Силас Торонталь находился в своём кабинете. Войдя к нему, Саркани тщательно затворил за собой дверь.

— Вы снова явились! — воскликнул банкир, едва завидел Саркани. — Что вам ещё надо? Я послал вам достаточно денег, а теперь убирайтесь из Триеста! Что бы вы ни говорили, что бы ни делали, вы больше не получите от меня ни гроша! Почему вы не уехали? Предупреждаю, я приму меры, чтобы избавиться от вас! Мне надоели ваши вымогательства! Чего вы от меня хотите?

Саркани очень хладнокровно встретил это нападение, к которому приготовился заранее. На этот раз у него был даже не такой наглый и вызывающий вид, как обычно, когда он бывал в доме банкира.

Он не только прекрасно владел собой, но держался с достоинством. Не дожидаясь приглашения сесть, он невозмутимо направился к стулу и, усевшись, стал ждать, когда бурный поток упрёков раздражённого банкира иссякнет.

— Ну, будете вы, наконец, говорить? — спросил Силас Торонталь; несколько раз пройдясь по комнате, он сел против Саркани, продолжая кипеть от гнева.

— Я ждал, когда вы успокоитесь, — хладнокровно ответил Саркани, — и могу ещё подождать, если угодно.

— Успокоился я или нет — не ваша забота! Последний раз спрашиваю, чего вам надо?

— Силас Торонталь, мне надо поговорить с вами, я хочу предложить вам одно дело.

— Не желаю я ни говорить с вами, ни иметь с вами никаких дел! У нас нет ничего общего, и я требую, чтоб вы покинули Триест сегодня — сейчас же! И больше сюда не возвращались!

— Я и собираюсь покинуть Триест, но не хочу уезжать, пока не рассчитаюсь с вами.

— Рассчитаться? Вы? Вернуть мне деньги?

— Да, вернуть свой долг с процентами и вдобавок разделить с вами прибыль, если…

Услышав это неожиданное предложение, Силас Торонталь только плечами пожал.

— Деньги, что я вам давал, давным-давно списаны в графу непредвиденных расходов! Теперь мы квиты, и я ничего с вас не требую, я выше таких мелочей!

— А если я не хочу оставаться вашим должником?

— А если я хочу остаться вашим кредитором?

Силас Торонталь и Саркани посмотрели друг другу прямо в глаза. Саркани пожал плечами и заметил:

— Все это фразы, пустые фразы! Повторяю, я пришёл предложить вам очень серьёзное дело.

— Не менее грязное, чем серьёзное, вероятно?

— Ну, вы не в первый раз воспользуетесь моими услугами для…

— Все это слова, пустые слова! — воскликнул банкир, передразнивая наглый ответ Саркани.

— Выслушайте меня, — сказал Саркани, — я буду краток.

— Вот это хорошо.

— Если то, что я предлагаю, вам не подойдёт, мы прекратим разговор и я исчезну.

— Отсюда или из Триеста?

— И отсюда и из Триеста.

— Завтра же?

— Сегодня вечером.

— Ну говорите!

— Дело вот в чём, — начал Саркани. — Но вы уверены, что нас никто не услышит? — добавил он, оглядываясь.

— Вы настаиваете, чтобы разговор остался между нами? — насмешливо спросил банкир.

— Да, Торонталь, ибо в наших руках может оказаться жизнь высокопоставленных людей!

— В ваших, может быть, но не в моих!

— Решайте сами! Я напал на след заговора. Какова его цель, я ещё не знаю. Но после ломбардской кампании, после катастрофы при Садове в стране очень много недовольных, готовых участвовать в заговоре против Австрии. И у меня есть основания думать, что готовится какое-то выступление, по-видимому, в пользу Венгрии, на котором мы можем здорово нажиться.

— Я не наживаюсь на заговорах… — насмешливо ответил Торонталь.

— А могли бы!

— Каким же это образом?

— Если донести!

— Что вы хотите сказать?

— Слушайте же!

И Саркани рассказал банкиру всё, что произошло на старом кладбище: как он случайно поймал почтового голубя и нашёл шифрованную записку, с которой снял копию, а затем разыскал дом, где жил тот, кому она предназначалась. Вот уже пять дней как они с Зироне следят за всем, что происходит если не в самом доме, то вокруг него. Каждый вечер в особняке собирается несколько человек, все одни и те же лица, и перед тем как войти, они опасливо озираются по сторонам. За это время сюда прилетало и вновь улетало на север много почтовых голубей. Двери дома охраняет старый слуга, который очень неохотно впускает посетителей и внимательно наблюдает за всеми, кто приближается к подъезду. Саркани и его товарищу пришлось прибегать ко всяким уловкам, чтобы не привлечь к себе внимания. Да и то они опасаются, что с некоторых пор у слуги появились какие-то подозрения.

Силас Торонталь слушал Саркани все с большим вниманием. Он спрашивал себя, чему можно верить в этом рассказе, так как знал, что его бывший маклер человек весьма ненадёжный, а главное, банкир не понимал, чем тот думает заинтересовать его в этой истории и какую хочет извлечь из неё выгоду?

Кончив свой рассказ, Саркани стал вновь уверять, что дело идёт о важном политическом заговоре против Австрии и что им было бы очень выгодно его раскрыть. Однако банкир, не отвечая, стал задавать ему вопросы.

— Где этот дом?

— На улице Акведотто, номер восемьдесят девять.

— Кому он принадлежит?

— Знатному венгерскому вельможе.

— Как его зовут?

— Граф Ладислав Затмар.

— А кто у него бывает?

— Чаще всего два человека, оба венгры.

— Кто такие?

— Триестский профессор по имени Иштван Батори.

— А второй?

— Граф Матиас Шандор!

При этом имени на лице Силаса Торонталя промелькнуло лёгкое удивление, не укрывшееся от Саркани. Этому пройдохе ничего не стоило узнать имена трёх названных им людей, проследив Батори до его дома на Корса-Стадионе, а графа Шандора до гостиницы Делорм.

— Видите, Торонталь, — закончил Саркани, — я не побоялся доверить вам их имена. Теперь вы убедились, что я не собираюсь водить вас за нос?

— Все это слишком туманно! — ответил банкир, которому хотелось узнать побольше, прежде чем брать на себя какие-либо обязательства.

— Туманно?

— Ну конечно! У вас нет никаких улик!

— А это что?

И Саркани передал Торонталю копию записки. Банкир стал разглядывать её с некоторым любопытством. Но зашифрованные слова, казалось, не имели никакого смысла, и вряд ли можно было придавать письму такое важное значение, какое приписывал ему Саркани. Банкира это дело могло интересовать лишь потому, что оно имело какое-то отношение к графу Шандору, клиенту, который очень его беспокоил, так как в любой момент мог потребовать возвращения сделанного им вклада.

— По-моему, чем дальше, тем это становится все непонятней! — заметил он.

— А по-моему, напротив, всё ясно, как день, — ответил Саркани, которого ничуть не смущало скептическое отношение банкира.

— Вы можете расшифровать записку?

— Нет, Торонталь, но со временем расшифрую.

— Каким же это образом?

— Мне уже приходилось участвовать в такого рода делах, как и во многих других, — ответил Саркани, — и в мои руки не раз попадали шифрованные записки. Изучив вот эту, я пришёл к выводу, что ключом ей служит не числовая таблица и не условный алфавит, где каждой букве придают новое значение. Нет! В этой записке буква «с» значит «с», а буква «н» значит «н», но они расположены в таком порядке, что их можно вновь расставить по местам только с помощью сетки.

Мы знаем, что Саркани не ошибался. Именно такую систему применяли заговорщики. Но поэтому-то их послания и невозможно было расшифровать.

— Пусть так, — заметил банкир, — не стану спорить, быть может вы и правы. Но, не имея сетки, записку невозможно прочесть.

— Несомненно.

— А где же вы достанете сетку?

— Этого я ещё не знаю, но будьте уверены — уж я сумею её достать!

— Вот как! Знаете, Саркани, на вашем месте я не стал бы возиться с этим делом!

— А я готов возиться сколько угодно!

— К чему? Я бы просто сообщил триестской полиции о своих подозрениях и передал ей эту записку.

— Я так и сделаю, Торонталь, но не хочу ограничиваться пустыми догадками, — ответил холодно Саркани. — Прежде чем говорить, мне надо иметь вещественные доказательства, неопровержимые улики! Я стану хозяином этого заговора, да! полным хозяином, и извлеку из него все выгоды, которые и предлагаю вам разделить со мной. Впрочем, кто знает! Возможно, нам будет выгодней стать на сторону заговорщиков, вместо того чтобы доносить на них!