— Был древним наббанайским богом морей. — Стренгъярд был так возбужден, что позволил себе перебить вранна — поразительная вольность для застенчивого священника. — Конечно, «Сад Нуанни» — это острова! Но что может значить остальное?

Когда остальные склонились над пергаментом, уже начиная спор, Тиамак ощутил прилив гордости. Его ребенок встретил одобрение старейшин.

— Этого недостаточно, чтобы удержать наши позиции. — Герцог Изгримнур сидел лицом к Джошуа на табурете в темной палатке принца. — Ты выиграл важное сражение, но это почти что ничего не значит для Элиаса. Еще несколько месяцев, и никто не вспомнит о твоей победе.

Джошуа нахмурился:

— Я понимаю. Потому я и собираюсь созвать рэнд.

Изгримнур покачал головой.

— Этого недостаточно, прости мою грубость.

Принц слабо улыбнулся:

— Так и надо, Изгримнур.

— Тогда дай мне сказать то, что нужно. Необходимы новые победы и как можно скорее. Если мы не сумеем оттеснить Элиаса, не будет иметь никакого значения, сработает эта ерунда с тремя мечами или нет.

— Ты действительно думаешь, что это ерунда?

— После всего, что я видел в прошлом году? Нет, теперь я ничего не могу называть ерундой — в эти времена — но мы забываем о сути. Пока мы сидим тут, как кошка на дереве, не будет никакой возможности достать Сверкающий Гвоздь, — герцог фыркнул. — Молот Дрора! Я все еще не привык думать, что старый меч Джона на самом деле Миннеяр. Ты легко мог бы сшибить мою голову гусиным пером, когда сообщил мне это.

— Похоже, что всем нам придется привыкнуть к постоянным сюрпризам, — сухо сказал Джошуа. — Но что ты предлагаешь?

— Наббан. — Изгримнур не задумывался ни на секунду. — Я знаю, мне следовало бы убедить тебя мчаться в Элвритсхолл, чтобы попробовать освободить моих людей. Но ты прав, что не хочешь делать этого. Если то, что я слышал, соответствует действительности, половина дееспособных мужчин в Риммергарде загнана в армию Скали: а это означает, что необходимо долгое изнурительное сражение, чтобы разбить его. Тан Кальдскрика — твердый человек и хитрый боец. Я ненавижу его подлое предательство, но последним назову его легким противником.

— Но ситхи в Эрнистире, — заметил Джошуа. — Ты же слышал.

— Что из того? Я не могу получить ни кожи, ни шерсти из россказней парнишки Саймона, а эта беловолосая колдунья не кажется мне разведчиком, на основе сообщений которого стоит строить целую военную кампанию, — герцог поморщился. — Чудесно, если ситхи и эрнистири действительно выгнали Скали. Я буду кричать ура громче всех. Но оставшиеся люди Скали, которых ты захочешь завербовать, будут разбросаны по всему Фростмаршу; даже теперь, когда погода улучшилась, я никому не пожелал бы разыскивать их и убеждать идти войной на Эркинланд. А это мои люди. Это моя страна, Джошуа… так что лучше уж слушай, что я говорю. — Он свирепо нахмурил кустистые брови, как будто одна мысль о возможных возражениях принца ставила под сомнение его здравый смысл.

Принц вздохнул.

— Я всегда слушаюсь тебя, Изгримнур. Ты держал меня на коленях, а потом учил тактике, вспомни.

— Я не настолько старше тебя, щенок, — проворчал герцог. — А не будешь следить за своими манерами, я вытащу тебя на снег и дам хороший урок.

Джошуа улыбнулся.

— Отложим это на какой-нибудь другой день. Ах, но как хорошо, что ты. снова со мной, Изгримнур! — лицо его стало более спокойным. — Итак, Наббан, говоришь ты. Как?

Изгримнур подвинулся поближе к принцу и понизил голос:

— Страве пишет, что время подходящее — Бенигарис чертовски непопулярен. Всюду говорят, что он сам убил своего отца.

— Армия герба Зимородка не изменит на основании базарных слухов, — возразил Джошуа. — Немало отцеубийц уже правили Наббаном, вспомни. В любом случае командование превыше всего ставит преданность Дому Бенидривинов. Они будут сражаться с любым иностранным захватчиком — даже с Элиасом, если он прямо заявит о своих намерениях. И уж конечно они не станут предавать Бенигариса ради меня. Знаешь старую наббанайскую пословицу: «Лучше наш ублюдок, чем ваш святой»?

Изгримнур весело ухмыльнулся в усы:

— А кто говорит о том, чтобы убеждать их бросить Бенигариса ради тебя, мой принц? Милостивый Эйдон, скорее они послушают Нессаланту, чем тебя!

Принц раздраженно тряхнул головой:

— Хорошо, тогда ради кого?

— Камарис, черт возьми. — Изгримнур для пущей убедительности хлопнул широкой рукой по бедру, — Он законный наследник герцогства — Леобардис-то получил трон только потому, что Камарис исчез и все считали его покойником!

Джошуа в изумлении уставился на старого друга:

— Но он же безумен, дядюшка, или, во всяком случае, слабоумен.

Герцог выпрямился:

— Они не возражали против трусливого отцеубийцы. Почему бы им не предпочесть героического простака?

Принц снова тряхнул головой, на сей раз от удивления.

— Ты меня просто поражаешь, Изгримнур. Откуда такая идея?

Изгримнур свирепо улыбнулся:

— У меня было сколько угодно времени для раздумья с тех пор, как я нашел Камариса в этом вонючем трактире в Кванитупуле. — Он запустил пальцы в бороду. — Жаль, Эолера здесь нет. Посмотрел бы он, каким хитрющим интриганом я стал на старости лет!

Принц засмеялся.

— Что ж, я совсем не уверен, что твоя идея сработает, но во всяком случае об этом стоит подумать. — Он поднялся и подошел к столу. — Хочешь еще вина?

Изгримнур поднял кубок.

— Эти чертовы размышления, это такая работа, знаешь, вызывающая жажду. Налей, пожалуйста.

— Это прай'за — Вечно Свежая, — Адиту приподняла тонкую лозу, чтобы показать Саймону бледно-голубой цветок. — Даже если его сорвать, он не завянет, пока не пройдет его время. Говорят, его привезли из Сада на кораблях нашего народа.

— Некоторые женщины здесь носят его в волосах.

— Как и наши — мужчины и женщины, — заметила ситхи, бросив на юношу веселый взгляд.

— Будьте добры, одну секунду, здравствуйте, — окликнул кто-то. Обернувшись, Саймон узнал Тиамака, враннского друга Мириамели. Маленький человек казался страшно возбужденным. — Принц Джошуа хочет, чтобы вы пришли, сир Саймон, леди Адиту. — Он начал изображать поклон, но был слишком взволнован, чтобы завершить его по всем правилам. — О, пожалуйста, поторопитесь!

— В чем дело? — спросил Саймон. — Что-то случилось?

— Как нам кажется, мы нашли что-то важное. — Он нетерпеливо подпрыгивал, торопясь скорее идти к принцу. — В моем пергаменте — моем!

Саймон покачал головой:

— В каком пергаменте?

— Вы все узнаете! Пойдемте скорее в платку Джошуа. Пожалуйста! — Он повернулся и рысью побежал обратно к селению.

— Какой странный человек, — улыбнулся Саймон. — Можно подумать, что у него пчела в штанах.

Адиту бережно положила вьюнок на место и поднесла пальцы к носу.

— Это напоминает мне о моем доме в Джао э-Тинукай, — сказала она. — Все комнаты полны цветов.

— Я помню.

Они шли через вершину горы. Солнце сегодня припекало, и, хотя северный горизонт затягивали серые тучи, над головой было голубое небо. Снег оставался только во впадинах на склоне горы, где подолгу держалась тень. Саймон подумал о Мириамели: он искал ее утром, надеясь, что она согласится прогуляться с ним, но шатер принцессы был пуст. Герцогиня Гутрун сказала, что Мириамель ушла довольно рано.

Палатка Джошуа была полна народу. Около Тиамака стояли Джулой, отец Стренгьярд и Бинабик. Принц сидел на табурете, пристально глядя на разложенный у него на коленях пергамент. Воршева шила что-то, сидя у противоположной стены. Адиту, приветливо кивнув остальным, отошла от Саймона и присоединилась к ней.

Джошуа быстро поднял глаза от пергамента.

— Я рад, что ты здесь, Саймон. Я надеюсь, ты сможешь мне помочь.

— Чем, ваше высочество?

Принц поднял руку, уже снова уткнувшись в старинную рукопись.

— Сначала ты должен услышать, что мы нашли.

Тиамак застенчиво шагнул вперед.

— Пожалуйста, принц Джошуа, могу я рассказать, что случилось?