Вечности великой, Вечности царящей.
11. И эти песни были как гаммы. Гаммы из невидимого мира. Вечно те же и те же. Едва оканчивались, как уже начинались.
12. Едва успокаивали — и уж раздражали.
13. Вечно те же и те же, без начала и конца.
1. День кончался. На Пречистенском бульваре играла военная музыка, неизвестно зачем, и на бульвар пришли многие обитатели домов и подвалов, неизвестно откуда. Ходили взад и вперед по бульвару. Стояли перед музыкой, тесня и толкая друг друга.
2. Отпускали шуточки, наступали медвежьими лапами на платье дам; а человек с палочкой все махал и махал ею. Трубачи, насупив брови, выводили: «Смейся, паяц, над любовью разбитой, смейся, что жизнь отравлена навсегда».
3. Зелено-бледный горбач с подвязанной щекой гулял на музыке, сопровождаемый малокровной супругой и колченогим сынишкой.
4. На нем было желтое платье, огненные перчатки и громадный цилиндр. Это был врач городской больницы.
5. Еще вчера он отправил в сумасшедший дом одного чахоточного, который в больнице внезапно открыл перед всеми бездну.
6. Сумасшедший тихо шептал при этом: «Я знаю тебя, Вечность!»
7. Все ужаснулись, услышав о скрываемом, призвали горбатого врача и отправили смельчака куда не следовало.
8. Это было вчера, а сегодня горбатый врач гулял на музыке с малокровной супругой и колченогим сынишкой…
1. В модном магазине работал лифт. Человек, управлявший занятной машиной, с остервенением летал вверх и вниз вдоль четырех этажей.
2. Везде стояли толпы дам и мужчин, врывавшиеся в вагончик, давя и ругая друг друга.
3. Хотя тут же были устроены лестницы.
4. И над этой толкотней величаво и таинственно от времени до времени возглашалось деревянным голосом: «Счет».
1. У окон книжного магазина стоял красивый юноша в поношенной тужурке, с непомерно грязной шеей и черными ногтями.
2. Он сантиментально смотрел на экземпляр немецкого перевода сочинений Максима Горького, пощипывая подбородок.
3. Перед книжным магазином стояла пара рысаков. На козлах сидел потный кучер с величавым лицом, черными усами и нависшими бровями.
4. Это был как бы второй Ницше.
5. Из магазина выскочила толстая свинья с пятачковым носом и в изящном пальто.
6. Она хрюкнула, увидев хорошенькую даму, и лениво вскочила в экипаж.
7. Ницше тронул поводья, и свинья, везомая рысаками, отирала пот, выступивший на лбу.
8. Студент постоял перед окном книжного магазина и пошел своей дорогой, стараясь держать себя независимо.
1. Много еще ужасов бывало…
1. Темнело. На востоке была синяя дымка, грустно туманная и вечно-скучная, а с бульвара неслись звуки оркестра.
2. Каждый точно сбросил с плеч свою скуку, а мальчишки и девчонки бегали по улицам с букетиками незабудок.
3. В тот час по всем направлениям можно было встретить угрюмых самокатчиков. В поте лица они работали ногами и сгибали спины; они угрожали звонками и таращили глаза, перегоняя друг друга.
4. В тот час философ возвращался домой своей деланной походкой, неся под мышкой Критику чистого разума.
5. Ему встретился на извозчике господин в котелке с рыжими отпрысками бороды.
6. Он сосал набалдашник своей трости, напевая веселую шансонетку.
7. Обменялись поклонами. Философ с деланной небрежностью приложил руку к фуражке, а сидящий на извозчике раздвинул рот, чтобы обнаружить свои гнилые зубы, и приветственно повращал кистью руки.
8. Не был он умником, но отец его отличался умом…
9. И то место, где они взаимно почтили себя приветствиями, опорожнилось… Справа виднелась спина философа и корешок Критики чистого разума, а слева — согбенный извозчик погонял свою клячу, увозя седока.
10. А над пустым местом из открытого окна раздавались плачевные звуки: «Аууу, аууу».
11. Это консерваторка пробовала голос.
1. Философ позвонил. И когда ему отворили, он швырнул на стол Критику чистого разума, а сам в беспредметной скуке упал на постель.
2. Последняя его мысль была такова: «Кант без Платона — туловище без головы». Он заснул и в мыслях своих был как бы без головы.
3. А бюст Иммануила Канта укоризненно качал головой и показывал язык спящему философу, стоя на письменном столе.
4. Философ спал. А над ним сгущались тени, вечно те же и те же, суровые и нежные, безжалостно мечтательные.
5. Сама Вечность разгуливала в одинокой квартире; постукивала и посмеивалась в соседней комнате.
6. Садилась на пустые кресла, поправляла портреты в чехлах.
7. Уже книжные шкафы бросали суровые тени, и тени встречались и, встречаясь, сгущались… Точно прятались в тени.
8. Но там никого не было, кроме Иммануила Канта и Платона, стоявших в виде поясных бюстов на столе.
9. Кант жаловался Платону на тугоумие молодого философа, а философ спал в час вечерних сумерек с бледным, ироническим лицом и сжатыми губами… И малый ребенок мог придушить его.
10. Его обдувал свежий ветерок после жаркого дня, ворвавшийся из открытого окна.