Ленин подчеркивает: «Не дело социалистов помогать более молодому и сильному разбойнику (Германии) грабить более старых и обожравшихся разбойников. Социалисты должны воспользоваться борьбой между разбойниками, чтобы свергнуть всех их»[4] .
Ценные указания в Швейцарии отданы, только массы в России узнали о них много позднее. Связь была затруднена.
В первые месяцы вал шовинистического угара взметнулся до небес. Гребень его нес грязную пену – людей, лично заинтересованных в войне по меркантильным или карьеристским соображениям, но могучее движение вовлекло достаточно широкие слои. На борьбу с врагом поднимались кристально честные, особенно идеалистически настроенная молодежь, рвавшаяся пролить кровь за Отечество. Биограф маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского рассказывает нам о юности своего героя: «Наверное, детское сердце его наивно вбирало ура-патриотические лозунги о могуществе матушки России. А было лето 1914 года, началась война с Германией. На станции Одесса-товарная, где мальчик после ухода из магазина одесского купца помогал чем мог,своему дяде весовщику, совсем рядом грузились военные эшелоны. Стало быть, рядом была мечта. И уже совершенно логичен шаг — забраться в пустой вагон отправляющегося на фронт эшелона и уехать «зайцем» на войну». В шестнадцать мальчишеских лет рядовой пулеметной команды. Без тени сомнения под знаменами императорской армии ушли на боевые позиции скорняк Г.К.. Жуков, приказчик А.В. Горбатов…
Как могло быть иначе? Царский генерал-лейтенант Н.Н. Головин, профессор, после революции эмигрант, издал в изгнании ряд книг, в которых попытался воссоздать картину той войны. Давая характеристику русского патриотизма в горячке начала войны, он написал:
« Эта борьба началась из необходимости защищать право на существование единокровного и единоверного сербского народа. Это чувство отнюдь не представляло собой того «панславизма», о котором любил упоминать кайзер Вильгельм, толкая австрийцев на окончательное поглощение сербов. Это было сочувствие к обиженному младшему брату. Веками воспитывалось это чувство в русском народе, который за освобождение славян вел длинный ряд войн с турками. Рассказы рядовых участников в различных походах этой вековой борьбы передавались из поколения в поколение и служили одной из любимых тем для собеседования деревенских политиков. Они приучили к чувству своего рода национального рыцарства. Это чувство защитника обиженных славянских народов нашло свое выражение в слове «братушка», которым наши солдаты окрестили во время освободительных войн болгар и сербов и которое так и перешло в народ. Теперь вместо турок немцы грозили уничтожением сербам – и те же немцы напали на нас. Связь обоих этих актов была совершенно ясна здравому смыслу нашего народа».
Реконструировать прошлое с достаточной степенью точности безумно трудно, но полезными вехами на этом пути могут быть рассказы забытых людей в забытых книгах. Они были современниками и в меру своих сил передали биение пульса той эпохи, дали срез настроений обычного человека, не претендовавшего на большее, чем занести свои впечатления на бумагу. К нашему времени страницы изданных тогда книг пожухли, но психология, по крайней мере авторов, видна, хотя они, понятно, не могли поставить пережитое в связь с дальнейшими событиями, потрясшими Россию.
… Манифест об объявлении войны застиг 27-ю пехотную дивизию, вскоре прогремевшую своими подвигами, в Восточной Пруссии,в лагерях Виленской губернии. Мобилизация прошла быстро и спокойно. Полки пополнились по штатам военного времени. Сверх штата прибыло много тех, кто по праву составлял золотой фонд армии, – запасных унтер-офицеров, часто с георгиевскими крестами и медалями за японскую войну. За отсутствием вакансий старших унтер-офицеров назначали вместо взвода на отделение, а немало младших унтер-офицеров встали в строй рядовыми. Так было повсеместно, не только в 27-й дивизии. В иных ротах в рядовых ходило до двух десятков закаленных в японской войне и на службе унтер-офицеров. Фатальная ошибка, порожденная желанием выступить немедленно во всеоружии! Они и разделили судьбу рядовых — легли в первых боях. У противника была иная практика — значительная часть кадрового унтер-офицерского состава осталась в тылу для подготовки развертывавшейся армии.
В руках тех самых офицеров, очерненных АН. Куприным в «Поединке», оказалась грозная сила армии, собиравшейся в бой. Опостылевшая мирная жизнь забыта, впереди война – цель жизни офицера. Переживания командного состава не были сложными. Командир роты 106-го Уфимского полка капитан А.Л. Успенский (естественно, монархист) размышлял: «Главное не опозориться, не осрамиться со своей ротой, а умереть – все равно — суждено только один раз, и, ведь так красиво умереть за Родину на поле брани! «Нет больше сея любви, как душу свою положить за други своя», ведь именно эта евангельская фраза самого Иисуса Христа (Ин., .15:13 – Н.Я.) была написана на стене в моей 16-й роте, вокруг киота с ротным образом! А на этом образе изображен был св. первомученник архидиакон Стефан, убитый разъяренной толпой язычников за свою проповедь о Христе и, значит, первым положивший душу свою за Самого Христа!».
Надо думать, религиозный багаж ротного и вверенных ему солдат был не тяжел. Не шел дальше наставлений священника о «взгляде православного сына церкви на дозволительность войны», подкрепленного «указаниями из слова Божия» на этот счет. А рассуждения там предельно просты: на силу – сила. Безрассудно не бороться со злом, ибо тогда зло победит добро. Все дело в том, чтобы не противиться злу злом. Да и что углубляться в раздумья, когда апостол Павел сказал .«Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного». (1. Тим., 5:8.)
От мыслей возвышенно-религиозных к делам земным — полк завершал подготовку к выступлению. И вот настал День, на площади в Вильно выстроился «покоем» для напутственного «на брань» молебна 106-й Уфимский полк. 3500 штыков, при пуле-
метной команде (8 пулеметов), роте службы связи. Команда: «Смирно! Под знамя слушай на караул!» Блеск шашек и штыков, свышевековое знамя (пожалованное в 1811 году) качнулось и застыло перед знаменной ротой. Солдаты в полном походном снаряжении замерли.