– 3 июля 1954 года я находился в Кливленде. Угнав со стоянки возле универмага машину, я поехал на ней к озеру. Я сказал себе, что ограблю какую-нибудь виллу в Бей-Виллидже. Ночью я остановил свой выбор на одном из домов, некоторое время наблюдал за ним, а потом пошел грабить. Дверь была открыта. Я вошел и по ступенькам поднялся на второй этаж. К своему удивлению, я оказался в спальне. Я думал, что найду какие-нибудь ценные вещи. Открыл один из ящиков, но тут проснулась женщина, спавшая в постели. Времени на раздумья у меня не было. Я убил ее свинцовой водопроводной трубой, которая была у меня в руке. Вдруг в спальне появился какой-то парень, я и его ударил трубой. Когда он упал на пол и уже не поднялся, я выбежал через дверь в сад, а затем на пляж, где и выбросил кусок трубы в озеро. Потом сел в машину и вернулся в Кливленд. Там бросил автомобиль и автостопом отправился в Вирджинию.
Признание преступника, к тому же известного рецидивиста, в убийстве в любой другой стране мобилизовало бы весь полицейский аппарат, но только не в Америке. В маленьком флоридском городке Де-Ленд, естественно, сразу же появились газетчики, пытаясь выжать из сенсации как можно больше строчек. За ними прибыли более серьезные персоны, заинтересовавшиеся делом Шеппарда, такие как чикагский публицист Пол Холмс и Эрл Стенли Гарднер – известный писатель и духовный отец симпатичного детектива Перри Мейсона. Он был также председателем частного общества «Суд последней апелляции» (The Court of Last Resort) – группы людей с обостренным чувствбм справедливости, занимающихся дорасследованием запутанных судебных разбирательств и исправлением судебных ошибок. Эрл Стенли Гарднер считал, что процесс против Сэма Шеппарда относится именно к такой категории дел, и не скрывал своего мнения. Он публично заявил, что судьи допустили целый ряд ошибок и сами нарушили дух и букву закона.
Последними во Флориде объявились те, которые должны были прибыть первыми – коронер Гербер и несколько полицейских чинов из Кливленда.
– Я не буду говорить о деле Шеппарда, не имею на это нрава, – сказал им шериф Терзби. – Однако должен заметить, что некоторые показания Уэдлера соответствуют действительности. Например, он сообщил мне, что вечером того дня, когда он находился в Кливленде, на местном стадионе проходил бейсбольный матч между клубами «Чикаго уайт соке» и «Кливленд индианс».
Типично американское мышление: откуда Уэдлер мог знать, между какими командами в тот вечер состоялся, матч, если бы не был тогда в городе? Впрочем, матч транслировался по радио и, возможно, по одному из телевизионных каналов. Однако шериф рассуждал так, как ему позволяли его умственные способности, а они были невелики. Но куда большее значение имели другие сведения, сообщенные Уэдлером. Он сумел точно описать квартал Бей-Виллидж у озера Эри, интерьер виллы, знал о двух входах, один из которых вел в сад, спускавшийся к пляжу. Конечно, все события он мог почерпнуть из газет, во всех иллюстрированных журналах публиковались фотографии места происшествия, а на первых страницах красовались снимки виллы, сделанные со всех сторон.
И все же Уэдлеру не хотели верить. Особенно следователь Гербер, не желавший признать свое поражение, так как именно ему принадлежала главная «заслуга» в том, что Сэм Шеппард был осужден. Он отказывался принимать показания Уэдлера за истину, и уголовника отправили на проверку «детектором лжи». Из расшифровки тестов следовало, что он говорил правду. Еще одно обстоятельство свидетельствовало, что Уэдлер действительно мог быть убийцей Мэрилин Шеппард: у него была большая голова и очень густые волосы. Доктор Сэм Шеппард утверждал, что у неизвестного, не оставившего следов на его вилле, была большая голова и густые волосы. Когда публицист Холмс спросил Уэдлера об орудии убийства – куске свинцовой водопроводной трубы, преступник попытался на словах описать его, а затем взял ручку и нарисовал эту трубу. Рисовал он левой рукой, а ведь в ходе процесса свидетели дознания сошлись на том, что убийца был левша. Доктор Шеппард, осужденный за убийство без прямых улик, был правша. Но и это еще не все. Согласно данным сравнительной экспертизы состояния зубов жертвы, было установлено, что, обороняясь,, она прокусила нападавшему запястье или мышцу над запястьем. У доктора Сэма Шеппарда никаких следов на руке не было, зато они были у Дональда Джозефа Уэдлера.
