— Наши соседи по даче звонили.

— Что-нибудь случилось?

— Они едут прямо сейчас, я собираюсь поехать вместе с ними. Ты не хочешь присоединиться?

— Я же завтра занят, — напомнил Кучер.

— Вот так всегда, — обиженно сказала жена стоматолога.

— Мы живем на эти деньги, — напомнил Яков Наумович.

— Я тебе позвоню завтра с дачи.

— Конечно.

— Надеюсь, ты не собираешься работать до самой поздней ночи?

— Извини, у меня пациент.

— Ты когда-нибудь соберешься отдохнуть?

— Все, целую, — Яков Наумович повесил трубку и заспешил в кабинет.

Хвощ с двумя подручными сидел в машине во дворе дома. Увидев, как жена Кучера выносит из подъезда кошку в корзинке, пакеты со снедью, он с облегчением вздохнул. По большому счету, ему не хотелось убивать даже дантиста, к врачам с детства он испытывал уважение. Тем более ему не хотелось убивать его жену, она-то уж точно ни в чем не виновата.

К подъезду подъехала старенькая двадцать четвертая «Волга».

— Помоги бабушке пакеты к машине поднести, заодно и ключи от квартиры прихватишь, — сказал Хвощ одному из подручных.

Тот выбрался из автомобиля.

— Вы, бабушка, кошечку возьмите, — ласково проговорил он, — а я вам сумочки поднесу.

Пока жена дантиста интересовалась у своей кошки, удобно ли ей сидеть в корзинке, вор ловко вытащил связку ключей из ее сумки, благо, и Хвощ, и он видели, как, дожидаясь друзей, жена дантиста дважды проверила, прихватила ли она ключи.

— Спасибо вам, молодой человек.

— Не за что, — ответил бандит, отворачивая лицо. — Есть, — радостно сообщил он Хвощу и продемонстрировал связку ключей.

— Ты уверен, что не прихватил другие, от дачи?

— Я в ключах разбираюсь, такие длинные, наподобие штопора, бывают только от металлических дверей.

— Значит, наша задача стала еще проще. Пошли.

То, что квартира стоматолога не стоит на сигнализации, Хвощ уже знал, он заходил в подъезд днем раньше.

Бандиты расположились в гостиной, Хвощ сидел под двумя картинами, висевшими на стене.

— Потихоньку можете «капусту» паковать и «рыжье» собирайте, — разрешил он своим подручным.

Денег в доме нашлось немало, в ящике письменного стола и в коробке с документами отыскалось двадцать тысяч долларов. Украшения и деньги положили в портфель Якова Наумовича, стоявший на тумбочке в прихожей. Хвощ собственноручно обыскал кабинет, хотел убедиться, что Кучер карточек своих пациентов в квартире не держит, как и рентгеновских снимков.

— Ша! — предупредил своих подручных Хвощ, когда в узкую щель между шторами увидел, как Кучер входит в подъезд.

Бандиты стали у стены в гостиной так, чтобы их не видел вошедший.

«Человек он богатый, — подумал Хвощ, разглядывая два портрета, висевших на стене, — мог бы позволить себе дорогие картины — Айвазовского, Шишкина, — далее фантазия Хвоща не шла. — А висит у него какая-то дрянь. Родственники, наверное.»

Мягко щелкнули замки. Яков Наумович зажег в прихожей свет и неторопливо закрыл за собой дверь. Сбросил ботинки, зашел в гостиную и тут же увидел трех незнакомых мужчин, стоявших у стены. Хвощ широко улыбался, шагнул к хозяину квартиры, шепнул на ухо:

— Извини, старый, но так надо. Длинный острый нож вонзился под левую лопатку дантисту. Бандит, нанесший удар, отступил. Хвощ, зажимая Якову Наумовичу рот рукой, опустил его на пол. Бандиты молча смотрели на то, как жизнь постепенно уходит из тела дантиста.

Хвощ присел, приложил два пальца к сонной артерии старика:

— Готов, — констатировал он. — Нож забери и уходим.

Один из бандитов резко вытащил нож и тут же отступил от лежавшего на полу Якова Наумовича. Кровь залила ковер.

— Смотри-ка, не испачкался.

Бандит вытер лезвие о край скатерти и взял в руку портфель с деньгами и драгоценностями.

Никем не замеченные, они покинули квартиру. Трубку телефона предусмотрительно сняли, и жена Кучера, сколько ни звонила, не могла понять, с кем это так долго беседует ее муж.

В клинику Хвощ и его люди забрались поздней ночью. Вырезали в стекле аккуратное отверстие, не задев при этом датчики сигнализации. Здесь бандиты поживились двумястами граммами чистейшего стоматологического золота. Все карточки пациентов вместе с картотечными ящиками и рентгеновскими снимками они загрузили в машину.

Костер из похищенных документов горел в подмосковном лесу в специально отведенном для туристов месте. Пламя лизало круг, выложенный из валунов, Хвощ сидел за деревянным столиком под навесом и говорил в трубку «мобильника»:

— Все сделано в лучшем виде. Завтра обязательно посмотрите новости.

Уже назавтра с подачи Бартлова Министерство внутренних дел Беларуси подготовило послать российскому министерству запрос насчет идентификации останков Омара шах-Фаруза. Белорусские специалисты утверждали: погиб не сам террорист, а кто-то, похожий на него.

Зуб во рту генерала ФСБ Федора Филипповича Потапчука перестал болеть, и генерал о нем пару дней даже не вспоминал. Когда боли нет, об этом не думаешь. Но, перевернув листок перекидного календаря, Федор Филиппович увидел запись: «Яков Наумович Кучер. Визит». Генерал улыбнулся: «Сегодня к зубному. Придется потерять пару часов. Поеду сразу же после обеда, как договаривались».

Работы у Потапчука было не так уж и много: два совещания, встреча с генерал-лейтенантом Огурцовым. И, придя от шефа, Потапчук взглянул на часы,

— Пора, — сказал себе и, подойдя к зеркалу, оскалил зубы. — Ну вот, Яков Наумович расскажет пару старых новых анекдотов, поковыряется минут двадцать, и о зубной боли можно будет забыть лет на пять до следующего визита.

Потапчук вызвал по селектору машину. Он шел по коридору быстро, боясь, что кто-нибудь из вышестоящих чинов задержит, и можно статься, надолго, а тогда визит к Якову Наумовичу не состоится. Но все обошлось. Генерал вышел на улицу, глянул на ясное небо, с облегчением вздохнул и забрался на заднее сиденье автомобиля. В портфеле лежала бутылка шикарного армянского коньяка, подаренного генералу пару лет назад во время его командировки в Ереван.

Он назвал адрес и, поглаживая портфель с коньяком, подумал о том, что жизнь, в общем-то, не такая уж скверная штука.

— А ты как думаешь? — обратился он к водителю, словно тот мог прочесть его мысль.

— О чем думаю?

— О жизни что ты думаешь?

— Ничего я о ней не думаю, живу и живу.

И генерал понял, наверное, это и есть самый правильный ответ — не думать о превратностях судьбы, а просто жить, Наслаждаться каждым часом, каждым днем.

Еще не подъехав к месту, Потапчук увидел у клиники Якова Наумовича Кучера милицейские машины и толпу людей. По спине пробежал холодок, подобные картины Федор Филиппович не любил, хотя и привык к ним, они были для него будничными.

— Ну-ка, давай туда, — уже властно обратился генерал к водителю.

Машина заехала на площадку. Тут же выскочил сержант и замахал полосатой палкой, указывая черной «Волге» генерала покинуть это место.

— Поезжай, — зло буркнул Потапчук. Сержант отскочил в сторону и ударил жезлом по капоту.

— Я тебе ударю! — высунулся из кабины водитель. — Так ударю, что мало не покажется!

— Куда прете, не видите, что ли?

Водитель остановил машину. Потапчук вышел и коротким движением сунул свои документы под нос сержанту. У того аж дыхание перехватило, он побледнел.

— Ладно, не расстраивайся, — отодвинув сержанта, произнес Потапчук, — что здесь такое?

— Не знаю, что там, товарищ генерал, — четко по-военному отрапортовал сержант, — мне велено перекрыть движение и никого, кроме служебных, не пускать.

— Понял. Молодец.

Потапчук с портфелем, втянув голову в плечи, быстро двинулся к клинике. На крыльце его опять задержали, но, увидев удостоверение генерала ФСБ, с извинением впустили. То, что узнал Потапчук, его ударило в сердце. Разговаривал с ним подполковник из МУРа, даже его фамилию Федор Филиппович от расстройства не запомнил. Он к нему так и обращался: