Да, Барс — это тоже задача не из легких. Я в ту ночь чувствовал себя между двумя котами, как мольеровский Дон-Жуан между двумя женщинами: с обеих сторон требуют внимания и никого нельзя обидеть. Мурчик, поняв, что я хочу уходить, жалобно, глухо мяукнул и даже попробовал уцепиться за меня несчастными своими когтями, стесанными до крови, до самых подушечек. У меня прямо-таки сердце сжалось. Начал я ему внушать: «Мурчик, ты умный, ты хороший, спи, тебе надо много-много спать, тогда ты будешь здоровый, сильный! Спать, спать, Мурчик!» Он, конечно, и без внушения заснул бы: вино и валерьянка только в первые минуты действуют возбуждающе, а потом усыпляют. Я уж просто механически, от растерянности внушал.

Мурчик сладко зевнул, осторожно шевельнулся и улегся поудобнее. Я понял, что он засыпает, и ушел. А дома мне Барс устроил форменную сцену ревности: и пахнет от меня чужим котом, и думаю я об этом чужом черном коте, и по ночам к нему бегаю — что ж это такое?! Барс убежал от меня в кухню и начал кричать так жалобно, что я всполошился: думал, он тоже заболел. Но Барс вырывался у меня из рук, укоризненно и гневно мяукая, даже баки никак не разрешал чесать и вообще не хотел иметь со мной, изменником, никакого дела. Мне и жалко его было, и смешно все же, и устал я до смерти от этой кошачьей канители.

— Эгоист! — осуждающе сказал я Барсу. — Мелкий собственник! Гм… Ну, допустим, я для тебя крупная собственность. Тогда — капиталист, империалист и тому подобное! Кого я воспитал!

Барс не ввязался в терминологическую дискуссию. Он молча выслушал меня и отправился в другую комнату драть когтями кресло и изливать свое негодование.

— Хулиган кошачий! — смущенно пробормотал я, пошел туда, изловил Барса и отнес на тахту.

Потом я улегся рядом с ним и начал внушать: «Я тебя люблю, ты хороший кот, ты красивый, мы друзья, не сердись, нельзя сердиться! Я тебя очень люблю. Спать надо, спать, спать!» Барс охотно помирился со мной: ткнулся носом в щеку и, блаженно всхлипнув, обнял меня за шею. После чего уютно улегся в углу тахты и заснул. Самому себе внушать «Спи!» не требовалось: я совсем вымотался за этот час и даже не помню, как лег, — наверное, на ходу заснул.

А выспаться мне все же не удалось: мало того, что лег поздно и среди ночи вставал, — так еще с утра трезвонить начали. Часов в семь какой-то тип хрипло заорал мне в ухо:

— Высылай машину! Машину, говорю, высылай!..

Он потом снова звонил и допытывался:

— Это база? Это Гаврилюк?

И часов так до девяти ноль-ноль непрерывно трезвонили неизвестные мне личности обоих полов, настойчиво домогаясь то накладных, то справок о состоянии здоровья Евстигнеевой Анны Ильиничны, то совсем уж каких-то загадочных вещей (кричали откуда-то издалека, и мне все казалось, что требуют, чтобы срочно отгрузили бронхиты, но я и сам понимал, что бронхиты им наверняка ни к чему).

Н-да. Пишу я, пишу, а все не подберусь к самому главному. Ладно, буду закругляться.

Я вот что хочу объяснить. Разговор с Володей на меня подействовал особенно угнетающе потому, что я был в таком паршивом состоянии. Конечно, такой разговор, при любой погоде, здорово меня ошеломил бы, но, будь я в форме, я бы хоть высказался откровенно, заявил бы попросту, что это, мол, свинство со стороны Володи. И так было бы лучше, по крайней мере, для меня самого, а то я промолчал, загнал все эти переживания вглубь, и они меня всё грызли да грызли изнутри. Конечно, и Володе этот разговор дорого обошелся. Если не сам разговор, то все предшествующие раздумья. Но дело, конечно, не в разговоре, а в том, что получилось: мы с Володей начали работать фактически порознь, различными методами, получилось не столько сотрудничество, сколько внутреннее соперничество. Для демонстрации безусловно мало было одного кота и одного пса, да еще подготовленных по разной методике. А меня так угнетало и решение Володи, и вся эта история с Геркой и Мурчиком, что я прямо не в силах был возиться с новыми зверями. Наконец, на Барса эта обстановка тоже влияла прескверно: он ведь воспринимал мои эмоции, а эмоции-то были все невеселые, и кот нервничал с каждым днем все больше. Ну, а кроме того, я к Мурчику то и дело бегал, и Барс ужасно переживал, несмотря на все мои нотации и внушения. Если вдуматься, то в эти дни контакт наш с Барсом порядком разладился, — но это я сейчас вспоминаю и соображаю задним числом, а тогда не то не замечал, не то подсознательно махнул на все рукой: мол, все равно ничего не выйдет из этой затеи!

Вид у меня был до того жалкий, что Иван Иванович, вздыхая тяжело, предложил мне своих котов для демонстрации. Я отказался, сам уже не знаю почему. Вообще-то мне этих котов жалко стало — такие они спокойные, самоуверенные, изящные, а тут я начну им головы морочить. Впрочем, непонятно было, где вести с ними опыты: у Ивана Ивановича нельзя, все его население переполошишь; у меня — тоже. Разве что у Соколовых, но там Мурчик… Да я уж и в себя не верил. Не знал, справлюсь ли я с этой шикарной пушистой парочкой. Вот если бы с Мурчиком. Да, вот и Мурчик на меня тоже плохо действовал — в том смысле, что он меня совершенно очаровал и покорил, и после этого черного кошачьего гения совершенно не хотелось возиться с другими котами. Но Мурчик, хоть и начал подниматься дня через три, был все еще очень слаб, и внутри у него что-то болело — он двигался очень осторожно. Правда, лапы у него регенерировали с поразительной скоростью — подушечки заровнялись, покрылись новенькой темной оболочкой, меж ними прорастали, лезли новенькие, прозрачные коготки, расталкивая и сбрасывая уцелевшие чешуйки.

— Ты прямо как двойник Хари в «Соларис»! — сказал я однажды, с удивлением наблюдая этот волшебно-быстрый рост тканей.

Мурчик так проницательно глянул на меня своими необыкновенными глазищами, что я слегка поежился. "

Знал бы Лем этого кота, так, пожалуй, двойник Мурчика тоже разгуливал бы по станции, висящей над океаном мыслящей плазмы, — подумал я. — Хотя вряд ли: такой кот сам по себе вызывает трепет, а в напряженной обстановке «Соларис» от него повеяло бы мистикой».

Эх, опять я отвлекся. Это потому, что я сейчас, дальше — больше, думаю о Мурчике, о Барсе, даже о котах Ивана Ивановича, Словом, я замечаю, что эксперименты меня уже не пугают, наоборот даже: иной раз до того хочется поскорее попасть домой и там развернуть работу всерьез! Нет, правда — ведь кое-чему я научился на всех своих неудачах и провалах. Вот только Володя… Да что, Володя тоже ведь изменился. Он сам сказал вчера, что временно оставит опыты со стимуляторами, — нельзя дробить силы, нужно пока разрабатывать один вариант. Ну и отлично — будем работать вместе, а кто старое помянет, тому глаз вон.

Но, в общем, понятно, в каком состоянии я отправлялся на некое высокоученое сборище, чтобы провести веселенькую беседу о говорящих зверях с демонстрацией пары образчиков. Даже не то, чтобы я уж очень волновался, нервничал, как бывало перед экзаменами, — нет, ничего подобного. Только весь я как-то одеревенел внутри и отупел.

Славка, разумеется, удрал с лекций и с утра торчал у меня — не мог же он пропустить такое событие. Он меня всячески успокаивал, но до меня ничего не доходило.

— Ты первым делом учти, какая будет аудитория, — объяснял он, бродя за мной по квартире, пока я брился, мылся, готовил завтрак себе и Барсу. Десятка два интеллектуалов, в основном просочившихся извне, а остальные на девяносто процентов либо недоучки, либо дяденьки с мало-мальски приличным уровнем развития, но не признающие всяких новшеств. Вот и представь себе, что может получиться, если Барс в такой аудитории внятно скажет: «Мурра!»

— А что все-таки? — вяло поинтересовался я.

— Они это примут на свой счет! — убежденно заявил Славка. — Но ты, старик, не тушуйся! Они пускай себе обижаются, а ты им режь в глаза правду-матку!

— Я что-то не пойму, кто должен, по-твоему, резать эту самую правду-матку: я или кот?

— Сначала кот, а ты на подхвате будешь. Кот выскажется напрямик, без затей, а ты подведешь под его высказывания научную базу. Только не усложняй особенно! «Говори с людьми в соответствии с их разумом», как советовал Саади. И они рухнут, старик! Что ты! Где им выдержать говорящего кота-телепата в натуре! Да они сами хором заорут: «Мам-ма!» Инфарктов-инсультов полно будет!