— Все у меня чики-чики, — сказал Серж. — Там полотенце, халат, можешь принять душ, а я пока соберу на стол.

Макс втянул воздух. Его чуткие ноздри затрепетали.

— Жареная картошка, — сказал он, — и мясо под соусом.

— Хорошее обоняние, — похвалил приятеля-гурмана Серж.

— У меня есть бутылка хорошего красного вина под мясо, она здесь, в сумке, — Макс Фурье вытащил бутылку вина и передал ее Сержу.

Тот взглянул на этикетку, но название вина ему не говорило ровным счетом ничего — вино и вино. Серж, в отличие от Макса, любил крепкие напитки: водку, текилу, виски, коньяк, к винам он, как всякий русский, относился с предубеждением и легким пренебрежением, вино он за серьезный алкоголь не считал.

Через полчаса в бледно-коричневом халате с мокрыми взъерошенными волосами, в гостиную вошел Макс Фурье. Он был до синевы выбрит и улыбался чуть виновато и немного испуганно, как показалось Сергею Максимову.

— Давай к столу. Ты все-таки гость, а я тебя стану развлекать. Как супруга? Как дети? Рассказывай.

— Все у них хорошо, они уехали отдыхать в Италию, а я поехал сперва в Москву, потом в Витебск… У меня было одно дело.

Они пили, ели, вспоминали прошлые встречи, совместные проекты, над которыми Макс Фурье работал в качестве журналиста и автора, а Серж в качестве оператора. Им было о чем поговорить, и они обед провели в веселой незамысловатой беседе. Вспоминали знакомых, как французских, так и русских.

Когда зазвенел телефон, Макс Фурье вздрогнул и насторожился. Серж взял трубку и буркнул в нее свое неизменное:

— Алло, алло!

— …

— А, это ты? Куда пропала, крошка?

— …

— Как никуда? Почему тогда не звонишь, не пишешь?

— …

— Простыла? В такую жару? Ты с ума сошла! Нечего пить холодную водку.

— …

— Не пила? Тогда мороженым объелась?

— Кто это? — шепотом поинтересовался Макс.

— Да так, подруга одна, — прикрыв микрофон рукой, сказал Серж, — на ОРТ работает ассистентом режиссера.

— …

— Нет, это я не тебе, но о тебе.

— …

— С кем разговариваю? С мужчиной.

— …

— Да ну, брось, я же нормальный, ты знаешь, ориентация у меня правильная. А если переживаешь за мою ориентацию, то давай встретимся, я к тебе подскочу. Надеюсь, твой в командировке? — и Серж расхохотался в трубку.

— …

— Все, хорошо, до встречи. Я тебя наберу. А если хочешь, то ты набери меня.

Макс махал руками, показывая, чтобы Серж ничего конкретного о нем не говорил.

— …

— Ко мне нельзя пока, у меня гость, — Серж положил трубку. — Хорошая девушка, двадцать пять лет, а она уже третий раз замужем, представляешь?

Макс Фурье лишь улыбнулся и допил вино из своего бокала.

— Я очень устал, Серж, у меня нервы расшалились. Если ты не будешь против, то я хотел бы отдохнуть.

— Конечно, располагайся. Моя квартира, мой дом к твоим услугам.

— У тебя чисто, я другого ожидал.

— У меня, конечно же, не всегда чисто, это я к твоему приезду немного навел порядок, вещи разложил по местам, да и все остальное.

— Ты хороший, Серж, — вдруг ни с того ни с сего сказал Макс, и его щека дернулась.

«Да он сильно чем-то напуган. Но, сволочь, молчит как партизан на допросе», — подумал о своем французском приятеле Серж.

— Что в Витебске хорошего было? Я телевизор не смотрю.

— Ровным счетом ничего хорошего.

— А плохого?

Макс Фурье насторожился, влип в кресло, раздосадованно махнул рукой.

— Но, я надеюсь, у тебя-то, Макс, все в порядке?

— У меня-то да…

— А у кого не в порядке?

— У одного знакомого, с которым я знаком лишь мельком.

— Главное, чтобы у тебя да у меня было все чики-чики, а остальные… Какое нам до них дело?

— Я пойду посплю, отдохну немного. У тебя нет снотворных таблеток?

— Таблеток? Снотворных? Может быть, есть, — Серж отправился на кухню и оттуда вернулся с таблетками. — Вот эти две желтые проглоти, и ты будешь спать до завтрашнего утра.

