– Ты очень пожалеешь, – говорил он сквозь зубы с ледяной, угрюмой ланкомовской яростью. – Слэш Стайнер не нашего круга человек.

– Трип, ты говоришь так, словно мы все особы королевского рода, – ответила Диди, думая уже не в первый раз, как деньги возвышают людей в собственном мнении. – Но ведь это не так. Мы обычные люди с обычными чувствами.

– Ты наивна, – ответил Трип чуть ли не с жалостью: да, он почти жалел Диди, думая о том, какие неприятности она себе уготовила.

– Но, может быть, – сказал он сухо, так как момент сочувствия уже прошел, – ты просто ослепла от любви.

Трип разговаривал с ней так, будто хотел осчастливить Диди, когда сделал ей предложение. Он давал понять, что его мотивы были чисты и благодетельны, а что касается Слэша, то им руководит один циничный расчет.

– Его никто и ничто не интересует, кроме денег, – сказал Трип, после того как молча взял кольцо, возвращенное Диди, и сунул его в карман. – Он использовал твоего отца, теперь будет использовать тебя.

– Но это же смешно, – ответила Диди, которая просто не в состоянии была усмотреть в Слэше хоть один-единственный недостаток. – Он любит меня.

– Любит? – переспросил Трип язвительно. – Большинство людей назвали бы его чувство честолюбием и жадностью. Он охотник за наживой, – сказал Трип, повторив уже сказанное Джойс и Лютером. – Он бы на тебя и не посмотрел, если бы ты не была Дален.

– Ты бы тоже, – отрезала Диди. С минуту Трип глядел на нее почти что с убийственной злобой. Диди сказала правду, и Трип ненавидел ее за это.

– Ты пожалеешь, – сказал он, пройдя мимо нее, и вышел из комнаты. Но перед этим он оглянулся и с холодной усмешкой добавил: – Я уничтожу Слэша и тебя вместе с ним. Тогда ты приползешь ко мне обратно, Диди, но я тебя не приму. Выходя замуж за Слэша Стайнера, ты совершаешь непоправимую ошибку. И ты пожалеешь об этом тысячу раз, а я пальцем не шевельну, чтобы тебе помочь. Ничего не сделаю. Запомни мои слова.

Слова эти прозвучали мелодраматично, но с такой неистовой злобой, что у Диди по коже пробежал холодок.

– Он грозится тебя уничтожить, – сказала она Слэшу. – И меня тоже.

– Не глупи, – ответил Слэш, – самое худшее, что может Трип сделать – это уволить меня, но мне достаточно лишь одного телефонного звонка, чтобы получить другую работу. А что касается тебя, ну, что он может сделать тебе?

Диди задумалась над этим вопросом и поняла, что Слэш прав. Трип не в состоянии сделать ей ничего дурного. Однако слова Трипа и безудержная ярость, с которой он их сказал, из памяти Диди не исчезали и казались зловещим предсказанием, омрачающим ее будущее, тем более что все вокруг продолжали твердить, какую она совершает роковую ошибку.

– Ты не потому это делаешь, нет? – спросила Диди у Слэша, так как атаки на него продолжались. Она чувствовала себя боксерской грушей, а не будущей новобрачной. Ей было горько, что никто, по-видимому, не радовался ее счастью, ее ранило, что никто, казалось, не желал ей добра и благополучия. Она задала свой вопрос робко, но испытующе, потому что эти безжалостные нападки со стороны ее семьи и Ланкомов, их уверенность в том, что его мотивы нечестны, по-прежнему расстраивали ее и, наконец, начали подтачивать уверенность в собственных чувствах.

– Не потому – что?

– Ты женишься не из-за денег? – сказала, наконец, Диди, высказав свои худшие опасения. Она едва могла смотреть ему в лицо.

– Твоя семья тебя достает, – ответил Слэш.

– Да, – согласилась Диди. – Но ты ведь меня любишь, да? Не мои деньги?

– Да, я тебя люблю, – сказал Слэш, зная, что она опять и опять хочет слышать уверения в любви, и не осуждал ее за это. Злобное отношение к их помолвке сердило Слэша, и он чувствовал себя так, словно спасает ее из логова тигров. Но он был и счастлив, что снова может заверить ее в своей любви, и притянул Диди к себе. – Но если ты хочешь, чтобы я это доказал, я готов.

