— Ну ладно! — сказал он наконец. — Значит, коров, свиней и барашков кушать не будем. Ни мы, ни волки, ни медведи. А будем жить одной семьей, как поется в песне Новеллы Матвеевой: «Так живут одной семьею, как хорошие соседи, люди, кони и медведи!». Только, по-моему, слишком большая семья получится, если в мировом масштабе. Коров этих будет — не протолкнешься. А зачем они тогда будут? Ну, барашки еще на шерсть, на овчину пойдут…

— Шерсть! — с презрением возразил Виктор. — Да уже сейчас есть поролоновые прослойки, объемная пряжа и нетканые материалы, а к концу века — ну кто тогда будет интересоваться овечьей шерстью!

— Тем более. Что же все-таки будет с барашками и лошадками? Одичают, будут жить, как до появления человека? Пастись табунами и стадами в бескрайних степных просторах? А где их взять, эти просторы?

Может, это было и правильное соображение, но слова Славки мне что-то мучительно напоминали. Стоп, стоп, это, кажется…

— Славка, ты рассуждаешь, как… как этот самый чеховский герой…

Но Славка моментально перебил меня.

— Не напрягайся, старик! — лучезарно улыбнулся он. — Я тебе друг и двоюродный брат, я помогу, верь! Ты хотел сказать: как печенег, Жмухин. Верно?

— Верно… — удивленно пробормотал я, и опять мне подумалось, что Славка куда умнее, чем обычно кажется.

— Так чего же мучиться? — беспечно сказал Славка. — Берем с этих многоуважаемых полок восьмой том сочинений А.П. Чехова, открываем его на рассказе «Печенег», и что же мы видим? Мы видим, как весьма и весьма несимпатичный обитатель Российской империи Иван Абрамыч Жмухин, отставной казачий офицер, беседует с другим, несколько более симпатичным обитателем той же империи. И узнает этот самый Жмухин, что его собеседник — вегетарианец, и даже, в общем-то, одобряет его: «Что ж? Это хорошо. Не все же резать и стрелять, знаете ли, надо когда-нибудь и угомониться, дать покой и тварям». Но дальше этот малопочтенный субъект интересуется примерно тем же, чем и я… Это ты правильно подметил, старик! Берет он проблему несколько более узко, в субъективно-эмоциональном плане, но суть от этого не меняется…

— А ну-ка, прочти! — заинтересовался Виктор. — Не помню что-то.

Славка начал читать хрипловатым баском, изображая «печенега»:

— «Я все это понимаю очень хорошо… только вот одного, признаться, не могу понять: если, положим, знаете ли, все люди перестанут есть мясо, то куда денутся тогда домашние животные, например, куры, гуси?

— Куры и гуси будут жить на воле, как дикие.

— Теперь понимаю. В самом деле, живут вороны и галки и обходятся же без нас. Да… И куры, и гуси, и зайчики, все будут жить на воле, радоваться, знаете ли, и бога прославлять, и не будут они нас бояться. Настанет мир и тишина. Только вот, знаете ли, одного не могу понять, — продолжал Жмухин, взглянув на ветчину. — Со свиньями как быть? Куда их?

— И они так же, как все, то есть и они на воле.

— Так. Да. Но позвольте, ведь если их не резать, то они размножатся, знаете ли, тогда прощайся с лугами и огородами. Ведь свинья, ежели пустить ее на волю и не присмотреть за ней, все вам попортит в один день. Свинья и есть свинья, и недаром ее свиньей прозвали…» Ну и дальше он все насчет свиней беспокоится: они ему всю картину будущего мирного сосуществования портят, сказал Славка, полистав книгу. — «Время, когда люди не будут убивать друг друга и животных, рано или поздно настанет, иначе и быть не может, и он воображал себе это время и ясно представлял самого себя, живущего в мире со всеми животными, и вдруг опять вспомнил про свиней, и у него в голове все перепуталось». И опять он к этому своему разнесчастному гостю пристает: «Конечно, я понимаю. Всякое животное должно жить на свободе, пользоваться жизнью; только не понимаю, как может свинья ходить, где ей угодно без присмотра…» Ну вот! — Славка отложил Чехова. — Старик Жмухин — не орел, что и говорить. И со свиньями у него определенно были какие-то личные счеты. Но если на современном уровне рассмотреть эту проблему, так что получается?

— Действительно! — Это заговорил долго молчавший Роберт. — Свиньи — это что! А вот, например, медведи или тигры там всякие? У людей всемирный коммунизм будет, но тигру этого ведь не втолкуешь?

— Втолкуем! — не то в шутку, не то всерьез пообещал Виктор. — Обучим разговаривать, как вот Барса…

Славка покатился со смеху.

— Ну и красотища будет, если все они заговорят, представляю! Но толку-то что? Люди сколько тысяч лет разговаривают и даже пишут, а все никак не сговорятся между собой. Думаешь, медведи и тигры умнее нас окажутся?

— Тоже не исключено, — весело ответил Виктор: Славку он явно не принимал всерьез, хоть тот и говорил о довольно существенных проблемах. — Дельфины уже, по-видимому, умнее нас. По крайней мере, порядочнее и благороднее…

— Простаки они, твои дельфины! Это ж надо — так доверять людям!

— Ну и что? Я сам простак не меньше. С тобой вот говорю, как дельфин с дельфином, а ты ведь кто?

— Уж ясно, не дельфин! — радостно ухмыляясь, заверил Славка.

— Ну, если ты не дельфин, так будь по крайней мере человеком; это моя личная к тебе просьба.

— Ладно, Витенька, буду! — задушевно произнес Славка. — Для тебя я на все готов, такое вот дело. Но ты все же выскажись поподробнее об этой самой Эпохе Мирного Симбиоза. А то я как начну это воображать, так у меня немедленно все в голове путается, в точности, как у Жмухина.

— А я тебе что, пророк? — Виктор усмехнулся. — Ну, впрочем, попробовать можно. Вот Иван Иванович меня поправит, если что не так…

Меня уже перестало удивлять, что Виктор с Иваном Ивановичем разговаривают, как давние знакомые и верные друзья. Впрочем, в ответ на эту реплику Виктора Иван Иванович слегка улыбнулся и развел руками — мол, а я-то почем знаю?

— Примерно такая картина будет, по-моему, — заговорил Виктор, сосредоточенно глядя куда-то в угол комнаты. — Значит, подкормка синтетическими продуктами, это первым делом. Наверное, в этой пище поначалу тоже будет широко применяться имитация — запах мяса, хрящи, жилы, кости, чтобы клыки и когти на них точить. Но исчезнет стимул к погоне, к нападению, и реакция на запах крови — тоже.

— Это каким же образом? — поинтересовался Славка.

— Во-первых, незачем будет. Сытый хищник и сейчас не интересуется добычей. А прочно привыкший к сытости, к обеспеченной кормежке — тем более. Книгу Хантера «Охотник» читали? Там описывается, как в одном из африканских заповедников львы, услышав, что снижается самолет, бегут к месту посадки и ложатся вокруг — ждут пищи. Там даже снимали обед со львами: длинный деревянный стол, на одном конце обедают люди, на другом — львы.

— Вот это картинка! — восхитился Роберт.

— Кроме того, — продолжал Виктор, — будут либо специальные добавки к пище, снижающие кровожадность и агрессивность, либо телепатия плюс гипноз — вот почему меня Барс особенно интересует! А возможно, научатся воздействовать на определенные участки мозга без теперешнего примитивного вживления электродов, на расстоянии. Будут посылать импульсы, гасящие злобу и страх, научатся прочно закреплять их в психике. И всё. Или, может, какая-то прививка…

— Бетризация? Как у Лема? — ужаснулся Славка.

— А что? Бетризация оказалась в конечном счете злом для людей. А для животных такая прививка, возможно, подошла бы в самый раз…

Славка набрал воздуху в легкие, а потом с шумом его выдохнул.

— Нет, все это выглядит распрекрасно и распрелестно, а я все же думаю, что старик Жмухин был в чем-то прав. Не насчет именно свиней, а вообще. Насчет того, что животные на воле размножатся и всё пожрут и потопчут, а потом сами же будут подыхать с голоду. Нет, правда, ты представляешь, старик, сколько милых соседей появится у нас на планете Земля при таких роскошных условиях? Ни человек их не убивает, ни другие звери: эти самые агрессивные инстинкты, говоришь, будут сняты. Болезней тоже, дело ясное, не будет — с эпизоотиями научатся к тому времени справляться запросто, в два счета, жить наши дорогие соседи будут дольше, плодиться обильнее… Братцы, да вы вдумайтесь в это дело хоть чуточку: ведь одни козы и кролики могут превратить Землю в сплошную пустыню, если им дать такую полную волю, — ни врагов, ни болезней и жратвы невпроворот!