– Да, так говорит Рубен. Да я ничуть не удивлен! Чертов мот!..

– Ваш отец не успокоится, прежде чем не добьется его возвращения сюда, – заметила Клара. – Но Обри такой необычный мальчик... Я ничего не понимаю из его писем – сплошные загадки... Но пишет он умно. Ах, ему не захочется приезжать сюда...

– Можно подумать, мне этого хочется, – пробормотал Раймонд. – Мне достаточно Юджина, который целыми днями валяется на кушетке и воображает себя больным.

– Но ваш отец будет настаивать на приезде Обри! – вздохнула Клара.

– Да, но черт меня дери, если я знаю, почему он этого хочет!

– Обри очень приятен в общении, – сказала Клара. Ответить на это Раймонду было нечего, и разговор их заглох.

Потом в коридоре под тяжелыми шагами заскрипел паркет, что означало приближение одного из близнецов. Вошел Конрад. Это был довольно интересный юноша, темноволосый, как и все в его семье. Он не обладал умом Обри, старшего его на три года, но все-таки оказался способен успешно сдать ряд экзаменов и овладеть профессией агента по продаже земельных участков. Старик Пенхоллоу оплатил для него небольшой пай в фермерском хозяйстве неподалеку, из чего следовало, что, если только его старший партнер не закроет всю лавочку, Конрад может считаться устроенным в жизни.

Конрад, коротко поприветствовав свою тетку, взял тарелку и, подойдя к буфету, от души наполнил ее.

– У старика снова была скверная ночь, – заметил он, садясь за стол.

– О чем мы уже много раз успели услышать за сегодняшнее утро, – отвечал Раймонд сухо.

– Я слышал его голос часов в семь утра... – Конрад потянулся к блюдцу со сливочным маслом. – Твой серый потерял подкову, тетя Клара.

– О да, я знаю, – сказала Клара, протягивая ему чашку с кофе. – Твой брат уже любезно согласился послать Джимми с жеребцом в деревню к кузнецу.

– Держу пари, что Джимми сегодня весь день будет мотаться по приказаниям старика, – коротко хохотнул Конрад. – Ну да что ж? Я не против послать Джимми к кузнецу. Я даже провожу его, пожалуй. Только Джимми еще надо отыскать – он где-то мотается по дому.

– Если ты поедешь в деревню, Кон, отправь это письмо, – сказал Раймонд, протягивая брату конверт.

Конрад сунул письмо в карман и занялся завтраком. Он уже дошел до сладкого, а Раймонд откинулся от стола и закурил свою трубку, когда в столовой появился второй близнец, Барт. Еще с порога он громогласно всех приветствовал. Он был очень похож на Конрада, хотя был повыше, а его лицо выражало значительно больше благодушия. Он улыбался открытой, детской улыбкой. Пройдя мимо Конрада, он дружелюбно ткнул его большим пальцем в бок и порадовал всех сообщением, что сегодня прекрасный день.

– Послушай, Рай, что за дела с нашим стариком?! – воскликнул он, глядя на Раймонда и уплетая за обе щеки.

– Не знаю. Скорее всего, ничего особенного. Просто у него была тяжелая ночка.

– Ну, еще бы я этого не знал! Стоял такой крик! – заявил Барт. – Но как он теперь, поутру? Ему лучше?

– А сегодня с утра пришло письмо от болвана Обри – он снова в долгах.

– Ах ты, черт! – огорчился Барт. – А я-то как раз хотел попросить старика запустить руку в заветный сундучок... Слушай, Рай, ты мне не одолжишь пять фунтов?

– Зачем они тебе?

– Я почти столько должен...

– Ну так продолжай занимать в том же месте, – хладнокровно отвечал Раймонд. – Я подожду еще, покуда позволю тебе занимать у себя.

– Ладно тебе! Кон, а ты что скажешь?

– Ты делаешь мне большую честь, ожидая, что у меня найдется пять фунтов! – сказал Конрад, не отрывая губ от чашки.

Барт повернулся к Кларе:

– Тетушка! Ну не жмись, я обещаю очень скоро вернуть! Очень, очень скоро!

– Мне непонятно, где я могу найти лишних пять фунтов, Барт, – осторожно ответила Клара, – Что делать со счетом от ветеринара, и потом, мне нужны новые сапоги для верховой езды...

– Неужели ты можешь отказать своему любимому племяннику? Тетя! Ну ты же себя знаешь! Прошу тебя, милая тетя! – стал канючить Барт.

– Нечего, нечего! – одернула его Клара. – Уж я-то знаю, куда уходят твои денежки! Старую тетку не обманешь!

Барт весело ухмыльнулся в ответ. Похоже, подобные намеки ему только добавляли куража. Клара стала распространяться дальше относительно своей бедности и его бесстыдства. В это же время Конрад заспорил с Раймондом, возмущаясь тем, что рейнвейн на столе не откупорен, и, когда Вивьен Пенхоллоу вошла в столовую, она обнаружила, что все четверо сидящих за столом членов семьи ожесточенно кидаются друг на друга.

Вивьен Пенхоллоу, уроженка Суррея, была здесь, среди Пенхоллоу, совершенно чуждым человеком. Она встретилась с Юджином Пенхоллоу в Лондоне, влюбилась в него с первого взгляда и вышла за него наперекор своей семье. Несмотря на то, что по происхождению Юджин был выше нее, обладал прекрасными манерами и привлекательной внешностью, супруги Арден, родители Вивьен, желали своей дочери мужа с более определенными источниками дохода, чем у Юджина, занимающегося написанием рассказов и поэм непонятного содержания. Поскольку они знали, что он третий по счету сын Пенхоллоу, то вовсе не рассчитывали, что старик оставит ему большое наследство, соизмеримое с тем, что оставит своему старшему, Раймонду. Но... Вивьен уже была в возрасте, который требовал незамедлительных действий, и она была влюблена в Юджина, который был старше ее на семь лет. И еще – она заявляла, что вовсе не питает особой привязанности к традиционным бракам и готова жить с ним и просто так, вращаясь в захватывающей среде голодных поэтов, немытых художников и прочей богемы.

Одним словом, она вышла за него и была бы просто прекрасной женой, если бы только каким-то образом ему удалось бы раздобыть средства к существованию своими «бессмертными» произведениями. И на это была надежда, пока они несколько лет жили кое-как, хотя ездили по всему свету, на случайные средства, что очень нравилось Вивьен – ах, такая романтика! Однако в один прекрасный день Юджин обнаружил у себя весьма тяжелое заболевание, после чего сник и стал считать себя полным инвалидом, а кроме того, счета за лечение здорово истощили его и без того не тугой кошелек... Он вынужденно вернулся в Тревелин, и с этого момента Вивьен ни разу на протяжении долгого времени не могла уговорить его хотя бы ненадолго покинуть родительский кров. Юджин постоянно заявлял, что он так далек от забот всего внешнего мира и что пока его отец пребывает в слабом здравии, его долг как сына – оставаться при нем, в Тревелине. Когда Вивьен поведала ему, как тяжело ей жить гостьей в чужом доме, он долго и изысканно целовал ей руку, туманно рассуждая о том чудесном времени, когда он освободится от обязательств по отношению к своему отцу, и просил ее быть терпеливой. При этом обязательной частью разговора на подобные темы оставалось его неожиданное заявление, что у него дикая головная боль и ему нужно немедленно лечь в постель. И поскольку Вивьен все еще любила его со всей страстностью и оберегала от малейшего дуновения ветерка, она мирилась с этим и прекратила попытки убедить мужа уехать из Тревелина.

Вивьен выросла в городе, не любила деревенской жизни и не умела управляться с лошадьми – поэтому отношение к ней со стороны братьев ее мужа было совершенно безразличным, если не сказать прохладным. Все они выросли в этом большом поместье, среди лошадей и слуг, под постоянным гнетом самодура-отца, и напрочь были лишены всех тех тонкостей умственной внутренней жизни, которой жила Вивьен. Конечно, она страшно тяготилась своим пребыванием здесь, но не показывала этого, а кроме того, всем было на это наплевать. Девери считали ее чудачкой и часто открыто подсмеивались над ее влюбленностью в Юджина, хотя любовь к собственному мужу, казалось бы, не слишком большая причуда. Они задевали ее очень часто, не из злобы, а просто, словно для разминки, и от души потешались, если она срывалась и бросалась в ссору. Они тут были людьми грубоватыми, и никому из них и в голову не приходило оставить человека в покое и дать ему жить, как он желает.