Потом начнут мутить воду радиолокаторщики. Они всегда мутят воду потому, что у них что-то не клеится. Они будут утверждать, что регуляторы дизель-генераторов не поддерживают заданную частоту. С такими регуляторами их тонкая техника работать не может.

А тут еще вас начнут донимать собственные неприятности. При проходе узкостей заест блокировка, и вы не сможете вовремя выполнить команду с мостика. Затем обнаружится, что идеально отрегулированные давления сгорания по цилиндрам проявляют тенденцию к разброду и шатанию, вы будете под скептическими взглядами членов комиссии лихорадочно менять форсунки.

Но самое ужасное — это то, что появится течь масла из кормового уплотнения коленчатого вала. Она всегда появляется потому, что ее почти невозможно устранить во время сдачи. Как только будут обнаружены первые капли масла, члены комиссии начнут слетаться на них, как мухи на мед.

К концу второго дня испытаний вы потеряете голос и начнете изъясняться жестами, скорее вразумительными, чем пристойными.

За всю свою жизнь я знал только одного сдатчика дизелей, не терявшего голоса и присутствия духа до конца испытаний. Он безвыходно находился у себя в каюте и на все претензии отвечал одной и той же фразой: "Люди, я вас любил". В его устах эти прекрасные слова приобретали совсем иной смысл.

Рано или поздно его оставляли в покое, и возникающие недоразумения улаживались сами собой. Потом оказалось, что у него была злокачественная опухоль мозга, и он вскоре умер. Жаль. Очень хороший был сдатчик, хотя и не без странностей.

Не обращайте внимания на интриги радиолокаторщиков. Все равно их россказням о гуляющей частоте никто не верит. Все знают, что радиолокатор — это такая вещь, которую голыми руками не возьмешь.

Однажды на испытаниях мы определяли радиус циркуляции корабля. Это радиус окружности, описываемой кораблем при руле, положенном на борт.

Каждому капитану необходимо знать циркуляцию своего судна, чтобы потом давать объяснения аварийной комиссии о причинах, вызвавших столкновение. В море была спущена шлюпка с радиоотражателем, и корабль начал описывать вокруг нее циркуляцию. Радиус определяли по локатору. Когда маневр закончился, на мостике появился бледный штурман и крикнул вниз, чтобы кто-нибудь принес ему из аптечки валериановых капель. Ему первый раз приходилось плавать на корабле, описывающем циркуляцию с радиусом сорок километров. В приемном акте записали, что радиус циркуляции равен двумстам тридцати шести метрам. Эта величина была определена на глаз капитаном и всех устраивала.

Один раз, после определения радиуса циркуляции, шлюпку с отражателем не подняли на борт, а взяли на буксир, пока не приведут в порядок подъемное устройство. Находившийся в шлюпке помощник сдатчика радиолокаторов, как всегда, спал. Спустя некоторое время кто-то обнаружил, что шлюпка буксируется вверх килем. Сыграли тревогу "Человек за бортом". Это был, пожалуй, единственный случай, когда не сработали колокола громкого боя.

Правда, после того как была устранена неисправность, они отлично звонили в течение сорока минут, и так как поднятый ими шум мешал электрикам соображать, почему они звонят, пришлось обесточить всю линию.

Нет, он не утонул, так как держался за шлюпку. Когда его вытащили, он сразу сел писать акт на списание казенных сапог, которые ему пришлось снять в воде, хотя все видели, что он садился в шлюпку в тапочках.

Я не люблю радиолокаторщиков, хотя допускаю, что и среди них попадаются хорошие люди.

Кроме радиолокаторов, в ходовой рубке имеется еще куча приборов:

гирокомпас, магнитный компас, радиопеленгатор, эхолот, курсограф, радиотелефон дальнего действия, радиотелефон ближнего действия и прочие. Я просто не понимаю, как я когда-то доверял свою жизнь штурманам, не имевшим за душой ничего, кроме компаса и старенького секстана. Страшно подумать, что с такими техническими средствами они еще имели наглость плавать чуть ли не вокруг всего земного шара.

Так мы же с вами и говорим об испытании дизелей! Ну, хорошо, хорошо, постараюсь не отвлекаться.

Кроме сдаточной команды, на судне присутствует штатная команда.

Это те, в чьи руки передадут корабль после подписания приемного акта. Это они будут водить его по всем морям и океанам от Кейптауна до Чукотки, снабжать топливом антарктические экспедиции и возить дальневосточных крабов из Владивостока в Сан-Франциско. Они обожжены солнцем тропиков и закалены суровыми буднями арктических плаваний. Однако, если не хотите развеять очарование, навеянное их профессией, не спрашивайте их ни о чем. Они плохие рассказчики. Они могут рассказать кучу мелких историй, но ничего серьезного вы от них не услышите.

Однажды на Сахалине мой сосед по комнате в гостинице, главный бухгалтер управления флота, рассказал мне об одной сельдяной экспедиции, попавшей в Беринговом море в жесточайший шторм. Рассказчик он был превосходный, и я ясно представлял себе маленькие суденышки, черпающие дымовыми трубами воду; обледеневшие палубы; людей, скалывающих лед, держащихся за протянутые леера, полузадохшихся от обрушивающихся на них волн, и моториста, ныряющего в ледяную воду, чтобы выяснить причину течи, угрожающей гибелью судну и команде.

Я интересовался подробностями и был очень рад, когда мне удалось встретиться с одним из флагманов этой экспедиции. Мы выпили…

Неважно, сколько мы выпили, но единственное, что мне удалось из него вытянуть за целый вечер, это то, что "по линии шторма стоял вопрос о гибели двух судов".

Нарисованная моим воображением яркая картина сразу поблекла.

Моряки — плохие рассказчики, и если вам придется услышать от кого-нибудь истории о штормах, льдах, выжимающих судно и кладущих его на борт, или пожарах в океане, будьте уверены, что бард, повествующий об этом с таким искусством, при сем не присутствовал. В море все бывает, но моряки не любят рассказывать о таких вещах.

Навсегда ушел в прошлое бичкомер — нигде не плавающий моряк, живущий подаяниями, перепадающими ему на судах, и начиненный всевозможными историями. Нынче бичей на флоте не жалуют. Но я помню время, когда в южных портах можно было наблюдать такую картину.

У стоящего под погрузкой парохода вырастает тощая фигура с персональной лопатой в руках. Некоторое время фигура, опершись на лопату, критически взирает на пароход, мысленно оценивая все статьи лошади, на которую она делает последнюю ставку. Потом, сунув лопату под мышку, она приставляет ладони рупором ко рту и кричит:

— На шипе! Я уже хочу видеть вашего кепа.

После появления на палубе капитана происходит следующий диалог:

— Кеп, тебе нужен тррропический кочегаррр?

— Какой ты, к черту, кочегар? Одни кости!

— А кожу ты не считаешь?

— Иди продай свою кожу на барабан.

— Ну хорошо, что ты меня не взял. Я бы тебе наработал!

С какими только типами тогда не приходилось встречаться на море.

Однажды я должен был принять дела у механика небольшого теплохода. Встретил он меня с распростертыми объятиями.

— Пойдем, родной, ко мне в каюту, — сказал он ласково. — Там у меня есть пара капель нектара, и нам никто не помешает подписать приемо-сдаточный акт.

Я робко заметил, что перед подписанием акта хотел бы посмотреть машину.

— Посмотреть машину? — удивился этот видавший виды укротитель механизмов. — А зачем ее смотреть? Она ведь железная.

Когда же ему стало ясно, что речь идет не только о наружном осмотре железной машины, а даже о ревизии чугунных поршней, его лицо выразило отвращение.

— Моторист! — закричал он вниз. — Покажи этому дикарю поршни, он их никогда не видел!

К сожалению, акта я не подписал. Поршни оказались в таком состоянии, что всякая попытка пуска двигателя могла расцениваться как внесение горящего факела в бочку с порохом. Таких поршней я действительно до этого не видел.

Нужно учитывать, что я тогда был еще очень молод.

Извините, я невольно немного отвлекся. Если память мне не изменяет, мы говорили о том, что на корабле присутствует штатная команда, в руки которой его передадут после подписания приемного акта. Они вежливы и немногословны, но их блокноты когда-нибудь доведут ответственного сдатчика корабля до инфаркта. Они предъявят свои замечания в конце испытаний.