Приведем в заключение еще один рассказ -- о посещении могилы Омара Хайяма его искренним почитателем Низами Арузи Самарканди. "В году 1113 в Балхе, на улице Работорговцев, -- пишет Низами Арузи, -- в доме Абу Саида Джарре остановились ходжа имам Хайям и ходжа имам Музаффар Исфизари, а я присоединился к услужению им. Во время пиршества я услышал, как Доказательство Истины Омар сказал: "Могила моя будет расположена в таком месте, где каждую весну ветерок будет осыпать меня цветами". Меня эти слова удивили, но я знал, что такой человек не станет говорить пустых слов. Когда в году 1135 я приехал в Нишапур, прошло уже четыре года с тех пор, как тот великий закрыл лицо свое покрывалом земли и низкий мир осиротел без него. И для меня он был наставником. В пятницу я пошел поклониться его праху и взял с собой одного человека, чтобы он указал мне его могилу. Он привел меня на кладбище Хайре. Я повернул налево и у подножия стены, отгораживающей сад, увидел его могилу. Грушевые и абрикосовые деревья свесились из этого сада и, распростерши над могилой цветущие ветви, всю могилу его скрыли под цветами. И мне пришли на память те слова, что я слышал от него в Балхе, и я разрыдался, ибо на всей поверхности земли и в странах Обитаемой четверти я не увидел бы для него более подходящего места. Бог, святой и всевышний, да уготовит ему место в райских кущах милостью своей и щедростью!"
Над могилой Омара Хайяма в Нишапуре ныне возвышается величественный надгробный памятник -- одно из лучших мемориальных сооружений в современном Иране. Ажурные конструкции надгробия напоминают чем-то стартовую установку, выводящую космический корабль на орбиты Вселенной.
* * *
Со стихами Омара Хайяма связаны два редких историко-литературных феномена.
Один -- это загадка объема и состава истинного поэтического наследия Хайяма. До наших дней не дошло не только автографов и прижизненных манускриптов четверостиший Омара Хайяма, но даже и списков, более или менее близких по времени к жизни поэта.
Поздних рукописей стихов Хайяма много, и они предстают перед исследователями в поразительном разнообразии, как по объему -количеству четверостиший, так и по самому составу, повторяющемуся от списка к списку лишь в малой части, Рукописи хайямовских сборников, как правило, небольшие -- двести-триста стихотворений, однако, собранные воедино, они дают внушительную цифру -около полутора тысяч рубаи.
Текстологический анализ этих стихотворений показывает, что в них можно обнаружить немало "пучков" -- сближенных по поэтической идее рубаи-вариантов. Это явление исследователи классической персидско-таджикской литературы объясняют следующим образом. Омар Хайям в условиях религиозных преследований был лишен возможности собирать и распространять свои стихи, он набрасывал их на отдельных листках бумаги, на полях рукописей. Ученики и единомышленники, слышавшие их от поэта, записывали стихи сразу или спустя некоторое время, в большем или меньшем приближении к авторскому тексту. Так рождался "пучок" рубаи-аналогов. В дальнейших переписываниях и устных передачах количество вариантов разрасталось.
Литературоведы-текстологи вскрыли и еще одно любопытное явление -- существование "странствующих" четверостиший. На это обратил внимание известный русский ученый В. А. Жуковский, один из самых первых исследователей истории персидско-таджикской литературы в отечественном востоковедении. В рукописных сборниках четверостиший Омара Хайяма и в изданных текстах Жуковский обнаружил множество стихотворений, засвидетельствованных в диванах других персидско-таджикских поэтов, он дал им название "странствующих". Изыскания Жуковского были продолжены другими исследователями, и результатом этой кропотливой работы был вывод -- в лучшем для XIX века издании поэтического наследия Омара Хайяма (Париж, 1867, издатель Дж. Никола) почти четвертая часть стихов, 108 рубаи из 464-х, принадлежит к категории "странствующих".
Право на авторство этих рубаи разделили с Омаром Хайямом такие классики персидско-таджикской литературы, как Хафиз, Аттар (1142--1230), Джалал ад-дин Руми (1207--1273) , Абдаллах Ансари (1006--1088) и другие, причем не только поэты более поздних поколений, но и некоторые предшественники Омара Хайяма. Так, например, два следующих рубаи встречаются среди четверостиший, приписываемых Авиценне.
С ослами будь ослом, не обнажай свой лик!
Ослейшего спроси -- он скажет: "Я велик!"
А коли у кого ослиных нет ушей,
Тот для ословства -- явный еретик.
(пер. И. Сельвинский) [sel-0002]
Я познание сделал своим ремеслом,
Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0013]
Не единичны случаи широкого "странствования", когда одно и то же рубаи встречается в рукописных диванах (а иногда и в публикациях) трех-четырех поэтов одновременно. Примером может послужить такое четверостишие:
Пью с умом: никогда не буяню спьяна.
Жадно пью: я не жаден, но жажда сильна.
Ты, святоша и трезвенник, занят собою -
Я себя забываю, напившись вина!
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0298]
Оно приписывается Омару Хайяму, Анвари и Камал ад-дину Исмаилу (1172--1237). А хайямовское рубаи:
Если все государства, вблизи и вдали,
Покоренные, будут валяться в пыли -
Ты не станешь, великий владыка, бессмертным.
Твой удел невелик: три аршина земли.
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0228]
встречается среди стихов Афзала Кашани (1195--1265), мастера ярких и остроумных четверостиший, и прекрасной поэтессы Мехсети Гянджеви, современницы Хайяма, с которым она, по преданию, встречалась.
Ограничимся еще двумя примерами. Следующее рубаи входит в состав поэтического наследия как Омара Хайяма, так и величайшего лирика Хафиза:
Не молящимся грешником надобно быть -
Веселящимся грешником надобно быть.
Так как жизнь драгоценная кончится скоро -
Шутником и насмешником надобно быть.
(пер. Г. Плисецкий) [pli-0236]
Современник Омара Хайяма поэт Санаи (середина XI в -- 1131 г.), оставивший огромное литературное наследие, разделяет с Хайямом право на авторство такого рубаи: