31.

Ясно, что если бы народ жаловался на то, что кости его высохли и надежда потеряна, ропща на гибельное рассеяние, то и Бог по праву утешал бы воображаемое отчаяние воображаемым обещанием. А так как бедствие рассеяния еще не случилось с народом, а надежда на воскресение возвещалась ему очень часто, было ясно, что гибель тел колебала веру в воскресение. Поэтому Бог и возбуждал веру, которая в народе угасла. Но если и другие беды действительно терзали тогда Израиль, то смысл откровения все же следует понимать не как притчу, а как свидетельство воскресения, дабы возбудить в народе надежду на вечное спасение и насущное воскресение, отклонить его взор от тогдашних бедствий. К этому стремились и другие пророки: Вы выйдете из гробов как тельцы, когда их освобождают от веревок, и будете попирать врагов (Мал. 4,2). И еще: Возрадуется ваше сердце, и ваши кости взойдут, как трава (Ис. 66, 14), потому что трава обновляется разложением и тлением семян. То есть, если видение воскресающих костей относится исключительно к Израильскому государству, то почему не только Израилю, но и всем народам возвещается одна и та же надежда на то, что мертвые останки опять получат тело, опять будут одушевлены и мертвые поднимутся из гробов? Ведь обо всех сказано: Мертвые оживут и выйдут из гробов; ибо та роса, которая исходит от Тебя, есть лекарство для костей их (26,19). И в другом месте: Будет приходить всякая плоть ко взору Моему на поклонение, говорит Господь (66,23). Когда же? Когда образ этого мира начнет проходить. Ибо выше сказано: Ибо как новое небо и новая земля, которые Я сотворю, будут перед взором Моим, говорит Господь, так будет и семя ваше (22). Тогда исполнится и то, что он добавляет: И они выйдут (конечно, из гробов) и увидят члены тех, которые вели нечестивую жизнь, потому что их червь не погибнет и их огонь не угаснет, и они будут зрелищем для всякой плоти (24), — разумеется, для той плоти, которая, воскреснув и выйдя из гробов, будет поклоняться Богу за эту милость.

32.

А чтобы не казалось, будто воскресение возвещено только тем телам, которые вверяются гробницам, есть и такое место Писания: Я повелю рыбам морским, и они извергнут те кости, которые поглотили, и Я соединю сустав с суставом и кость с костью30. «Значит, — говоришь ты, — воскреснут и рыбы, и дикие животные, и плотоядные птицы, чтобы могли извергнуть людей, которых они пожрали, ибо и у Моисея можно прочесть31, что кровь будет взыскана от всех животных?» — Конечно, нет. Дикие животные и рыбы назначаются для возвращения плоти и крови, чтобы тем несомненнее было воскресение даже проглоченных тел, — раз самим пожирателям повелевается возвратить их. Подходящим примером этой силы Божьей является, по моему мнению, Иона, ибо он вышел из чрева рыбы без всякого вреда для той и другой субстанции, плоти и духа, хотя чрево кита в течение трех дней могло бы переварить плоть столь же легко, как гроб, могила или какое-нибудь другое место уединенного и сокровенного погребения. Впрочем, звери могли обозначать и людей, враждебно-жестоких к имени христианскому или даже ангелов нечестия, с которых взыщется кровь через соответствующее наказание. Итак, тот, кто более склонен к учению, чем к мечтаниям, более заботится о вере, чем о прениях, более почитает Божественную мудрость, чем наслаждается своею, — будет ли, услышав решения Бога относительно плоти, кожи и жил, понимать это решение иначе и полагать, что человеку не назначено то, что предсказано этим субстанциям? Ибо: или человеку ничего не назначено, — ни дар царства, ни строгость суда, ни исход воскресения, — или (если это назначено человеку) должно быть назначено и субстанциям, из которых состоит человек, и для которого это назначено. Я спрашиваю у этих искуснейших «превращателей» костей, плоти, жил и гробов: почему они, если что-либо возвещено о душе, не считают душу чем-то иным и не представляют ее образом чего-то другого, тогда как если речь идет о чем-то телесном, они всегда предпочитают иное значение, чем названное? Если о телесном говорится только иносказательно, почему же это не касается и душевного? А если душевное не подлежит иносказанию, то и телесное тоже. Ведь человек- столько же тело, сколько и душа, и не может одна его часть допускать иносказание, а другая исключать.

33.

Из пророческих писаний это достаточно ясно. Теперь я обращаюсь к Евангелию. И здесь я намерен возразить сначала против обычного лукавства тех, которые утверждают, что Господь также все излагал притчами, ибо написано: Все что говорил Иисус в притчах, и без притчи не говорил им (Матф. 13,34), — то есть иудеям. Ведь и ученики спрашивали: Почему Ты говоришь притчами? (13,10). И Господь ответил: Потому Я говорю им притчами, что они видя не видят и слыша не слышат (13,13), — согласно Исайе32. Итак, если Он говорил притчами иудеям, то уже не всем прочим, а если не всем, то не всегда и не только притчами, но лишь иногда и некоторым лицам. Эти лица, конечно, — те же иудеи, а порой даже Его ученики. Однако рассуди, как повествует об этом Писание: Сказал им и притчу (Лук. 6,39; 18,9). Значит, обычно Он говорил не притчами. Если бы Он всегда говорил притчи, не было бы отмечено, что Он сказал притчу. К тому же нет ни одной притчи, не поясненной Им Самим (например, притча о сеятеле как о проповеди слова), не объясненной составителем Евангелия (например, о гордом судье и неотступной вдове как о постоянстве в молитве), или, наконец, просто непонятой (притча о смоковнице, которую пощадили ради надежды на ее улучшение, напоминает о неблагодарности иудейского народа)33. Итак, если и притчи не затемняют света Евангелия, то те изречения и суждения, которые ясны по своей природе, тем более не следует понимать иначе, чем они гласят. Но Суд, Царство Божье и Воскресение Господь изрекает как раз в виде суждений и изречений. Легче, — говорит Он, — будет Тиру и Сидону в день суда (ср. Матф. 11,22); и: Скажите им, что приблизилось Царство Божье (10,7); и еще: Воздастся тебе в воскресении праведных (Лук. 14,14).

Если имена этих событий, — то есть Суда, Царства Божьего и Воскресения, — полностью обнимают предмет, так что ничего нельзя извлечь из них для притчи, то не следует насильно обращать в притчи проповедь об устроении, осуществлении и претерпевании Царства, Суда и Воскресения. Итак, будем считать эти предметы телесными, то есть не духовными, не образами, — потому что они назначены для телесного. Вот почему мы заранее привели доказательство, что как тело души, так и тело плоти подлежит возмездию, которое должно быть воздано за общую их деятельность, чтобы телесность плоти не исключалась телесностью души, побуждающей к иносказанию. Ибо надлежит верить, что обе субстанции участвуют в Царстве, Суде и Воскресении. А теперь мы намерены показать, что Господь при всяком упоминании о воскресении имеет в виду плотскую телесность (не отрицая и душевной), — что признавали немногие.

34.

Начнем с того места, где Он говорит, что пришел спасти погибшее (Лук. 19,10). Что же, по-твоему, погибло? Без сомнения, человек. Весь или только частично? Конечно, весь. Ибо преступление, причина человеческой гибели, совершено столько же побуждением и вожделением души, сколько действием плоти, а именно вкушением. С того времени весь человек подпал обвинению и заслуженно преисполнился погибелью. Следовательно, целиком будет спасен тот, кто целиком погиб, согрешив. Может быть, и та овца пропала без тела и без тела нашлась?34 Но если добрый пастырь на плечах несет ее плоть и душу, и овца в целости, это показывает, что и у человека будут восстановлены обе субстанции. Ведь как недостойно Бога спасти только половину человека и тем ограничить [Свое прощение], когда и у мирских владык всегда просят полного прощения. Что же, дьявол, разрушающий всего человека, более силен, а Бог, поднимающий его целиком, оказывается более слабым? Апостол, впрочем, полагает: Когда умножился грех, стала преизобиловать благодать (Римл. 5,20). Но как-же обретает спасение тот, кто может быть назван погибшим? Плотью он, разумеется, погиб, а душой спасен, а иначе необходимо будет признать и душу погибшей, чтобы ее спасение могло совершиться, ибо спасение назначено тому, что погибло. Однако мы считаем душу бессмертной и погибель ее видим не в уничтожении, а в мучении, то есть в геенне. И если это так, то спасение будет относиться не к душе, «спасенной» в силу своего природного бессмертия, а скорее к плоти, чья смертность известна всем. А если и душа погибает, то есть подобно плоти не бессмертна, тогда и к плоти, смертной и преходящей, равным образом должно относиться то правило, согласно которому Господь намерен восстановить то, что погибло.