— Почти…

— Упаси тебя хоть что-нибудь ляпнуть вне программы. Если парни из банды «койотов» догадаются, что ты там был, когда убивали их босса, то сегодняшние оплеухи будешь вспоминать, как первые поцелуи любимой девочки. Ни меня, ни моей супруги там не было — это тоже надо хорошо запомнить. Ты уже догадался, наверное, что за нас с тебя шкуру спустят гораздо надежнее…

— Да-да! — горячо уверил меня владелец «Каса бланки».

Все это было довольно рискованно, а мои угрозы сильно отдавали блефом. Надежда была лишь на то, что в этой части мира о событиях в России знают мало и потому все еще опасаются давно почившего КГБ. Хотя Фелипе Морено русского языка не знал, но мог догадаться, по-каковски мы с Ленкой калякали. Если он и знал, что КГБ теперь нет, то уж о русской мафии он наверняка слышал. Ее, по-моему, не шибко заслуженно по всему миру прорекламировали.

Прежде чем убраться из машины, я убедился, что кровищи мы сюда не натащили. Автомат, завернув в тряпки, снятые с Морено, я запихнул в рюкзак, «глок» сунул в боковой карман штанов и прикрыл его краем рубашки-гуайанаберы. После этого мы с Хрюшкой вылезли из джипа и проводили взглядом сеньора Морено. Он послушно покатил к бензоколонке.

— Ну, теперь дай Бог, чтоб тут автобусы почаще ходили… — пробормотал а.

— Господи, чего ж мы тут натворили! — прошептала Ленка.

— Помереть удобнее было! — Я аж разозлился на нее за это покаянное настроение. — Скинули бы нас с обрыва — и все…

Ленка только прибавила шагу.

— А не сцапают нас в отеле? — спросила она через пару минут. — Тем более с оружием… На фига ты его потащил?

— Потому что в машине у Морено его оставлять нельзя. Эти экс-мэры — овечки, когда пушки не у них. А когда есть чем пальнуть, они меняются в худшую сторону. Учти, эти стволы там, в офисе, не стреляли. Мы их нашли в автобусе под сиденьем. Прямо в этом рюкзаке. Пусть проверяют!

— Ты полицейских дураками считаешь?

— Пусть докажут! К убийству это оружие отношения не имеет. Там стреляли совсем другой «Калашников» и «таурус» — на них моих отпечатков нет.

Автобуса мы дождались быстро. Кое-какие знакомые рожи из отеля я, кажется, углядел. Это было не очень приятно, но и не смертельно. Народ ехал после приема спиртного, а кое-кто, видать, с марихуаной в легких или чем покрепче в венах. Они вряд ли запомнят, кто и где садился в автобус, с рюкзаком или нет…

Мы уселись на задние сиденья. Когда-то, когда настоящему Брауну лет пять-шесть было, мама Милли возила его в Нью-Орлеан к бабушке (той самой католичке, которая когда-то спасла Дика от аборта и нерождения). Очень тогда запомнилось, что на всех задних сиденьях были таблички «For black only» — «Только для черных». А спереди на сиденьях «For white only» мест не было. Я… то есть Браун, конечно, никак не отвяжусь от него! В общем, ножки устали, посидеть хотелось. А бабка на место «для черных» садиться запретила. Потом ей, правда, кто-то из белых предложил сесть, и она меня на коленки усадила. Но с тех пор осталось где-то в подкорке: задние места в автобусе — «нечистые». Даже в Москве, как ни странно… Хотя уж давным-давно и в Штатах все эти таблички ликвидировали.

Доехали мы без приключений. Около «Каса бланки» автобус притормозил, и вместе с нами выгрузились еще семь-восемь человек. Никого из них я не знал, но, поскольку в вестибюль отеля мы вошли вместе и почти одновременно получали ключи, можно было надеяться, что они нас с Ленкой запомнят.

Одно обстоятельство меня несколько смутило. В вестибюле и у входа в лифт появились довольно крупные по местным стандартам ребята, которых раньше не наблюдалось. Униформа на них была не та, что у полицейских теньенте Гонсалеса, но по экипировке — кобура, дубинка, наручники, рация — мальчики вполне могли заменить полицию. Мне показалось неприятным, если в их компетенцию входит устраивать обыски постояльцев.

