Скифы для греков или германцы для римлян были определенно варварами. Не подозревая о моргано-тэйлоровской классификации стадий культурного роста человечества (дикость, варварство, цивилизация), греки и римляне инстинктивно исповедовали ее.

Греки, в цивилизации которых Рассел усматривает начала "непрерывной традиции Запада", не подозревали о противоположении Запада Востоку и Востока Западу. Мыслители Эллады не видят здесь историко-культурной проблемы. Философы и поэты, историки и политики Древней Греции противопоставляют не Запад Востоку, а культурного грека некультурному варвару, независимо от того, скиф ли это или африканец, азиат или кто-либо еще. Греки называли варварами и народы с деспотической системой государственности, не поднявшиеся до демократии.

Можно долго вопрошать, какова природа крито-микенской или троянской цивилизации - западная или восточная; вразумительного ответа не будет: критерии "западности" или "восточности" к ним не применимы. Что представляет собой культура загадочной цивилизации этрусков, в общем известно: усилия археологов, историков и филологов принесли свои познавательные плоды. Однако вряд ли кто-либо из специалистов будет настаивать на тезисе о западном происхождении их культуры (не в географическом смысле слова) - Запада еще не было. Это были ранние средиземноморские цивилизации, особенные, как, предположим, Урарту или Египет, но, как и они, не восточные и не западные. Их мифология, с ее сонмом богов, была примитивной опорой достигнутого этими народами уровня цивилизации. Упомянутые и неупомянутые цивилизации Ближнего Востока (например, финикийско-карфагенская) были предметом изучения и восхищения первых греческих мудрецов, которые учились у тамошних мудрецов законодателей, астрономов, математиков и жрецов. Пифагор и Солон, Геродот и Ликург, а также многие другие образованные люди Греции посещали эти страны и заимствовали ценное. Легенда о спартанском законодателе Ликурге, беседующем с фараоном и восхищающемся кастовым строем Египта, похожа на правду: Спарта была кастовым государством, но, в отличие от Египта, не кастово-тираническим, а кастово-демократическим. Так называемые восточные народы, не подозревая о том, что они "восточные", повлияли на культуру "западной" Греции и "западного" Рима, обогатив их культуру и знания.

Греческая постклассическая культура эллинизма затронула и Рим после Пунических войн и крушения Карфагена. Италийцы были многим обязаны грекам, а "побежденная Греция завоевала Рим" благодаря культурному превосходству. И греки и римляне веками отстаивали свою мифологию, науку, искусство и философию от разъедавшей их цивилизации коррозии "нового суеверия" христианства, возникшего опять-таки не на западной, греко-римской почве, а на восточной, палестино-иудейской. Европейская культура, как новая органическая целостность, не могла возникнуть непосредственно после крушения Рима (476 г.). Варвары, опрокинувшие Рим, не были европейцами. Они должны были образоваться. На это ушли столетия. Антика была востребована далеко не сразу, а, так сказать, культурными глотками. Бесценные сокровища литературы и исторического знания, права и философии, хранившиеся в библиотеках Константинополя и Александрии, в монастырях "старой Греции" и Антиохии, оставались terra incognita даже для образованного слоя новых варварских и полуварварских государств Западной Европы. Культура средневековой Европы подпитывалась византийскими и арабскими традициями. Арабский аристотелизм IX-XIII вв. стимулировал еще бедную западную мысль и способствовал возникновению философско-религиозной схоластики в центре европейской католическо-теологической учености.

Крестоносцы, отвоевывавшие Святую землю у "нечестивых" арабов, очень скоро убедились, что культура христиан-византийцев и мусульман-арабов во многих отношениях приятнее и интереснее их заскорузлых обычаев. Когда крестоносные рыцари, потеряв в конце концов с таким трудом и такой кровью созданное ими Иерусалимское королевство, вернулись в родные земли, католический Запад понял, что дело проиграно. На святом деле больше всех погрели руки итальянские города-республики. Они натравили очередное крестоносное ополчение на Византию; папа римский одобрил этот разбой. Крестоносцы образовали Латинскую империю (1204) и полвека грабили византийские города "во имя славы Божией".

