Космические корабли хозяев планеты выглядели совершенно иначе. Все попытки найти на планете хотя бы следы металла, из которого отлит памятник, ни к чему не привели. Неужели это громадное сооружение дело рук крысо-людей? И что может означать странный барельеф на пьедестале из чередующихся октаэдров и шаров?

Нигде в раскопках этот мотив больше не повторяется.

Размышления Доктора были прерваны скрежетом гусениц. Вездеход наклонился на бок. Доктор попытался открыть дверцу, но она оказалась прижатой к подножию памятника.

Ничего не оставалось другого, как выбираться наружу через верхний люк вездехода.

Оказалось, что правая гусеница целиком ушла в глубокий провал серого грунта. Полузасыпанные сиреневой пылью ступени подземного хода терялись во мраке подземелья…

— Не понимаю, что творится с Доктором, — сказал Геолог, заколачивая гвоздями ящик с минералами, — почему он нас избегает?

— Обычная история. Он чувствует себя виноватым в задержке отлета, но ничего не может сделать в доказательство своей правоты. Мы зря потратили сто двадцать дней. Теперь, по его милости, мы должны пожертвовать всеми добытыми экспонатами. Полет сейчас потребует значительно больше горючего, чем три месяца назад. Придется использовать для «Метеора» топливо грузовой ракеты.

Не могу простить себе, что так легко поддался вашим уговорам!

— Может быть, все-таки поговорить с ним?

— Не стоит. Хочет жить один в своей лаборатории, пусть живет.

Скоро одумается. Кстати, вот он кажется идет с повинной.

Автоматические двери станции мягко раскрылись и вновь захлопнулись за спиной Доктора.

— Вы были правы, Командир, — сказал он со смущенной улыбкой. — Все было так, как вы предполагали. Именно вторжение из космоса.

— Очень рад, что для этого вам понадобилось сто двадцать дней, а не все шесть месяцев. Что же вас в конце концов убедило?

— Поедем к памятнику. Я вам все покажу…

— Вот здесь, — сказал Доктор, открывая бронированные двери подземелья, некогда разыгралась одна из величайших битв во вселенной, битва за спасение древнейшей цивилизации космоса. А вот то, что удалось восстановить из истории этой битвы.

В небольшом стеклянном ящике прыгало маленькое мерзкое существо, покрытое глянцевитой кожей. Жирное туловище венчалось головой, очень похожей на крысиную. Это была уменьшенная копия экспоната, хранившегося в саркофаге, но передвигающаяся на четырех ногах. Сверкающие красные глазки со злобой глядели на вошедших.

— Где вы его раздобыли?

Голос Командира был непривычно хриплым.

— Привез с Земли. Еще недавно оно было обыкновенной морской свинкой, пока я не заразил его найденным здесь вирусом.

Доктор подошел к столу и показал на один из запаянных стеклянных сосудов:

— Вирус, имеющий форму октаэдра. Я его исследовал самым тщательным образом. Попав в организм, он меняет все: структуру клеток, внешний облик и, наконец, психику. Он заставляет организм перестраиваться по образу, зашифрованному в цепочке нуклеиновых кислот, хранящейся в этом октаэдре. Кто знает, из каких глубин космоса попала сюда эта мерзость?! Теперь нужно уничтожить содержимое колб заодно с этим зверьком.

— Вы считаете, что вся история деградации хозяев планеты была попросту эпидемическим заболеванием? — спросил Геолог, не отрывая взгляда от ящика.

— Безусловно. Вероятно, не больше чем за два поколения окончательно сформировался тип крысо-людей.

— Кто же тогда их вылечил?

— Те, кому воздвигнут памятник, неизвестные пришельцы из космоса.

Здесь, в подземелье, тайком от крысо-людей, потерявших все человеческое, каждую минуту рискуя заразиться, они искали способ победы над эпидемией, и это им удалось. Может быть, изображения шаров на пьедестале памятника, чередующихся с октаэдрами, это символы разработанного ими антивируса. К сожалению, никаких следов этого антивируса обнаружить не удалось.

— Что же было дальше?

