– Мы контролируем ситуацию.

– Много денег поступило из нашего государства помимо наших служб?

– Не очень. Меньше, чем до операции «Буря в пустыне» и сразу же после нее. За последнее время пришли деньги лишь на счета самых близких родственников президента, то есть его зятя, двух сыновей и внука.

– Понятно, понятно… – пробормотал полковник, вновь принявшись постукивать золотой авторучкой по столу. – И какие суммы?

Салман вытащил из нагрудного кармана блокнот и назвал несколько семизначных чисел.

– Ну что ж, прекрасно. А как идут дела с поставками новых вооружений?

– Мы тоже многое контролируем. У меня есть информация на китайские ракеты.

– Когда они поступят?

– Это решится в ближайшие дни. И если вас интересует, то я доложу.

– Конечно, интересует. А теперь можешь быть свободен.

Салман покинул кабинет шефа.

А полковник взялся расчесывать седые усы и рассматривать свое отражение в зеркале. Ему чего-то хотелось, но чего – он и сам еще не определил. Он бросил взгляд на дорогие наручные часы, украшенные бриллиантами, – подарок президента за одну удачно проведенную операцию. Стрелки показывали пять. Полковник почувствовал, что проголодался и устал. Разговоры с президентом, а затем и с генералом его изнурили, причем изнурили своей бессмысленностью и невероятным апломбом как первого, так и второго собеседника.

Но в этом полковник боялся признаваться даже самому себе. Ведь если кто-то хотя бы косвенно догадается, что в душе он не достаточно лоялен, то полковнику несдобровать. Сразу же доложат президенту, а тот на расправу скор.

И тогда его, полковника – начальника секретной службы, мгновенно схватят люди из охраны президента, упекут в тюрьму, станут пытать. И вынудят подписать все бумаги, которые ему подсунут.

И поутру, а может, поздним вечером его со связанными руками выведут во внутренний дворик тюрьмы – туда, где все стены белые, а земля устлана каменными плитами. И там ему на шею накинут петлю из толстой веревки, и кто-нибудь, может, тот же Салман, выбьет стул-подставку из-под его ног. Петля затянется, и течение жизни прервется.

Полковник был атеистом. Он не верил, что после смерти предстанет перед Аллахом, и тот его отблагодарит за преданную службу и праведно прожитую жизнь.

Бессмертие души полковник отрицал напрочь и полагал, что со смертью приходят лишь процессы гниения и разложения. И еще он не питал надежд на вечную память о себе.

«Все меня забудут так же, как и я забыл многих – тех, с кем шел по жизни».

В Олеге Мерцалове никто сейчас не смог бы узнать бывшего советского гражданина и тем более – капитана Советской армии. И не одежда изменила его. Сегодня в России люди одеждой практически ничем не отличаются от своих собратьев по разуму, живущих в Европе, Америке или даже в Южной Африке. Лишь только взгляд Мерцалова остался прежним – взгляд серых холодных глаз. Но теперь их предусмотрительно прикрывали очки с легкими пластиковыми линзами, чуть тонированными, отливавшими нежным золотисто-коричневым цветом, хотя очки Мерцалову не выписывал ни один доктор. К чему они человеку, способному попасть из винтовки в спичечную головку с расстояния в сто метров!

Но именно эти очки и довершали образ, с которым свыкся за многие годы Олег Мерцалов. Коротко стриженный, с легкой проседью, идеально выбритый. Если он чем и выделялся среди остальных пассажиров парома, следовавшего из Копенгагена в Осло и носившего гордое имя «Принц Датский», так это смуглым цветом лица – слишком смуглым для блондина, жителя средних широт. Но мало ли где мог загореть человек – совсем необязательно для этого жить на Востоке или в южных странах! Ведь это теперь так просто – сесть в самолет и перенестись из зимних холодов в тропическую жару.

Мерцалов сидел в шезлонге на верхней палубе, где дул пронизывающий морской ветер. Глаза Олега были закрыты, на губах застыла блаженная улыбка. Наконец-то он почувствовал себя в родном климате. Он хоть и прожил последние годы в пригороде Тегерана, но так и не смог ощутить себя своим в исламском мире. Да Мерцалов к этому и не стремился. Чужими оставались горы, так похожие на те, где он воевал в составе советских войск и где попал в плен, круто изменивший его жизнь.

Чужими были пустыни, чужим было слепящее солнце над головой. И самое странное – ему даже не снились места, в которых он жил сейчас. Во сне всегда к нему приходила его прошлая жизнь: русские пейзажи, холодное северное море. Иногда снились бывшие друзья, знакомые, лица которых он успел подзабыть. Поэтому и появлялись они в его снах смутные, словно в тумане.

Если и раньше у Мерцалова друзей было раз, два и обчелся, то теперь их не существовало вовсе. Были лишь люди, дававшие ему поручения и платившие деньги. Он не разменивался по мелочам, один его выстрел стоил очень и очень дорого. Но высокая цена всегда была оправдана качеством выполненной работы.

Когда Мерцалов брался ликвидировать человека, то делал это виртуозно, не оставляя после себя практически никаких следов. Если заказчик указывал Мерцалову, что все должно выглядеть как несчастный случай, так оно и случалось. А на расспросы, как именно Мерцалов собирается проводить операцию, он отвечал неизменной улыбкой и молчанием.

Если же заказчик попадался настойчивый, Мерцалов веско говорил посреднику:

– Передайте ему, что излишнее любопытство мешает здоровому сну. Пусть убивает сам или пусть поищет другого исполнителя.

Он привык действовать через посредников, которые искали заказы и передавали ему деньги, оставляя себе проценты. В ценах на услуги такого рода Мерцалов разбирался и обмануть его было бы сложно.

Олег открыл глаза. Над морем, над заливом Бохус летели крупные снежинки. Из всех пассажиров парома еще только пятеро отважились в такую погоду выйти на верхнюю палубу. Да и те предпочли не садиться, а стояли, облокотившись о поручни, глядя на неспокойную морскую воду. До прибытия парома в порт Осло оставалось часа два с половиной – три, и у Мерцалова было время поразмыслить о своей жизни, кое-что вспомнить, составить планы на будущее.

Он уже давно избавился от стереотипного мышления бывшего советского подданного и знал: отнюдь не все богатые люди проводят свободное время под пальмами, в жаре, на берегу теплого океана. Это удел среднего класса. По-настоящему богатые выбирают другой отдых. Например, половить рыбу на замерзших норвежских озерах в кристально чистой воде, которую можно пить, зачерпнув прямо из лунки. Он знал: по-настоящему богатый человек далеко не всегда носит костюмы от знаменитых кутюрье и галстуки с бриллиантовыми булавками. В подобном облачении его можно увидеть разве что на светском рауте или в офисе собственной компании. Выбираясь на отдых, такой человек скорее всего наденет джинсы, толстый свитер и поношенную брезентовую куртку военного образца. Не станет он выставлять напоказ драгоценности и модельную обувь.

Из дымки уже прорисовывался норвежский берег.

Мерцалов поднялся и подошел к ограждению палубы.

Он ни на секунду не сомневался, что задание, полученное им через посредника от неизвестного заказчика, выполнит безукоризненно. Если в начале своей карьеры киллера Мерцалова иногда интересовало, кто же заказывает убийство, то теперь подобные детали абсолютно не возбуждали его любопытства. Равно как его уже давно не волновал сакраментальный вопрос, за что убивают того или иного человека, кто этот человек.

Такая схема отношений вполне устраивала и заказчиков. Во-первых, всегда, если есть деньги, проще поручить кому-то работу и остаться при этом в тени. Во-вторых, создавалась иллюзия, что ты не запачкал руки чужой кровью. Это сродни молитве, когда просишь Бога наказать своего врага. Заказчик всего лишь высказывает вслух пожелание, а оно исполняется с помощью Мерцалова.

Как матерый хищник, Олег Мерцалов никогда не шел по следу. Ему было достаточно лишь знать, где нужно затаиться и ждать появления жертвы. Что-что, а ждать он умел, как никто другой.