Исторический парадокс: демонтаж православной Восточной Римской империи содействовал культурному росту католического Запада вообще и "Священной Римской империи германской нации" в частности. Европейский Ренессанс XIII-XV вв. многим обязан столь оболганному византивизму. Латинская империя продержалась недолго, пав под ударами воспрянувших духом византийцев (1261). Но и они не устояли под напором турок-османов и балканских славян. Константинополь попал в руки мусульман (1453). Перед падением "второго Рима" новые византийцы-константинопольские философы и филологи, теологи и купцы, перевезли в Рим и Флоренцию, в Геную и Венецию немало ценностей духовной и материальной культуры античности и византивизма.

Идея дихотомии Запада и Востока - не слишком давняя. Греки и римляне не знали ее и не считали себя носителями какой-то особенной "мудрости Запада"; они ценили мудрость, как таковую. Они отделяли себя не от Востока, а от варваров, принимая Восток за чисто географическое, а не культурно-социальное понятие.

Дихотомия Запад - Восток возникла много позже. Реальное различие социальных моделей, техническое превосходство промышленно-торговой Европы стимулировали ее закрепление в общественной психологии. Идея "бремени белого человека" стала элементом социальной психологии конкистадоров и колонизаторов. Афоризм Редьярда Киплинга "Запад есть Запад, а Восток есть Восток, и пути их никогда не сойдутся" подытожил случившееся.

Средневековье. Возрождение. Просвещение

Западная философия, утверждает Рассел, - логическое продолжение античной философии: "Все, что есть лучшего в интеллектуальной основе Западной цивилизации, восходит к традиции Древней Греции". Полагаем, что в названной "интеллектуальной традиции" есть кое-что не восходящее к грекам. Немало из "лучшего" открыто европейскими умами независимо от греков, вполне самостоятельно. В этом "лучшем" есть интеллектуальное постижение, которое никак не может быть сведено "к традиции Древней Греции" уже потому, что греки были далеки от этих постижений, не готовы ни выдвинуть идей этого рода, ни даже постичь их. Каждая эпоха имеет свои пределы возможностей и свои возможности интеллектуальных новаций. Еще Шпенглер заметил, что европейская цивилизация многим обязана грекам, но она не греческая, а европейская. Европейская культура возникает после 1000 г. До 1000 г., утверждал Шпенглер, на обширных пространствах Европы царил полуварварский феодально-дружинный хаос. Жесткая датировка Шпенглера уязвима (так, принятие Русью христианства произошло раньше, в 988 г.), но нет сомнения в том, что во второе тысячелетие Европа вступила при первых признаках становления новой цивилизации, отличной от античной.

Рассел и Шпенглер едины в другом. Проблему, так занимавшую впоследствии Мозеса Гесса и Льва Шестова, - Афины или Иерусалим, "Илиада" или Библия - они безоговорочно решают в пользу Афин Аристотеля.

Рассел понимает, что этим решением вопрос о коллизиях между религией и теологией, с одной стороны, и наукой и философией - с другой, не снимается. Новые или, точнее, основательно подзабытые материалы о дискуссиях по этим проблемам в христианстве см. в книге А. В. Карташева "Вселенские соборы" (М.: Республика, 1994). Поэтому он так внимателен к данным о возникновении и прогрессе христианства и христианской нравственности. Другая важнейшая проблема, к которой он обращается в "Мудрости Запада", - христианство. Еще Давид Штраус высказал мысль, что первые христианские общины, создававшие свои евангелия, вышли из иудаистских общин. И те и другие ожидали пришествия Мессии. Бруно Бауэр, оппонент Штрауса, утверждал иное: евангелия - продукт самосознания евангелистов. Рассел также считал, что "примитивное христианство - это фактически реформированный иудаизм, подобно тому как протестантизм был сначала движением за реформы внутри церкви" (католической, естественно). Отход раннехристианских сект от ортодоксального иудаизма нашел сравнительно недавно подтверждение в Палестине, в найденных там так называемых свитках Мертвого моря. Они пролили дополнительный свет на деятельность общин эссеев и других палестинских протестантов, отвергавших как римский диктат, так и сервилизм фарисейской верхушки. Из специальных трудов по истории христианства, опубликованных на русском языке в последние десятилетия, см.: