«Альмейра. Казалось, напали на след З.Р. Ошибка, поиски прекращены».

«Вновь найден корреспондент Г.В.5. Связались группой К.З., между Катанией и Сиракузами. Дальнейшее сообщим».

«Установлено прохождение Т.К.7 мимо Мандераджо, Ла-Валлетты, Мальты».

«Кирене. Ждём новых распоряжений. Эскадра Антек готова. Электро-3 стоит под парами днём и ночью».

«Р.О.3. Впоследствии умер каторге. Оба исчезли».

Или вот ещё телеграмма, где применено условное цифровое обозначение:

«2117. Сарк. Бывший деловой посредник. Предприятия Торонт. Прервал связь с африканским Триполи».

А с «Саварены» на большинство этих телеграмм отправлялся один и тот же ответ:

«Продолжать розыски. Не жалеть ни сил, ни средств. Шлите новые данные».

Шёл усиленный обмен какими-то непонятными посланиями, которые, казалось, являлись результатом наблюдения за всем бассейном Средиземного моря. Следовательно, доктор далеко не такой праздный человек, за какого он себя выдаёт! Об этой своеобразной переписке, конечно, не могла не узнать широкая публика, хотя телеграфные чиновники обязаны соблюдать профессиональную тайну. И это ещё больше привлекало всеобщее внимание к таинственному незнакомцу.

Среди лиц, принадлежавших к высшему рагузскому обществу, одним из самых любопытствующих был Силас Торонталь. Как уже говорилось, бывший триестский банкир встретил доктора Антекирта на гравозской набережной несколько минут спустя после прибытия «Саварены». Эта встреча вызвала у одного из них чувство крайнего отвращения, а у другого возбудила не менее острый интерес. Но до последнего времени банкиру так и не удавалось удовлетворить своё любопытство.

Говоря по правде, доктор произвёл на Силаса Торонталя какое-то совершенно особенное впечатление, определить которое он не мог бы и сам. Инкогнито, так тщательно соблюдаемое доктором, слухи, носившиеся в Рагузе на его счёт, трудность получить у него аудиенцию — все это внушало банкиру острое желание ещё раз повидаться с ним. С этой целью банкир несколько раз приезжал в Гравозу. Стоя на набережной, он подолгу смотрел на яхту и сгорал от желания попасть на её борт. Дело дошло до того, что однажды он приказал отвезти себя к яхте, но услыхал от вахтенного лишь неизменное:

— Доктор Антекирт не принимает.

И Силас Торонталь находился в состоянии какого-то постоянного раздражения, видя, что ему никак не удаётся преодолеть препятствие.

Тогда банкир решил установить за доктором слежку на свой собственный счёт. Надёжному сыщику было дано поручение следить за каждым шагом таинственного иностранца, даже если он будет разъезжать только по Гравозе и её окрестностям.

Судите же сами, в какую страшную тревогу повергло Силаса Торонталя известие, что старик Борик беседовал с доктором и что на другой день доктор посетил госпожу Батори!

«Кто же этот человек?» — думал банкир.

Но чего же было опасаться банкиру в его теперешнем положении? За истёкшие пятнадцать лет ни одна из его тёмных проделок не обнаружилась. Однако всё, что касалось семей тех, кого он предал и продал, всегда беспокоило его. Раскаяние было ему чуждо, зато страх не раз овладевал им, и шаги, предпринятые таинственным незнакомцем, обладавшим страшным могуществом благодаря своей славе и богатству, не могли не тревожить его.

— Кто же этот человек? — твердил он. — Зачем ездил он в Рагузу к госпоже Батори? Вызвала ли она его в качестве врача? Словом, что может быть между ними общего?

Он не находил ответа на этот вопрос. Правда, Силас Торонталь немного успокоился, когда ему стало достоверно известно, что незнакомец больше не приезжал к госпоже Батори.

Но это отнюдь не поколебало решения банкира во что бы то ни стало познакомиться с доктором; наоборот, желание это разгорелось в нём ещё сильнее. Эта мысль не давала ему покоя ни днём, ни ночью. Такому положению надо было положить конец. Вследствие странной иллюзии, которой нередко бывает подвержен чересчур возбуждённый мозг, банкир воображал, что стоит ему вновь увидеться с доктором, поговорить с ним, узнать о цели его прибытия в Гравозу, — и он сразу же успокоится. Поэтому он всячески искал случая где-нибудь встретиться с ним.

И вдруг банкиру показалось, что случай этот подвернулся.

Госпожа Торонталь уже несколько лет страдала недомоганием, которого никак не удавалось излечить местным врачам. Несмотря на все их старания, несмотря на заботы дочери, госпожа Торонталь, хотя ещё и держалась на ногах, всё же явно погибала. Была ли эта болезнь следствием какого-то душевного потрясения? Возможно, но никому ещё не удавалось этого выяснить. Только сам банкир мог бы ответить на вопрос: не утратила ли его жена вкус к жизни потому, что знала все его прошлое?

Как бы то ни было, именно недуг госпожи Торонталь, от которой уже почти совсем отступились местные врачи, показался банкиру вполне приличным предлогом, чтобы вновь встретиться с незнакомцем. Если попросить его приехать и осмотреть больную, — вряд ли он откажется, ведь это было бы бесчеловечно!

Итак, Силас Торонталь написал доктору письмо и отправил его с лакеем на борт «Саварены». «Мы были бы счастливы воспользоваться советом такого замечательного врача» — писал он. Он просил доктора Антекирта извинить, что причиняет ему беспокойство, нарушая обычное течение его столь уединённой жизни, и назначить день, когда доктор соблаговолит посетить их особняк на Страдоне.

На другой день доктор получил это письмо, посмотрел на подпись, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Он прочёл его до последней строки, ничем не выдав мыслей, вызванных этим посланием.

Что он ответит? Воспользуется он этим предложением, чтобы проникнуть в особняк Торонталя и завязать знакомство с семьёй банкира? Но войти в этот дом, даже в качестве врача, не значит ли явиться туда при обстоятельствах, которые ему отнюдь не желательны?

Доктор сразу же принял решение. Он ответил простой запиской, которая тут же была вручена лакею банкира. Записка состояла всего из нескольких слов:

«Доктор Антекирт сожалеет, что не может быть полезным госпоже Торонталь. В Европе он не практикует».

Вот и все.

Получив этот лаконичный ответ, банкир с досадой разорвал записку. Было слишком очевидно, что доктор не желает вступать с ним ни в какие отношения. Отказ был еле завуалирован, и это означало преднамеренность.

«Но если доктор в Европе не практикует, — размышлял он, — то почему же он не отказался посетить госпожу Батори?… Значит, он явился к ней не в качестве врача? Зачем же он в таком случае к ней приезжал? Что между ними общего?»

Неизвестность терзала Силаса Торонталя; присутствие доктора в Гравозе совершенно нарушило течение жизни банкира, и так должно было продолжаться до тех пор, пока «Саварена» не уйдёт в море. Но банкир ни слова не сказал о своей неудаче ни жене, ни дочери. Свои жгучие тревоги он предпочёл хранить при себе. В то же время наёмник его неослабно наблюдал за доктором и докладывал Торонталю обо всём, что Антекирт предпринимал как в Гравозе, так и в Рагузе.

На другой день произошло ещё событие, повергшее банкира в не меньшую тревогу.

Петер Батори вернулся из Зары крайне расстроенный. Ему не удалось прийти к соглашению относительно должности, которую ему предлагали, а именно, места директора металлургического завода в Герцеговине.

— Условия неприемлемы, — вот всё, что он сказал матери.

Госпожа Батори только посмотрела на сына, но не стала его расспрашивать, почему именно неприемлемы предложенные ему условия. Потом она передала Петеру письмо, полученное в его отсутствие.

Это было то самое письмо, в котором доктор Антекирт просил юношу прибыть на борт «Саварены» для переговоров по делу, которое может его заинтересовать.

Петер Батори протянул письмо матери. Предложение доктора ничуть её не удивило.

— Я ждала этого, — сказала она.

— Вы ждали этого предложения, матушка? — спросил юноша, крайне удивлённый её словами.

— Да, Петер… Доктор Антекирт был у меня во время твоего отсутствия.