— Об этом можно только строить догадки. Может быть, было то, о чем говорил Командир. Неизбежная старость планеты вызвала переселение возрожденного человечества в другую часть Галактики.

— Я перед вами очень виноват, — сказал Командир, подходя к Доктору. Надеюсь, что вы меня простите. А сейчас — за работу. Через три дня — старт на Землю.

Протянутая рука Командира повисла в воздухе.

— Старт будет через два месяца, как условлено, — сказал Доктор, пряча руку за спину. — Два месяца карантина, пока выяснится, что я не заразился этой штукой. А пока ко мне нельзя прикасаться.

По установившейся традиции мы собрались в этот день у старого Космонавта. Сорок лет тому назад мы подписали ему первую путевку в космос, и, несмотря на то что мы оставались на Земле, а он каждый раз улетал все дальше и дальше, тысячи общих интересов по работе связали нас дружбой, крепнувшей с каждым годом.

В этот день мы праздновали сорокалетие нашей первой победы. Как всегда, мы предавались воспоминаниям и обсуждали наши планы. Пожалуй, не стоит скрывать, что с каждым прошедшим годом воспоминаний становилось все больше, а планов… Впрочем, я несколько отвлекся от темы.

Мы только что закончили спор о парадоксах времени и находились еще в том возбужденном состоянии, в котором бывают спорщики, когда все аргументы уже исчерпаны и каждый остался при своем мнении.

— Я считаю, — сказал Конструктор, — что время, текущее в обратном направлении, так же выдумано математиками, как космонавтами миф о неедяках.

Степень достоверности примерно одинакова.

В глазах Космонавта блеснули знакомые мне насмешливые огоньки.

— Вы ошибаетесь, — сказал он, наполняя наши бокалы, — я сам видел неедяк, да и само название тоже придумано мною. Могу рассказать, как это произошло.

Это случилось тридцать лет назад, когда мы только начали осваивать Большой космос. Летали мы тогда на допотопных аннигиляционных двигателях, доставлявших нам уйму хлопот. Мы находились на расстоянии нескольких парсеков от Земли, когда выяснилось, что фотонный ускоритель нуждается в срочном ремонте. Корабль шел в поясе мощной радиации, и о том, чтобы выйти из кабины, снабженной надежной системой биологической защиты, нечего было и думать.

Выручить нас могла только посадка на планете, обладающей хоть какой-нибудь атмосферой, способной ослабить жесткое излучение.

К счастью, такая возможность скоро представилась. Наш радиотелескоп обнаружил прямо по курсу небольшую систему, состоящую из центрального светила и двух планет. Можете представить себе нашу радость, когда приборы зафиксировали на одной из этих планет атмосферу, содержащую кислород.

Теперь уже нами руководило не только стремление поскорее исправить повреждение, но и азарт исследователей, хорошо знакомый всем, кто когда-либо в космосе обнаруживал условия, пригодные для возникновения жизни.

Вы хорошо знаете наши старенькие корабли. Молодежь их сейчас считает просто смешными, но я о них вспоминаю с сожалением. Они не имели того комфорта, которыми обладают современные лайнеры, и команда на них была смехотворно малочисленной, но для разведки космоса они, по-моему, были незаменимы. Они не нуждались в космических посадочных станциях и, что самое главное, легко конвертировались в ракетопланы, обладающие прекрасными маневренными качествами.

Наш экипаж состоял из Геолога, Доктора и меня, исполнявшего обязанности командира, штурмана и бортмеханика. Четвертым членом экипажа был мой старый космический товарищ — спаниель Руслан.

Мы с трудом сдерживали охватившее нас нетерпение, когда на экране телевизора замелькали облака, скрывавшие поверхность таинственной планеты.

Кое-что о ней мы уже знали. Ее масса била близка к земной, а период обращения вокруг центрального светила равен времени оборота вокруг собственной оси. Таким образом, она, наподобие Луны, всегда обращена к своему солнцу только одной стороной. Ее атмосфера состоит из 20 % кислорода, 70 % азота и 10 % аргона. Такой состав атмосферы избавлял нас от необходимости работать в скафандрах.