– Неужели? – спросила Диди, почти умоляюще. В какой-то степени подозрения родственников оказали на нее воздействие. Ведь она тоже отчасти считала, что самое в ней привлекательное и интересное – ее деньги. И эта часть ее существа любопытствовала, просто любопытствовала, и все, а может быть, правда то, о чем все они твердят? – правда, что Слэш ее не любит? Что он любит только ее деньги?

– Я сделаю все, лишь бы ты успокоилась, – обещал Слэш и попросил адвоката фирмы Ван Тайсона принять его. У него возникла идея.

Единственным союзником Диди и Слэша был Рассел.

– Но почему же, ради всего святого, она не должна выходить за него замуж? – спрашивал Рассел, возражая не только Джойс, но и родителям и партнерам. – Слэш умен, энергичен и трудолюбив. Возможно, у него нет прошлого, но его ожидает грандиозное будущее. Диди правильно говорит.

Когда Диди сказала ему об угрозе Трипа «уничтожить» Слэша, Рассел посоветовал ей не волноваться.

– Слэш сумеет о себе позаботиться, – сказал Рассел, вспоминая, как вел себя Слэш в горящем здании фирмы. Слэш тогда не только сам спасся, но и своего друга спас. И Рассел никогда не забывал, что он тоже обязан Слэшу жизнью. И собственной – и Ланы. – Я бы не стал о нем беспокоиться.

– А относительно угрозы мне? – спросила Диди. – Трип обещал и меня уничтожить.

– Он ничего не может тебе сделать плохого, – ответил Рассел, вторя Слэшу. – А кроме того, существую я, чтобы тебя защитить, и Слэш тоже.

На той самой неделе в начале мая, когда Диди должна была выйти замуж за Трипа Ланкома, Слэш вошел в большой угловой кабинет Лютера в здании фирмы «Ланком и Дален» и закрыл за собой дверь. Он хотел выложить ему все начистоту и раз навсегда успокоить Лютера относительно себя и своих матримониальных побуждений.

– Я знаю совершенно точно, что вы обо мне думаете, – сказал Слэш, глядя старику прямо в лицо. – Вы думаете, что я из тех, кто использует в своих интересах любую возможность. Вы думаете, что я хочу жениться па Диди из-за ее денег. Но я не искатель легкой наживы и женюсь не на деньгах. И собираюсь доказать вам, что вы ошибаетесь на мой счет.

– И как же вы это предполагаете доказать? – спросил Лютер, даже не пригласив Слэша сесть. Лютеру не слишком часто, на протяжении всей его жизни, доказывали, что он не прав, и это совершенно явно сказывалось на его отношении к посетителю.

– Я не возьму и цента из денег Диди. Никогда, – сказал Слэш. Он стоял напротив Лютера, опершись на спинку одного из обтянутых кожей стульев, что предназначались для посетителей. – И это не обещание. Это факт.

– Неужели? – ответил Лютер. Он был циником и по природной склонности, и на основании жизненного опыта. Его трудно было убедить в честности намерений другого человека.

Слэш вежливо кивнул головой, словно не заметив оскорбительности вопроса.

– Я собираюсь жениться на Диди, нравится вам это или нет, – сказал он спокойно. – Я не являюсь, вопреки тому, что вы и все остальные думаете обо мне, альфонсом или охотником за приданым. Я намерен содержать Диди на свои собственные деньги. Я уже разговаривал с Ван Тайсоном и просил его подготовить письменное дополнение к трастовым документам Диди, которое предусматривает полную невозможность для меня потратить хоть один цент из ее денег.

– Стоило ли так трудиться, – сказал язвительно Лютер, но, однако, на него произвело некоторое впечатление, когда Слэш протянул через стол упомянутый документ.

– Да, конечно, стоило, – ответил Слэш, наблюдая за тем, как Лютер читает документ. – Я знаю, что вы обо мне думаете. И хочу переменить ваше мнение.

Лютер, конечно, согласился, чтобы этот пункт был внесен в условия трастового соглашения, хотя, как Слэш и предполагал, стоило ему выйти из его кабинета, Лютер тут же позвонил Ван Тайсону.

– Это условие полностью законно и правомочно? – спросил Лютер у своего адвоката. Долгий жизненный опыт убедил Лютера в том, что двойная проверка всегда себя оправдывает.

– Я сам его составил, Лютер, – ответил Ван Тайсон. – И оно абсолютно нерушимо. Слэш никогда не сможет получить ни гроша из денег Диди. Даже если она сама этого захочет. Даже если вы этого захотите.