– Окажи честь, бояриня! Сядь с нами!

Краска залила лицо хозяйки.

– Срам!

Улеб захохотал.

– Вот так! – весело шепнул Кузьма Вольге. – Как парить гостя голой – пожалуйста, а сесть с ним за стол – срам.

– Потому что знает, что после таких застолий бывает, – шепнул в ответ Вольга.

– Гусельники у вас есть, боярин? – спросил Улеб.

– Нету, – с деланным вздохом отозвался Кузьма.

– А пищальники?

– И пищальников.

– А песельники?

– Песельников тоже нету.

– Тогда спой сам!

– Спел бы, княже, – сказал, кланяясь, Кузьма. – Но лучше тебе это не слышать.

– Я люблю охальные песни, – не унимался Улеб. – А бояриня пусть не слушает.

– Я дурно пою. Медведь на ухо наступил.

Улеб снова захотал. Похоже, что эту шутку он слышал впервые.

– Скучно, – пожаловался он, отсмеявшись. – Я люблю, когда на пиру весело. А в вашей стороне, боярин, на пирах весело?

– Очень.

– Гусельники играют?

– И гусельники, и пищальники, и в бубны бьют. Целые оркестры.

Было видно, что про "оркестры" Улеб не понял, но остальное ему понравилось.

– А девки на пиру пляшут?

– Еще как! И все остальные с ними.

– Даже князья?

– Князья бойчее всех. До потолка прыгают. Особенно, когда девки хороши.

– У нас князьям плясать – срам, – вздохнул Улеб. – А я люблю. Раз князь Изяслав созвал дружину на пир после похода, огнищанин его нашел гусельников, пищальников, бубны… Пели песни, гусли играли, а потом девки пришли… Сначала одни плясали, потом мы из-за столов полезли. Что было! – Улеб засмеялся. – Кто кого сгреб…

Вольга бросил испуганный взгляд на Марфушу, но Улеб не продолжил тему. Спросил о другом:

– Речь у вас, бояре, чудная, но похожа на нашу. И сами вы… Как русские люди оказались так далеко? За горами и морем?

Кузьма замялся.

– Это было еще до старого Владимира. Забрели вои в далекую землю и осели на ней. Переженились на местных, детей завели…

– А как ваша сторона зовется?

– Россия.

– Считай, как наша. Хорошо живете?

– По разному. Есть лучшие и худые. Правые и виноватые. Как и здесь.

– Войны у вас есть?

– Есть, княже.

– С соседними сторонами?

– Сейчас между собой.

– Как и у нас, – вздохнул Улеб. – Совсем князья озверели – идут брат на брата. Хуже половцев… А ваши князья богато живут?

– Кто как. У кого много власти – богатый, кого прогнали – бедствует.

– Изгнанный крамолу точит?

– Точит. Собирает дружину, чтоб стол вернуть.

– А бояре?

– Бояре с тем, у кого стол. Тех, кого прогнали, не любят.

Улеб сумрачно кивнул головой, словно говоря: "И у нас так".

– Вас за что прогнали? Убили кого?

– Врагов великого князя.

– Много?

– Пятерых.

– Князь повелел?

– Его люди сказали, что велел. У князя враги дочку украли.

– За выкуп?

– Для позора. Хотя выкуп тоже просили.

– Дочку отбили?

– Отбили.

– Что вас князь не защитил?

– Он далеко был в то время. А другие враги нам дорогу в свою сторону перекрыли.

– И вы обернулись хортами?

– Так, княже.

– Как же дошли? Ты говорил, боярин, что ваша сторона далеко. Что ели?

– Акриды и мед.

– Как Иоанн Креститель?

– Ты хорошо знаешь Писание, княже.

– Братия в монастыре учила. Но где в Поле мед?

– В Поле были только акриды.

– Лжа, боярин. Я помню, какими вас увидел. Голодали?

– Голодали.

– И я, случалось, голодал, – насупился Улеб. – Ох, как тяжко, бывало, бояре! Другой раз лежишь под кустом, дождь тебя поливает, в пустом животе бурчит, холодно, мураши лесные под доспехом бегают, а ты думаешь: за что Господь меня так наказал? Что я, сиротинушка, тут делаю? Нет у меня ни доброго отца, ни ласковой матери, ни любезной сестрицы. Один на белом свете, – Улеб всхлипнул. – Чем я прогневил Господа?

Кузьма подсел ближе и обнял его за плечи.

– Не плачь, княже! Все образуется.

– Как мне не плакать, – пьяно возразил Улеб, – когда моя отчина и дедина сейчас у стрыя? Я там уже десять и четыре года как не был. Видел бы ты, боярин, мой Гомий!

– Я видел.

Улеб отстранился и исподлобья глянул на Кузьму.

– Красивый город на холме. Внизу Сож…

– И вправду видел, – вновь всхлипнул Улеб. – Как там хорошо!

