Аню, купавшуюся всякий раз, когда нам удавалось найти достаточно много воды и уединенное место, сложившаяся ситуация ничуть не смутила, а вроде бы даже позабавила.

– Не можешь ли ты дать Риве понять, – чуть ли не взмолился я, – что я из кожи вон лезу, чтобы защитить всех нас? И что я не нуждаюсь в ее… нежностях.

Моя богиня лишь ухмыльнулась, не отозвавшись ни словом.

И каждую ночь на нас взирала незнакомая пугающая звезда, пламеневшая в небесах, – достаточно яркая, чтобы в ее свете предметы отбрасывали на землю тень; яркостью она даже превосходила полную луну. Она не угасала даже с восходом солнца и сияла в небесах, пока не скрывалась за горизонтом. Не будучи ни одной из ведомых мне планет, ни искусственным спутником, она просто захватила место на небосклоне среди прочих звезд, леденя душу своим немигающим, зловещим свечением.

Однажды ночью я поинтересовался у Ани, не знает ли она, что это за звезда.

Моя подруга устремила на небо долгий взгляд; ее очаровательное лицо показалось в сумрачных лучах каким-то угрюмым и землистым. Потом глаза ее наполнились слезами.

– Не знаю, – тряхнув головой, прошептала Аня, и слова ее были полны невыразимой муки. – Я уже ничего не знаю!

Она попыталась сдержать слезы, но не сумела и, всхлипнув, припала лицом к моему плечу, чтобы остальные не услышали ее рыданий. Я крепко прижал ее к себе, чувствуя растерянность и тревогу – мне еще ни разу не доводилось видеть плачущую богиню.

По моим расчетам, шел уже одиннадцатый день странствий, когда юный Крон стрелой подлетел ко мне, радостно улыбаясь.

– Пойдем на холм! Я видел деревья! Много деревьев!

Юноша занимался разведкой, двигаясь чуть впереди отряда. Несмотря на утомительный марш и гнавший нас вперед страх, теперь племя выглядело не в пример лучше, чем при нашей первой встрече. Сказалось то, что теперь они регулярно питались. Тощий Крон явно поправился и стал куда бодрее, чем всего десять дней назад. Ребра его уже не выпирали, как прежде.

Поднявшись с ним на вершину бугра, я действительно убедился, что ровный травяной ковер уже не простирается до самого горизонта, вдали зубчатой стеной вставал лес. Вершины деревьев призывно раскачивались, словно маня нас к себе.

– Рай! – воскликнул, останавливаясь рядом со мной, подошедший Нох. Голос его дрожал от радостного предвкушения долгожданной безопасности.

Мы изо всех сил устремились к лесу и, хотя потратили на дорогу весь день, все-таки вошли под его прохладную сень и устало повалились на мох.

Нас окружали кряжистые дубы и величественные сосны, ели и кедры. Пунктирными прочерками выделялись на фоне сочной зелени белоствольные красавицы березки. Земля совершенно скрылась под мягким ковром мха и перистыми ветвями папоротника. Цветы изящно покачивали головками на ласковом ветерке, а между могучих корней древнего дуба прятались грибы.

Нас переполняло чувство безмерного облегчения, полнейшей безопасности, избавления от гнетущего ужаса, гнавшего нас вперед, а теперь бесследно рассеявшегося и мгновенно забытого. Птицы распевали среди осенявших нас ветвей ликующую песнь, будто приветствуя нас в Раю.

Я сел и набрал полную грудь чистого, сладостного воздуха, напоенного ароматами сосен, диких роз и корицы. Даже Аня казалась счастливой. Где-то поблизости журчал ручей, скрытый от нас кустами и молодой порослью, плотной стеной стоявшей среди крепких стволов деревьев.

Из кустов грациозно выступила лань; она мгновение разглядывала нас своими огромными, влажно поблескивающими карими глазами, затем развернулась и умчалась прочь.

– Ну, Орион, что я говорил?! – Нох буквально лучился от счастья. – Это Рай!

В тот же вечер мужчины племени, использовав приобретенные у меня начатки охотничьего искусства, сумели загнать в западню и убить дикую свинью, пришедшую к ручью на водопой. Поскольку у них было больше энтузиазма, чем умения, животное с визгом и верещанием едва не улизнуло от охотников, пока они не ухитрились добить ее своими самодельными копьями. В ту ночь мы пировали допоздна, прежде чем разошлись спать.

Аня свернулась калачиком у меня в объятьях и почти мгновенно уснула. Я же при свете дотлевавших углей вглядывался в ее лицо, чумазое и лоснившееся после пира. Спутанные волосы падали на ее лоб упрямыми кудряшками. Как она ни старалась, ей не удалось сохранить облик холеной богини, принадлежавшей к неизмеримо более высокой цивилизации. Мне смутно вспомнилась иная жизнь, в другом охотничьем племени, где Аня была равной среди равных – неистовой шаманкой, упивавшейся восторгом охоты и видом крови.

Мне вдруг пришло в голову, что не так уж и плохо остаться в этом времени. В полной изоляции от остальных творцов есть свои преимущества. Здесь мы свободны от их козней и интриг. Здесь я могу сбросить со своих плеч тяжкий груз ответственности, которую они на меня взвалили. Мы с Аней можем счастливо жить в Раю, как нормальные люди – не богиня и порождение творцов, а обыкновенные мужчина и женщина, живущие простой жизнью в первобытные времена.

Жить нормальной жизнью, освободившись от творцов, – этой мысли я улыбнулся во тьме и впервые со времени прибытия сюда позволил себе полностью, ничего не опасаясь, погрузиться в глубокий, восхитительный сон.

Но сон обернулся кошмаром. Нет, не сновидением – посланием. Предупреждением.

Мне привиделась статуя Сетха из небольшого каменного храма на берегу Нила. У меня на глазах статуя вдруг замерцала и ожила. Пустые гранитные глаза стали сердоликовыми, медленно моргнули и сфокусировались на мне. Чешуйчатая голова повернулась и слегка склонилась. Волна невероятно сухого жара выжгла из моего тела все силы, будто внезапно распахнулась дверца исполинской топки. Легкие опалило едким серным дымом. Сетх разинул пасть, издав шипение, и я увидел несколько рядов заостренных зубов.

Его присутствие ошеломляло. Он высился надо мной, стоя на двух ногах, оканчивавшихся когтистыми ступнями. Его длинный хвост медленно дергался, пока он разглядывал меня, как хищник, столкнувшийся с крайне беспомощной и тупоумной дичью.

"Ты Орион".

Он не произносил слов – они звучали в моем мозгу. Голос Сетха буквально источал жестокость и злобу, настолько глубокую и острую, что колени мои подогнулись.

"Я Сетх, хозяин этого мира. Тебя послали уничтожить меня. Оставь надежды, безмозглый человечишка! Это невозможно".

Я не мог говорить, не мог далее шевельнуть пальцем, точь-в-точь как тогда, когда был впервые возвращен к жизни Золотым. Его присутствие тоже сковывало меня по рукам и ногам – он встроил в мой мозг такой рефлекс. Но вопреки этому я научился отчасти справляться с подобной реакцией. Теперь же чудовищный фантом поработил мое тело так полно и безраздельно, как Золотому богу никогда не удавалось. Я с непоколебимой уверенностью знал, что Сетх способен остановить мое дыхание одним лишь взглядом, прекратить биение моего сердца, просто прищурив свои пылающие глаза.

"Твои творцы боятся меня, и они правы. Я истреблю их самих и все им созданное, начиная с тебя".

Я отчаянно пытался пошевелиться, сказать что-нибудь в ответ, но совершенно не владел собственным телом.

"Тебе кажется, что ты нанес мне удар, убив одно из моих творений и похитив ничтожную кучку рабов из моего сада".

Ужас, вселяемый в меня Сетхом, перехлестывал через край, простираясь за пределы рассудка, доводя до безумия. Я осознал, что взираю на древний ужас человечества, на существо, которое впоследствии назовут сатаной.

"Ты вообразил, будто можешь избегнуть моей кары, добравшись до так называемого Рая", – продолжал Сетх, выжигая слова в моем сознании каленым железом.

Смеяться он не умел, но в его голосе я ощутил вспышку жгучего злорадства, когда он провозгласил:

"Я ниспошлю вам кару, которая заставит этих ничтожных мерзавцев молить о смерти и неугасимом пламени. Даже в вашем Раю я настигну вас темнейшей из ночей и заставлю молить о пощаде. Не ждите этого сегодня. Быть может, пройдет еще не одна ночь. Но кара неотвратима, и притом скорая".


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: