"Я видела в Марке человека, который поможет мне. Не в смысле материальном - это у меня было. А в том, что он больше меня знает, знает цену человеческим отношениям. Мне нужно было понимание. Нужна была семья. И я знала, в этом мы поймем друг друга...

До встречи с Марком я занималась на курсах французского языка и работала. Марк сказал: "Будешь ездить со мной". И тут же поехал в бюро пропаганды и оформил меня на работу. С тех пор я вела все его концерты. Мы не расставались ни на минуту. И когда его отправили в Польшу с концертом без меня, он заболел и слег...

А вот еще один случай. Его приглашают в Кремль. А пригласительный присылают на одного. Кто бы себе позволил позвонить туда и сказать: "Извините, но я женат. Я один не приду".

С начала 60-х годов возобновились концертные поездки Бернеса по стране, его вновь стали приглашать в кино. Среди фильмов, в которых он тогда снялся: "Чертова дюжина" (1961), "Шестнадцатая весна" (1962), т/ф "Аппассионата" (1963), "Это случилось в милиции" (1963). И вдруг четырехлетний простой.

29 апреля 1965 года в "Комсомольской правде" появилась статья Марка Бернеса под названием "Парадоксы успеха". И хотя в этой статье он на судьбу свою не жаловался, однако знающие люди между строк угадывали тоску, которая сжигала артиста. Единственное, на что откровенно сетовал Бернес в этой статье, было то, что никто в нашей стране не планирует занятость актеров.

Интересные воспоминания о Бернесе оставил в своей книге известный в те годы конферансье П. Леонидов. Вот что он пишет:

"Конкурент Леди (Утесова) по безголосости, Бернес опережал его по обаянию и популярности... Он любил говаривать: "Голоса у меня нет, но зато - мозги". Обладая потрясающим актерским обаянием, Бернес, в сущности, всю свою жизнь так на нем и "ехал". У него, кроме свирепого самолюбия, не было ничего от большого актера: не было любви взахлеб к ролям сыгранным, не было недостижимой, через всю жизнь, мечты о ролях несыгранных, не было в нем ничего значительного, исключая обаяния. Но был он бизнесменом и гордился этим. Обожал "делать дела". Ручаюсь, что не было, нет и не будет в этой стране человека, который сумел бы выманить, выпросить, выторговать, а после втридорога перепродать столько легковых автомашин, сколько их "достал" и "загнал" Бернес. А его многолетние торговые связи с Югославией! Он торговал с этой страной почти как государственное учреждение. Дважды в год выезжал в Белград туристом и притаскивал оттуда по полвагона шмотья, а все югославы, приезжавшие в Москву, знали, куда надо пойти, чтобы получить советских денег вдосталь и не по грабительскому курсу Госбанка СССР. Уголовные статьи о спекуляции к нему отношения не имели. Все ему прощалось, как впоследствии Магомаеву и Сличенко, только надо помнить: Бернесу его коммерческие дела прощались и при Сталине, но не с Югославией, конечно.

Был он шансонье Божьей милостью. Самым большим в СССР. И, пожалуй, неповторимым... Окончательно и до его смерти подружились мы с ним после двух ссор, а надо сказать, что человек он был, мягко говоря, тяжелый, но все перекрывало обаяние. Первая ссора произошла у нас с ним на почве ансамбля: он, не служа в Мосэстраде, получил от Барзиловича (директор Москонцерта) право на собственный ансамбль, но, так как Марк часто снимался в кино, его музыканты месяцами сидели без зарплаты, и вот однажды я взял его ансамбль и отправил на гастроли. А тут возьми и заявись со съемок Марк. Узнал, что ансамбль отправлен мной на гастроли, и поднял скандал. Скандал совпал во времени с заседанием коллегии Министерства культуры СССР, и вот Бернес, с которым мы в то время были друзьями "не разлей вода", облил меня грязью на коллегии. Благо Фурцева знала цену человеку-Бернесу и хорошо относилась ко мне, а не то - быть бы беде. Вторая ссора была тоже некрасивой: Марк уговорил меня организовать ему пополам с покойным Огнивцевым из Большого театра ряд "левых" концертов по Московской области. Тут надо сказать, что слыл Марк очень мнительным. Каждую минуту норовил посчитать пульс, хотя сердце у него было, как у быка... И вот на концерте в Электростали вдруг, сосчитав пульс, когда у зрителей в зале были оторваны корешки билетов - левых, Марк заявил, что выступать не будет. А зритель пришел только на него - Огнивцев был для них всего лишь приложением, не больше. Бернес надел пальто и пошел к выходу. Дело становилось угрожающим, запахло уголовным преследованием для Огнивцева, директора клуба, музыкантов и для меня. Уговоры не помогали, Марк упрямо продвигался к выходу. Тогда я встал перед дверью и сказал, что, если он немедленно не снимет пальто и не пойдет выступать, я не стану ждать, когда зрители приведут милицию, а сам пойду и расскажу все. Естественно, я не собирался этого делать, но Марк испугался. Остался, выступил, но мы долго не разговаривали. Через полгода встретились в Новосибирске, помирились и больше до его смерти не ссорились..."

В 1956 году с Бернесом познакомился поэт Константин Ваншенкин. Вот что написал он о своих встречах с певцом много лет спустя: "У Бернеса была страстная любовь к технике: к проигрывателям, магнитофонам, приемникам. Все это у него было высшего уровня, соответственно содержалось и работало: он и здесь органически не выносил никаких поблажек и халтуры. И автомобиль был у него всегда в лучшем виде. Именно он впервые с наивной гордостью продемонстрировал мне опрыскиватель - фонтанчики, моющие на ходу ветровое стекло. Из одной зарубежной поездки он привез мелодичную, звучную сирену и установил на своей машине вместе с нашим сигналом. Иногда он пускал ее в ход и радовался, как ребенок, когда разом озирались по сторонам изумленные водители".

А вот что вспоминает о своем муже Л. Бернес-Бодрова:

"Марк не пил и не курил. Он был гостеприимный, но не любил приглашать много гостей. Так как он не пил, ему были неинтересны компании, где можно выпить. Если его узнавали в вагоне-ресторане, все считали за честь угостить. Я всегда в таких случаях говорила: "Не трогайте, я за него выпью!"

Марк любил умных людей. Но обширного круга не было. Приходили Френкель, Колмановский, Кармен, Фрез... Здесь они и работали...

С Утесовым они были знакомы, но к Марку он относился несколько свысока. Утесов не терпел соперника, он хотел быть единственным...