– Воротится Игорь из полона, вернет тебе удел.

– Вас я возьму к себе, – стукнул кулаком по столу Улеб. – С родной стороны вас прогнали, а я возьму. Нет у меня сейчас людей ближе. Ты, боярин, – повернулся он к Вольге, – будешь у меня воеводой – я только саблей тебя владеть подучу, а ты, Кузьма, станешь огнищанином. Будешь всем двором моим управлять. Только, что не воровать! – погрозил он пальцем. – И тиунам не воли не давать!

– Я их вот так! – показал Кузьма кулак.

– Правильно! – мотнул головой Улеб. – Ох, как мы, бояре, запируем. Женю вас на боярских дочках, самых красивых и богатых выберем. Чтоб во! – развел он руки, показывая размер красоты. – Сам женюсь. Может, у Игоря дочку сосватаю. Молода еще, но попрошу князя. Ох, будем пировать! Я песни петь буду. Люблю. Сам сочиню.

– Про поход Игоря?

– И про поход! – Улеб решительно махнул рукой и едва не упал с лавки. Кузьма вовремя поддержал. – Славный был поход. Как мы с зарания, в пяток, потоптали поганые полки половецкие…

– Что? – вскочил Кузьма.

– И повлекли по Полю красных девок половецких… – продолжил Улеб и упал лицом на стол.

– Князь! – толкнул его в плечо Кузьма. – Князь?.. – он растеряно оглянулся на Марфушу. Та решительно подошла к столу.

– Несите его, бояре, в опочивальню. Я покажу куда…

– Феодал хренов! – сказал Кузьма, когда они воротились за стол. – Раскомандовался… Спой ему! Может, и гопака сплясать?!.

– Сам говорил: благодетель! Кто спинку князю парил, пока я на полке мерз?

– Обидели детинушку… Кто на Марфушу пялился?

– Не привык к вашим утехам. Зря ты на Улеба. Он человек образованный. Знает историю, генеалогию, занимался летописанием.

– В юности. А затем четырнадцать лет служил наемником у разных князей. Высококультурное занятие.

– Зачем ты его поил?

– Не отрава! Проспится. Утром рассольчику хлебнет и счастлив будет. Здесь за доблесть считается на пиру рога в землю воткнуть…

– Как будто у нас иначе.

– Не забыл еще?

– Вспоминать некогда. После того, как старик нас оборотил, и тебя в Путивль увезли, меня Улеб забрал. Подучил… Раньше лошадь я издалека видел. Ну, там копье, щит… Как нападать, как отбивать удары… Курс молодого бойца. Здесь народ приметливый – меч у меня сразу забрали. Чтобы себя ненароком не поранил… Кистень одобрили.

– Разбоем в детстве баловался?

– В секцию карате ходил. Мода в те годы была: кричали "ки-й-а!" по подвалам. С нунчаками баловались. Тот же кистень, только легче. В спецназе меня кое-чему учили. После тренировок руки вспомнили…

– Много половцев убил?

– Шестерых. Седьмого мне приписывают. Хана Василько зарезал.

– Сам еще не научился?

– Чего цепляешься?

– Непривычно. Преподаватель университета, кандидат наук, человек образованный, можно сказать – культурный, бродит по дорогам с кистенем, аки тать, и губит напропалую души половецкие. Пусть языческие, не крещеные, но все равно…

– Чего их жалеть? Все равно мертвые – восемь веков прошло.

– Это когда мы с тобой в двадцать первом веке. Но мы здесь. А как самого убьют?

– Как меня могут убить в двенадцатом веке, если я родился в двадцатом?

– Парадоксы любишь? Я тебя в бане не зря осматривал. Как человек из двенадцатого века может посадить синяк тому, кто по твоей теории еще не родился? Кроме того, они живые люди. Радуются, плачут, стонут от боли…

– Не знаю, Кузьма, – вздохнул Вольга. – Если откровенно, то и думать не хочу. Все мои предки были военными, отец хотел, чтоб я пошел в офицерское училище. А меня, дурака, на историю потянуло. Какой из меня ученый? Сдуру нашел древний клад, сдуру прославился, по недоразумению защитил кандидатскую диссертацию. Учил студентов, в чем сам едва разбираюсь. Отец прав. Здесь мои знания не нужны. О своей истории они знают больше, чем все наши академики вместе взятые. Они в ней живут. Если я могу быть здесь полезным, махая кистенем, то я буду им махать. И еще… Я вдруг понял, что мне нравится. Воевать, командовать людьми… Огромное удовольствие доставляет перехитрить врага, внезапно напасть на него, уничтожить. Взять добычу. Вот! – Вольга поднял обе руки, показывая браслеты, – один был золотой, другой серебряный. – Не только и даже не столько для красоты. Серебряный в любой момент можно поменять на лошадь, золотой – на две. Все свое носишь с собой. Просто и функционально.