— Не обращайте внимания, сеньор, — сказал портье, отдавая мне ключи от номера. — Это сеньор Морено принял меры по усилению безопасности. Сами понимаете, после того случая днем, когда погиб дон Франсиско Хименес, много наших гостей проявило беспокойство… Но уверяю вас: на Хайди неимоверно низкий уровень преступности. Беспокоиться не стоит. Спокойной ночи!

Конечно, никто нас и не собирался обыскивать. Поднявшись к себе на второй этаж и запершись в номере, мы с Ленкой обессиленно плюхнулись в кресла.

Только здесь нас пробрала нервная дрожь. В холодильнике была какая-то минералка, по вкусу похожая на нарзан и почти ледяная по температуре. В нормальных условиях пары глотков такой водички было бы достаточно, чтобы посадить голос до того тембра, которым располагал покойный Сифилитик. Но мы, выпив литровую пластиковую бутылку на двоих, лишь чуть-чуть сумели успокоиться. После чего отправились в душ — вести беседу на деловые темы. Теперь наличия подслушивающей аппаратуры я опасался уже всерьез.

— Отделайся от оружия, ради Бога! — прошипела Ленка. — Ты стал жутко приметным: Хименеса себе на голову из воды вытащил, бандитов перестрелял… Драпать отсюда надо, и побыстрее.

В логике ей не откажешь. Думаю, что Чудо-юдо, разобравшись в наших проблемах, одобрил бы такое решение. Сейчас не до тихой работы, раз уж влипли в неприятности. Надо еще эту ночь как-то дожить.

— А мы ведь в Лондон так и не позвонили, — припомнила Ленка.

— Звони. Прилетели, устроились, ходили купаться. Больше ничего не говори.

Трубку, видимо, снял Генри. Ленка, придав голосу беззаботно-курортное звучание — артистка, мать ее за ногу! — минут на пять закатила рассказку о том, как на Хайди красиво, какой шикарный отель «Каса бланка де Лос-Панчос», какое приятное море и так далее. Этот разговорчик списывал с наших «mastercard'oв» вполне приличную по московским понятиям сумму. У тех, кто его прослушивал, если таковые, конечно, были, уши должно было заложить от тоски.

Наконец Хавронья повесила трубку и вытерла со лба пот.

— Очень содержательная беседа. Аж противно. Сказал, чтобы мы обязательно посетили в Лос-Панчосе дельфинарий. Незабываемое впечатление оставляет, говорят. Ну, и насчет Эухении напомнил.

— Ладно, завтра все-таки сначала к Эухении съездим.

Рюкзачок с автоматом и перемазанными в крови шмотками сеньора Морено я положил рядом с кроватью, а «глок» запихнул под подушку. Само собой, что ни до каких «лягушек» мне дела не было, да и у Хрюшки настроение резко изменилось. Спать тоже было трудновато. Все время мерещились какие-то шепоточки в коридоре, то вдруг шорохи за окном начинали волновать, то казалось, будто дверь начинают открывать. А мы ведь вроде бы отдыхать сюда приехали, нервы хотели успокоить…

В общем, подремал я в эту первую ночь на Хайди всего ничего. С полтора часа, если в сумме. Ленка побольше, хотя и она ворочалась безбожно. Тем не менее ни полиция, ни «койоты» наносить нам незапланированные визиты не стали. И на том спасибо!

ПО ПУТИ К ГАДАЛКЕ

То, что мы благополучно дожили до утра, меня удивило, но не настолько, чтоб совсем уж свести с ума. Должно быть, сеньор Морено и впрямь уверовал, что его личная безопасность сильно зависит от моей. Да и полиции гораздо проще было представить происшествие в офисе как простую разборку между «койотами» и их постаревшим паханом. А чтобы в этом не сомневались, экс-мэр Лос-Панчоса, вероятно, пожертвовал на нужды блюстителей порядка энную сумму.

Правда, пресса уже вовсю поработала. Когда мы с Ленкой отправлялись на стоянку такси, чтобы ехать в Сан-Исидро к гадалке Эухении, к нам подбежал негритенок лет двенадцати, и предложил купить «Вос де Лос-Панчос» и «Сан-Исидро бизнес ньюс». В обеих газетах первые полосы были отданы под весьма аппетитные фото, изображавшие дона Хименеса с вырванным боком, Алонсо с расколотой башкой, Эрмило, обнявшего лужу собственной крови на асфальте, и, наконец, самого сеньора Сифилитика. Особенно симпатично все гляделось на первой полосе столичной газеты, поскольку та была цветная, вроде нашей «Экстры-М».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: