Густые хлопья замели.
Как сыпал снег!
Как солнце жгло,
Когда на дальней ферме вновь
Нас ждали ведра и коровы,
Луга и песни - и порою
Неосторожная любовь!
Как солнце жгло!
Перевод М. Фрейдкина
ЛИШЬ ТАМ, НА НЕБЕСАХ
"Лишь там, на небесах,
Ждет встреча нас!"
Мы говорим в слезах
В прощальный час.
Но, встретившись опять
Чрез годы в суете,
Смешно нам вспоминать
Страданья те.
Мы больше не грустим
О прежних временах
И встретиться хотим,
Но... на словах.
Перевод В. Лунина
СТОЯ У КАМИНА
(Г. M. М., 1873)
Горячий воск по свечке льется, льется.
(Как с саваном его наплывы схожи!)
Истец, притронувшись к свече, клянется,
И я ее касаюсь пальцем тоже.
Ночь. Для меня она вдвойне темна,
Хотя могла бы озариться светом,
А душу ледянящая зима
Стать солнечным, тепло дарящим летом.
Все кончено. Все затянулось тенью
И небо, и тем более земля.
Так дай же мне излить свое смятенье,
Пока еще мы живы - ты и я.
Никем ты не была принуждена
Ты добровольно мне тепло дарила.
Так чем же ты теперь удивлена?
То небом суждено, что с нами было.
Последнее ты мне швырнула слово...
Но отвечать тебе уж нету силы,
И оттого молчу: с тобою снова
Нам быть лишь по ту сторону могилы.
Свисают складки смертного покрова
Со свечки, мое сердце растревожа...
Клянусь и я, надеть его готовый,
Оплывший воск вминая пальцем тоже.
Перевод В. Лунина
ТОТ ПОЦЕЛУЙ В НОЧИ
Ты помнишь - тогда?..
Скажи же, что да!
Тогда ты ушла в непроглядную ночь,
Исполненная нетерпенья,
Из дома, забытого в чаще лесной,
И вот, с ощущеньем внезапной утраты
Ничто не вернуть, ничему не помочь
Я вышел и поцеловал виновато
Воздух
Той тьмы беззвездной,
А ты между тем у калитки ждала...
И вдруг, в темноте, по щеке - дуновенье,
Лицо твое тронуло жаркой волной...
Но я целовал этот воздух, не зная,
Что ты у калитки, так близко, была...
Да, я целовал тебя, лишь вспоминая!
Ты помнишь - тогда?..
Скажи же, что да!
Перевод Г. Русакова
В КАНУН КРЕЩЕНЬЯ
"Кто ж так в канун Крещенья
Грустит, в канун Крещенья?
Кто ж так в канун Крещенья
Грустит и слезы льет?"
"Да, мне сегодня грустно.
Не скрою: очень грустно.
Без той мне нынче грустно,
Что больше не придет".
"Но почему сегодня
Ты так грустишь, сегодня,
Когда весь люд сегодня
И пляшет и поет?"
"Ах, и она плясала!
Пленяя всех, плясала.
Ах, так она плясала,
Что прочие не в счет.
Мы жгли в ту ночь омелу.
Плющ, остролист, омелу.
В ту ночь мы жгли омелу,
Как весь честной народ.
В огне пылали ветки,
Горели с треском ветки,
В огне трещали ветки
Она сидит и ждет.
Вдруг входит он и молвит,
Спокойно так ей молвит:
Корабль отходит, - молвит,
Едва заря взойдет.
Я жду - ведь ты клялась мне,
Ведь ты сама клялась мне,
Уплыть со мной клялась мне
Иль я уже не тот?
Его глаза сверкают,
Как молнии сверкают.
Глаза его сверкают
О как их пламя жжет!
И словно бы готова,
Давно уже готова
За ним идти готова,
Куда он поведет.
Она от нас ушла с ним,
Взяв за руку, ушла с ним.
А снег (она ушла с ним!)
Ночь сыпал напролет.
И догорели листья,
Колючие те листья.
Дотла сгорели листья...
Кто нам ее вернет?..
Спустя два года снова,
В ночь на Крещенье снова,
Мы здесь сидели снова,
Грустя о ней - и вот
Раскрылась дверь без стука,
И прямо к нам без стука
Она идет без стука,
Бледна, как тень, идет.
А на руках ребенка
Несет она, ребенка.
Баюкает ребенка,
Качая взад-вперед.
Мы все прочли во взгляде.
Без слов прочли во взгляде,
В ее печальном взгляде,
Поблекшем от невзгод.
Весной она исчезла,
Куда-то вновь исчезла.
И раз уж вновь исчезла,
То больше не придет.
А мы все жжем омелу.
Плющ, остролист, омелу,
Мы снова жжем омелу,
Как весь честной народ".
Перевод М. Фрейдкина
ТРЕВОГА ОЖИДАНИЯ
Клейкая влажность над всем висит, как лоскут,
Рыхлою акварелью поля текут.
Окружность неба чуть по краям светла
Крышку взяли не ту - потонула, потом всплыла.
Там, за морем, которое глухо ревет,
С тревогой на сердце она меня ждет.
За нами следит из укрытья наш общий враг
Будет убит, кто сделает встречный шаг.
Но это вряд ли произойдет...
Ждет ли нас встреча или совсем не ждет,
Будет небо такое же, как теперь,
Будет бездна глухо стонать, как зверь.
Перевод А. Шараповой
УСЛЫШАННОЕ НА ОТКРЫТИИ ЦЕРКВИ
Епископ на кафедре, им обновленной, стоит,
И, текст барабаня, рассеянным взглядом скользит
По лицам, приделам, по новому остову крыши,
По аркам и камню расписанных плит.
"Да, он! - кто-то шепчет. - Ведь я его слышал
Мальчишкой! Была тогда, помнится, мода:
Вечерние проповеди для народа,
По будням. Новое дело для нас...
И чистая публика шла поглазеть, не чинясь.
Неделю на чтенье тому, кто попросит, давали.
Такие, скажу вам, порой златоусты бывали!
А этот - из лучших, так все признавали.
Один мне запомнился... Невероятный успех!
И не из речистых, а попросту искренней всех.
Начнет говорить - и, бывало, вся суть открывалась...
Занятно бы знать, что сегодня с ним сталось".
"Ну да, вспоминаю... И вправду он был нехитер:
Любовь, состраданье... Всегда об одном разговор!
В викариях ходит чудак до сих пор".
Перевод Г. Русакова
В КОЛОДКАХ В УЭЗЕРБЕРИ
(1850)
"Сижу в колодках. Ночь.
Двенадцать на часах.
Уж лучше бы мне быть
Сейчас на небесах!
Шаги... Не грежу ль я?
Меня ты не забыла!
Софи, любовь моя,
Я снова полон силы,
Я вновь... Но кто же тут?
Ах, мама, это ты...
Напрасно верил я,
Что оживут мечты..."
"Все ждешь ее, глупец!
Так знай. Она сказала:
В колодках от него
Теперь мне толку мало.
Она ушла на танцы
И не придет назад.
Тебя с другим забыла,
Так люди говорят.
Не думай, Джим, о ней,
Ее не стоит ждать.
Ведь о таком, как ты,