— Хорошо, спасибо, — Макс дрожащими пальцами выдавил из упаковки две маленькие желтые таблетки, забросил их в рот, запил минералкой. — Все, я пошел. Голова болит и очень устал, — и он постучал указательным пальцем по лбу.

— Счастливо. Постараюсь не шуметь, если хочешь, даже телефон отключу.

— Да, отключи. И пожалуйста, Серж никому не говори, что я остановился у тебя. Так надо, поверь мне.

— Как скажешь, Макс. Иди ложись.

Француз забрался под махровую простыню, сжался весь, свернулся калачиком, но, как ни старался, целый час не мог заснуть. Серж слышал, как он вертится.

Наконец в спальне стало тихо. Серж бесшумно, как опытный официант, убрал на кухне посуду и сел у окна, глядел на пыльный московский двор. Закурил сигарету, вторую за этот день. Он выпускал дым в окно, смотрел на свой джипчик и думал о Максе.

«Наверняка у него неприятности. А собственно, какое мне дело? Он мне ничего не должен, я ему тоже ничего, так что все нормально.»

На подоконнике стоял пустой бокал. Серж вынул из холодильника начатую бутылку водки, налил граммов сто пятьдесят, в два глотка выпил. Ну вот, теперь порядок. А то все их вина — сплошное баловство. То, что французу хорошо, русскому смерть. Серж улыбнулся, швырнул окурок на газон.

Вышел в прихожую и стал расставлять вещи своего французского приятеля,

«Что это у него такое?» — переставив камеру поближе к стене, Серж взял картину в руки.

Он почти ни о чем не задумывался, разрезал ножом шпагат, которым была перевязана бумага, развернул ее и посмотрел на картину. Холст был старый, грязный, подранный, немного кривоватый. Картина выглядела так, словно лет тридцать провалялась на чердаке или в подвале. Краска местами вздулась, отшелушилась. На холсте, размерами примерно шестьдесят на восемьдесят, была изображена черноволосая женщина с темными, как чернослив, глазами, с такими же кучерявыми волосами, в белом кружевном платье и с букетом цветов. Фон был небесно-синий, неаккуратно закрашен. В правом нижнем углу виднелась неразборчивая подпись.

«Чушь какая-то!» — подумал Серж, заворачивая картину в плакат и пряча ее в стенной шкаф.,

Макс Фурье проспал до одиннадцати вечера. Затем, проснувшись, выпил кофе, бокал вина, съел бутерброд с сыром и принялся названивать со своего «мобильника» во Францию. Серж сидел на кухне и курил. Макс говорил по-французски, причем очень быстро, и Серж почти ничего не понял, уж слишком торопливо выговаривал слова Макс, слишком напористо вел разговор.

Когда он закончил, Серж вышел из кухни в гостиную:

— С кем это ты?

— Один знакомый, будь он неладен. Это он должен был ехать сперва в Москву, а потом на фестиваль в Витебск, а пришлось мне. Вот ему и повезло. Я хотел сказать ему, что он, как вы, русские, говорите, свинья.

— И ты ему сказал? — ухмыльнулся Серж.

— Нет, не сказал. Он сразу же начал извиняться, ждет, когда я приеду. Мой работодатель предлагает интересный проект на своем канале, хочет, чтоб я у него делал в две недели одну программу.

— Опять про ночную жизнь? — поинтересовался Серж, словно чувствуя, что в работе Макса Фурье есть и его интерес.

— Да, нечто в этом роде. Он придумал проект, но сделать сам не может и хочет заказать работу мне. Так что если что, и ты мне понадобишься.

— Я рад и всегда с удовольствием помогу, — немного возбужденно сказал Серж, наливая себе в стакан минеральную воду.

— Послушай, Серж, мне нужна твоя помощь, — взглянув своими темными глазами из-под кустистых черных бровей, произнес француз.

— Ты же знаешь, тебе отказать не могу. В чем моя помощь?

— У меня есть картина, я купил ее в Витебске у какого-то… — Макс Фурье долго подбирал слово, а затем, не найдя эквивалент, сказал: «клошара». — Мне она понравилась.

— Та, что я убрал?

— Куда ты ее убрал?

— В шкаф поставил, не стоять же ей в прихожей под ногами! Еще упаду на нее, зацеплюсь, продавлю, порву, поломаю, — Макс Фурье согласно кивнул. — А в чем моя помощь?