Многие думали, что после признания убийцы делу Сэма Шеппарда будет дан обратный ход. Зачем кому-то могло понадобиться сознаваться в убийстве, если это не было правдой? Целыми днями Уэдлера допрашивали, пытаясь сбить с толку, запутать в показаниях, но он продолжал утверждать, что именно он убил Мэрилин Шеппард. А затем новая «сенсация», которой мало кто поверил. Полицейская комиссия, руководимая следователем Гербером, сделала следующее заявление: «Мы утвердились во мнении, что заключенный Дональд Джозеф Уэдлер обманщик и не имеет никакого отношения к убийству Мэрилин Шеппард».
Невинно осужденный Сэм Шеппард остался за решеткой, а его дело – в архиве. Лишь время от времени в газетах появлялись сведения о том, что Сэм Шеппард работает тюремным врачом, отличается примерным поведением, за что переведен в категорию, являющуюся определенной ступенькой на пути к освобождению.
Следующий этап нашей истории также выдержан в чисто американском духе, хотя ее новое действующее лицо родом из Германии.
Пятидесятисемилетняя разведенная Ариана Теббенйоган была названой сестрой супруги бывшего нацистского главаря, гитлеровского министра пропаганды Геббельса. Шесть месяцев в году она жила на французской Ривьере, поскольку могла себе это позволить, ведь она – мультимиллионер. Однажды, принимая солнечные ванны в Каннах и просматривая иллюстрированные журналы, она обратила внимание на фотографию видного рослого мужчины и прочитала, что его зовут Сэм Шеппард и что он был несправедливо приговорен к пожизненному заключению и отбывает наказание в тюремном трудовом лагере Мэрион. Ариана Теббенйоган вырвала страничку из журнала, дома вырезала цветную фотографию Шеппарда и поставила ее в рамочке на карнизе камина. Затем позвонила своему адвокату и поручила ему собрать подробнейшую информацию по этому делу, после чего написала в колонию Мэрион. В своем письме она обещала сделать все для того, чтобы несправедливо осужденный вышел наконец на свободу. Ответ она ожидала уже в своем родовом имении под Дюссельдорфом.
Она получила письмо, полное благодарностей и признаний. «Люблю вас больше собственной жизни, снова обретшей смысл», – писал Сэм Шеппард. К письму прилагался неказистый крест, который он смастерил из тюремной ложки. Они некоторое время переписывались, после чего разведенная Ариана пишет письмо министру юстиции Соединенных Штатов Роберту Кеннеди с прошением о помиловании для своего жениха, за которого согласна выйти замуж даже в том случае, если он останется за решеткой. В 1962 году она прилетает в Огайо и просит молодого юриста Бейли позаботиться о возобновлении процесса. Ф. Ли Бейли был расторопным и амбициозным адвокатом, знающим свое дело. В этом мы еще убедимся. Он умел использовать любой, даже самый незначительный факт, который был выгоден его клиенту и его собственной карьере. С осужденным Шеппардом он встретился в комнате свиданий колонии Мэрион (штат Огайо). К тому времени Сэм Шеппард отсидел уже семь лет.
Адвоката сопровождал брат Сэма Стив. «На следующий день в шесть утра мы отправились в исправительную колонию Мэрион (штата Огайо) посетить Сэма, – писал Стив позднее в книге «Оборона не дремлет». – Когда я вошел в комнату свиданий, то был удивлен. Я не ожидал, что он находится в таком хорошем физическом и духовном состоянии. Наша первая встреча продолжалась более пяти часов. Его первый адвокат Билл Корриган умер летом год тому назад, и Сэм нуждался в адвокате. Естественно, он рассчитывал на успех и был рад, что нашелся тот, кто готов с его именем броситься в бой».
Это было непросто. Многие в Кливленде и Бей-Виллидже выступали против пересмотра дела, особенно издатель крупнейшей местной газеты Селтзер, немало сделавший для того, чтобы доктор Шеппард был осужден. Утверждают, что Ариана Теббенйоган выделила четыре миллиона долларов на борьбу за пересмотр дела. Рассказывают также, что сразу же после посещения Сэма Шеппарда 24 февраля 1963 года она объявила перед журналистами, что убеждена в невиновности Сэма и с этой минуты считает себя его невестой.