— И где он сейчас? — спросил Олег Петрович, сжимая запястье женщины.

— Где он сейчас? — глаза Софьи на мгновение сделались грустными. — Он умер.

— Извини, пожалуйста.

— К чему извинения! Он сам виноват, сначала водка, потом наркотики. Я пыталась его спасти, хотела его вытащить, но он сам не хотел. Когда мужчина не хочет за что-то отвечать, а вернее, он вообще ни за что не хотел отвечать, он радовался жизни, как ребенок, и я ему была не нужна. Я ему мешала со своими нравоучениями, со своей работой, со своими мыслями. И он ушел к какой-то молодой грязной барышне. Они расписались, затем он бросил ее. Приходил ко мне, но я уже не могла с ним даже разговаривать, мы стали с ним разными. К тому же у меня появился мужчина, мне казалось, что это был тот человек, которого я искала.

— Художник? — осведомился Олег Петрович.

— А вот и нет, никакой не художник, и к искусству он не имел никакого отношения. Он был технарь. Знаешь, Олег, есть такие фанаты своего дела, для которых цифры, формулы, каркасы конструкций, сопротивление материалов превыше всего. Поначалу, поверь, меня это очень устраивало. Он не лез в мои дела, потому как ничего в них не понимал, а я не могла вникнуть в его проблемы, слишком они были от меня далеки. Он был ведущим конструктором, бросил свою семью, жену, двух детей, переехал ко мне, Поначалу у нас все шло хорошо, я даже планировала родить ребенка, а потом вдруг… Мне тяжело все это вспоминать, ну, да бог с ним, оно уже далеко — в прошлой жизни.

— Если не хочешь, не рассказывай, — продолжая поглаживать запястье женщины, произнес Чернявский.

— А затем я вернулась с работы, я еще тогда в музее работала, и такое у меня настроение хорошее было, думала, уедем с ним за город, погуляем по лесу, к реке выйдем… Открываю дверь, а его нет. Он сложил всю свою одежду в два чемодана и ушел, оставив записку. У меня после этого была такая депрессия, но я не стала ему звонить, не стала разыскивать, потому что поняла, что-то у нас не сложилось, не срослось, мы оказались чересчур разными, каждый был занят собой. Вот, собственно, и все три мои замужества. Смешно, Олег?

— Нет. Давай выпьем знаешь за что? — мужчина наполнил бокал вином, плеснул себе виски в стакан. Сосуды нежно соприкоснулись друг с другом, издав тихий звук, как будто обручальным кольцом ударили в зеркало. — Выпьем за то, чтобы у тебя все сложилось. Я ведь давно на тебя смотрю.

В ответ на это замечание Софья чуть кокетливо ухмыльнулась, затем встала, сделала музыку чуть громче.

— Сейчас я принесу рыбу.

— Не нужна никакая рыба, и так хорошо.

— Но я же должна показать, что, кроме того что разбираюсь в искусстве, я еще неплохо готовлю, могу быть радушной хозяйкой. Кстати, если хочешь, кури.

— Очень хочу, — Олег Петрович положил на стол пачку сигарет, придвинул серебряную пепельницу в виде ракушки.

— Это пепельница моего отца. А еще раньше она принадлежала деду.

— Твой дед был художником?

— Да, — сказала Софья, — в тридцать девятом чекисты его расстреляли. Бабушка замуж больше не вышла.

— Да, тяжелые времена были в России.

— Очень тяжелые, — с грустью в голосе произнесла Софья, делая чуть громче музыку.

Она говорила искренне, стоя спиной к гостю. Если бы она вдруг увидела выражение глаз Олега Петровича Чернявского, то, наверняка, мурашки пробежали бы по ее спине и ее гладкая кожа на округлых плечах мгновенно стала бы гусиной.

Когда она обернулась, Олег Петрович улыбался немного растерянно.

— Потанцуем? — произнес он, вставая.

— Что, так сразу? — улыбнулась в ответ Софья, делая шаг навстречу мужчине.

Олег Петрович положил ладони ей на плечи и начал переминаться с ноги на ногу. Танцор он был никудышный, танцевал как медведь, все плотнее и плотнее прижимая, привлекая к себе Софью. К середине танца мужчина уже целовал женщину в шею и шептал ей на ухо:

— Никогда не думал, что ты так привлекательна, так хороша собой.

— Вы мне льстите, — то ли в шутку, то ли всерьез отвечала Софья. — Все мужчины одинаковы.

— А вот и нет, я говорю это вполне искренне, — кривя губы в недоброй улыбке, шептал на ухо женщине Олег Петрович. Его руки скользили по спине, затем легли на бедра, и он еще сильнее прижал к себе сотрудницу. — Ты слишком хороша.

Софья Петровна понимала, чем кончится танец, и была готова к подобному финалу.

«Ну вот, сейчас он поведет меня в спальню. А почему бы, собственно, и нет? Он — мужчина, я — женщина, и сейчас абсолютно не важно, что он мой босс, а я его подчиненная, мы сейчас на равных.»

Пальцы Чернявского прикоснулись к тонкой бретельке платья, и бретелька медленно упала к локтю.

— Погоди, осторожно, — прошептала Софья, она уже была податлива, желание овладело ею. Может, подействовало вино, музыка, а может, все вместе. Да и с мужчиной в подобной обстановке она уже не встречалась несколько месяцев. Поэтому дремавшие чувства, желания проснулись быстро и захватили ее всю от макушки до пят. Она выгибалась, прижимаясь грудью к груди Олега Петровича, она терлась о него. А он неторопливо искал ее губы и в конце концов нашел.

В спальню они шли, обнявшись.

— Погоди, я сама помогу тебе раздеться.

— Нет, я помогу тебе, — сказал Чернявский, медленно расстегивая молнию на черном шелковом платье.

Когда оно упало на ковер, соскользнув с тела, как ненужная старая кожа, он усадил к себе на колени Софью и принялся целовать шею, грудь, Софья постанывала, они страстно и, как это ни удивительно, неумело целовались. Затем Олег Петрович быстро разделся, и они оказались в постели на скользкой шелковой простыне. Софья была невероятно возбуждена, и ее возбуждение передалось мужчине.

Она быстро кончила и с удивлением посмотрела на своего партнера. Лицо Олега Петровича Чернявского было каким-то странным, глаза прикрыты, он покусывал губы, на щеках бегали желваки.

— Что-то не так, Олег?

— Все хорошо, все нормально.

— Всего лишь нормально? — переспросила Софья.

— Нет, все хорошо, не переживай. Ты прелестна. Я даже и не ожидал, даже и не предполагал, — перевернувшись на бок, сказал Олег Петрович, поглаживая грудь Софьи.

Сосок мгновенно отвердел, набух. Софья прильнула к шее Олега Петровича.

Через час мужчина поднялся и покинул спальню. Когда из гостиной появилась Софья, ее гость сидел голый в кресле со стаканом виски в руках, зажженная сигарета лежала на краю пепельницы. Он так и не нашел в себе силы бросить таблетку с отравой в бокал Софье. Ему впервые за многие годы было так хорошо с женщиной.

— Ты себя нехорошо чувствуешь?

— Наоборот, слишком хорошо, — Чернявский взял сигарету, и Софья заметила, как дрожат у мужчины пальцы. — По-моему, все нормально.

— Ты какой-то напряженный. Почему не можешь расслабиться?

— Я сам толком не знаю, — ответил Чернявский, выпивая виски.

— Пойдем, — Софья взяла его за руку. Мужчина не сопротивлялся, и она повела его в спальню. Софья уложила его на большую кровать, сама села рядом, сбросила шелковый халат и принялась поглаживать волосатое тело Чернявского, скользя пальцами по груди, животу. Мужчина начал постанывать, возбуждаться.

— Расслабься, Олег, расслабься, и все будет хорошо.

Так оно в конце концов и получилось. Чернявский смог расслабиться.

— Что это ты пьешь за таблетки? — спросил он уже после секса.

— Какие таблетки?

— В ванной на полочке стоят.

— А, это аспирин, я каждый день выпиваю таблетку, мне посоветовал врач. Я их пью уже на протяжении двух лет.

— У тебя голова болит, что ли?

— Нет, это профилактическое. И вообще, об этом я не хочу и говорить.

— Что, каждый день? — переспросил Олег Петрович с явным любопытством в голосе.

— Да, каждый день перед тем, как выйти из дому.

— И в выходные?

— Я же сказала, каждый день.

— Все понятно, извини. Я хочу принять душ.

— Пожалуйста, а я отдохну. Все найдешь в ванной.

— Найду.

Войдя в ванную, мужчина закрылся. В его руке была пробирка. Он взял бутылочку с аспирином, вытряхнул себе на ладонь пять таблеток, находившихся в бутылочке из прозрачного белого стекла, несколько мгновений их рассматривал. Затем откупорил свою пробирку. Таблетки аспирина на его ладони и таблетки, которые он достал из своей пробирки, были похожи по размеру и цвету. Он взял таблетку аспирина, бросил ее в умывальник, смыл, а таблетку из своей пробирки бросил в бутылочку с аспирином и аккуратно закрыл пробку. Лишь после этого забрался под душ. Он стоял под струями горячей воды, которая смывала пот, смывала желание и запах Софьи, и его губы в каплях воды кривились.