Пальцы охранника сжали плечо парню. Глядя со стороны, ничего нельзя было заметить, как лежала рука, так и лежит. Но блатной взвыл от боли, попытался высвободиться. Охранник вдавил его в кресло.

— Где твой босс? — блатной чувствовал, еще немного, и хрустнут кости под пальцами невесть откуда взявшегося силача.

— В машине, у входа.

— Солидная тачка, — державший в руке огромный веер карт блатной с уважением посмотрел в окно на «ауди».

Мансур не сомневался в своем охраннике, тот доставил блатного прямо к машине.

— Садись, — приказал он, заталкивая уголовника в раскрытую дверку.

Блатной смотрел на Мансура и не мог сообразить, кто перед ним. На уголовника военный атташе не походил, на бизнесмена тоже. В нем чувствовалась военная выправка и светский лоск одновременно.

— Где сейчас Хвощ? — назвал одного из местных авторитетов Мансур.

— Не знаю, — сказал было блатной, но тут же вспомнил об охраннике, маячившем за тонированным стеклом. — В бане.

— Поехали.

Мансуру пришлось потесниться. — Теперь заднее сиденье машины они делили на троих. Блатной показывал дорогу, обходились без названий улиц. «Ауди» остановилась перед черным входом в водноспортивный комплекс. Охрана Хвоща, двинувшаяся было к машине, остановилась, признав в блатном своего.

— Кто тебя притарабанил?

— Хрен его знает! Просил Хвощу передать, что Мансур приехал.

— Стой здесь, — охранник авторитета отправился в баню.

В бассейне плескались три голых девицы, Хвощ лежал в парилке на верхней полке и постанывал от удовольствия. Он лишь скосил глаза на вошедшего охранника.

— Дверь закрой, кайф выходит.

— Какой-то Мансур приехал, хочет перетереть.

Хвощ мгновенно сел, протер осоловевшие глаза.

— Мансур? Ты его видел?

— Нет, в тачке сидит, стекла темные.

— Веди сюда.

Свою охрану военный атташе оставил в машине. Он прошел длинными гулкими коридорами и оказался в выложенном голубым кафелем зальчике, две трети площади которого занимал бассейн, Хвощ уже загнал проституток в парилку и прикрыл двери. Сегодняшний визит был для него неожиданностью. Он иногда встречался с Мансуром в Москве, тот обеспечивал ему транзит наркотиков из Афганистана. Небо должно было упасть на землю, чтобы высокопоставленный дипломат сам приехал в Смоленск и отыскал воровского авторитета в бане.

Немного близорукому Масуру издали показалось, что тело Хвоща сплошь покрывают синяки, но когда авторитет подошел к нему, стало ясно, это татуировки.

— Какие люди! Садись, Мансур, — предложил Хвощ и тут же потянулся к запотевшей бутылке водки.

— Не гони, дело есть.

Из двери парилки по пояс высунулась голая девушка:

— Мы там задохнемся!

— Назад! — грозно, как собаке, скомандовал Хвощ, и девушка тут же исчезла. — Я помню, Мансур, что многое по жизни тебе должен.

— Нужно в Москве одно дельце провернуть, так, чтобы никто об этом не узнал.

— Если в моих силах…

— В твоих, иначе я бы к тебе не приехал.

Странно смотрелись двое мужчин на краю бассейна. Один голый, лишь в накинутой на плечи простыне, другой в стильном костюме, при галстуке.

— Ты бы, Мансур, разделся. Попарились бы.

Военный атташе никак не отреагировал на приглашение. Запустил руку в карман, подал Хвощу визитку:

— На все про все у тебя неделя. Этого человека нужно замочить, причем надежно.

Хвощ разглядывал картонку: «Яков Наумович Кучер. Стоматолог». На визитке значились два адреса — клиники и квартиры.

— Раз надо, сделаем, — осклабился Хвощ.

— Это еще не все. В клинике и в его квартире надо уничтожить все карточки пациентов и рентгеновские снимки. Лучше всего вывезти их на машине и сжечь где-нибудь в лесу.

— Клиника хоть большая?

— Маленькая частная клиника на три кабинета.

— У меня есть неделя времени? — уточнил Хвощ.

— Это верхний предел.

— Мужик он здоровый?

— Пожилой, лет шестьдесят пять. Дома у него кое-какие деньги могут быть, золотишко. Пусть барахло твои ребята берут, не жалея, но ни одной карточки, ни одного снимка уцелеть не должно. Мне гастролеры для того нужны, чтобы в Москве никто не узнал, кто замочил стоматолога.

— Не вопрос.

— Ребятам заплатишь из моих денег, — Мансур сунул голому Хвощу в руку тонкую пачку долларов. — И смотри, если подставишься, не жить тебе!

— Сукой буду, не подведу! — пообещал Хвощ.

— Поразвлекся бы, но спешу, — военный атташе в сопровождении охраны Хвоща покинул баню.

Смоленский авторитет опустился на деревянное кресло. Сидел, задумчиво глядя то на деньги — пять тысяч долларов, то на визитку. Затем спохватился, открыл дверь в парилку. Девушки сидели на полу раскрасневшиеся, потные, ошпаренные как кипятком. При появлении Хвоща они попытались изобразить улыбки.

— Можете выходить.

Проститутки попрыгали в бассейн. Немного остынув, две девушки подплыли к бортику, попытались приласкать задумчивого Хвоща.

— Пошли вы к черту!

Авторитет наскоро принял душ и уехал в город на машине. Блатного, служившего Мансуру проводником, бросил в одиночестве, пусть добирается как знает.

Да, жизнь полна случайностей и неожиданностей. Но только на первый взгляд они кажутся нелепыми совпадениями. Стоит присмотреться к ним поближе, понимаешь — по-другому и быть не может.

И генерал ФСБ Потапчук, и террорист Омар шах-Фаруз, и даже военный атташе Ирака Мансур пользовались в Москве услугами одного и того же дантиста. Хороших специалистов во всех отраслях человеческой деятельности не так уж и много, и они бесценны. Яков Наумович Кучер до выхода на пенсию работал в поликлинике КГБ, делал зубы и генералам, и полковникам, и иностранцам, перебежавшим под крыло советской спецслужбы. При этом, как всякий советский дантист, вел и свою полулегальную практику. Не растерял он прежнюю клиентуру и после того, как вышел на пенсию и организовал собственное дело. Те же люди ходили к нему и платили теперь, не таясь, в открытую.

Так уж случилось, что Яков Наумович Кучер был единственным, кто мог бы опознать останки Омара шах-Фаруза. Свою руку, свою работу он узнал бы и через двадцать лет. Яков Наумович любил рассказывать пациентам поучительную историю об узнике Бухенвальда, немецком еврее-дантисте, обслуживавшем все высшее руководство концлагеря.

После войны и через двадцать, и через тридцать лет он опознавал своих бывших мучителей, когда западные разведки отлавливали состарившихся эсэсовцев в Южной Америке. И когда следователи, сомневались, стоит ли оплачивать перелет дантиста над половиной земного шара, все-таки тридцать лет прошло, зубы могли и выпасть, тот горделиво говорил: «Если это я делал мост, значит, он стоит до сих пор». Военных преступников не спасали пластические операции, новые документы. Дантист всегда узнавал свою работу.

Поразмыслив, Хвощ решил, что сам должен заняться поручением Мансура, от благосклонности которого зависело его благополучие. В другое время он отыскал бы пару отморозков, поручил бы им замочить дантиста, но авторитет проникся важностью момента. Он сам отобрал преданных людей, верных ему не только за деньги, но обязанных по жизни, и на неприметных старых «Жигулях» отправился в Москву.

Чем глубже генерал ФСБ Федор Филиппович Потапчук занимался убийством Макса Фурье и Сергея Максимова, тем больше у него возникало вопросов. На его столе стопка бумаг по этому делу росла с каждым часом. Бумаги уже не вмещались в одной папке, пришлось завести вторую.

Утро генерала Потапчука начиналось с просмотра газет и программ телевидения. Во всей прессе помощники отчеркивали желтым и красным маркером все, что касалось убийства Макса Фурье. А материалов становилось все больше и больше. Журналистская братия, почувствовав горячий материал, сообразив, что интерес к нему будет не только у отечественного читателя, но и у зарубежного, набросилась на печальное событие, как голодный пес набрасывается на кость. И интервью с сослуживцами, с сотрудниками французского телеканала, с поклонниками, с детьми, с женой покойного Макса Фурье — все эти материалы свалились, как снежная лавина на голову Потапчука. Потапчук прекрасно понимал, как работает пресса, и на журналистов не был в обиде.